Воет бездна под кормой...
Крепче, буря, парус белый
В час венчальный напряги,
Чтоб во славу воли смелой
Разомкнулись все круги!
Шумно, в беге бесконечном,
За волной встает волна...
Я один в их споре вечном -
И покой и тишина...
Без тревоги, без печали
Бродит в сердце новый хмель,
И светло мне снятся дали
Неизведанных земель...
NOLI TANGERE CIRCULOS MEOS[6]
Слышу, слышу гул нестройный!
Меркнет божья синева...
Стонут-воют беспокойно
Роковые жернова...
Шум борьбы глухой и тщетной,
Отложи свой горький зов,—
Дай дослушать в час рассветный
Вещий звон колоколов!
Пыль великая, земная,
Не взрывайся близ меня,—
Дай мне ярче, в утро мая,
Осениться светом дня...
Ропот грозный, стон полдневный,
Нескончаемый,— будь тих!
Не смущай тревогой гневной
Мира тайных снов моих!
Тише, тише, вихрь вечерний,—
Милосердие — лучу!
Я несу в обитель терний,
В дом свой, вербную свечу...
С.А. Полякову
Кончая день, в вечернем свете,
Гляжу все чаще на зарю
И, как мулла на минарете,
Молитву громкую творю...
Земной поклон стране восточной,
Ее безбрежности хвала,
Что в сумрак мира в час урочный
Живое солнце привела!
Хвала безоблачному югу
За синий полдень, трудный зной,
Что дал цветы земному лугу
И долгий свет борьбе земной...
Хвала, хвала безмерной дали
Великих западных миров
За щедрый дар живой печали
И тишь жемчужных вечеров...
Хвала и звездному простору
Пустынных северных полей,
Что дал тоскующему взору
Огни полуночи своей!
Кончая день, борьбу живую,
Объятый кроткой тишиной,
Я славлю Бога и целую
С земным поклоном прах земной...
В. С. Миролюбову
Чутко спят тополя... Онемели поля...
Раскрывается ночь бесконечная...
Звезд исполнен простор, в их лучистый убор
Наряжается бездна предвечная...
Пробуждается ум для таинственных дум...
Взор стремится в пространство безбрежное...
В тайный час тишины раскрываются сны
И смиряется сердце мятежное...
Чуток бдительный слух, и уносится дух
На бесшумных волнах Бесконечности...
В звездном вихре миров упадает покров
С молчаливого образа Вечности...
ДЫМНЫЕ ДАЛИ
Och fler och fler ga stjarnor fram[7].
Wi1helm Ekelund
Nu har jag lodat sorgen liksom lyckan, nu kan jag gе och ta[8].
Per Hallstrom
Все в смертной доле двойственно,
Случайностью живет,—
Лишь низости несвойственно
Сверкнуть лучом высот.
Нам в мире все возможности
Для подвига даны,—
Стезею осторожности
Влачиться мы должны!
Всем жаром нашей малости
Мы требуем любви,
Но губим все без жалости
И мечемся в крови.
Плывет наш день медлительно
В неведеньи конца,—
Лишь светлый сон недлительно
Баюкает сердца...
В мучительном томлении
Мы ищем полноты,
Но строим жизнь в дроблении
Усилья и мечты...
К. Бальмонту
Вырыты извилисто
Русла бытия,
Где стезею илистой
Мечется струя...
С плеском несмолкающим
Ветер слил свой свист...
Горе погибающим
Берег каменист!
Ввысь отвесно строится
Зданье темных скал,
Негде успокоиться,
Как бы ни устал!
Только вспыхнет сладостно
В пене яркий луч
Да вольется радостно
Чистый божий ключ,—
Только в ночь бездонную
Звезды с высоты
Бросят в бездну сонную
Искру красоты...
В колыбели илистой ¾
Светлая струя...
Сумрачны, извилисты
Русла бытия!
Валерию Брюсову
Мой тайный сад, мой тихий сад
Обвеян бурей, помнит град...
В нем знает каждый малый лист
Пустынных вихрей вой и свист...
Завет Садовника храня,
Его растил я свету дня...
В нем каждый злак— хвала весне,
И каждый корень — в глубине...
Его простор, где много роз,
Глухой оградой я обнес,—
Чтоб серый прах людских дорог
Проникнуть в храм его не мог!
В нем много-много пальм, агав,
Высоких лилий, малых трав,—
Что в вешний час, в его тени,
Цветут-живут, как я, одни...
Все — шелест, рост в моем саду,
Где я тружусь и где я жду —
Прихода сна, прихода тьмы
В глухом безмолвии зимы...
Жизнь кого не озадачит,
Кто, захваченный грозой,
Не вздохнет и не заплачет
Одинокою слезой!
Все мы радостно и бодро
Покидаем детский кров,
Верим в полдень, верим в ведро,
В тишь далеких вечеров...
Но с доверчивыми снами
Тень сплетается и — вдруг
Жребий, брошенный не нами,
Нас влечет в свой строгий круг...
Все мы сеем, вверив зною —
Божьей прихоти — свой хлеб,
И с молитвою немою
Точим серп, готовим цеп...
Безмятежен и просторен
Мир в весенней тишине...
Много Пахарь бросил зерен,
Много ль будет на гумне!
Все тот же холм... Все тот же замок с башней...
Кругом все тот же узкий кругозор...
Изгиб тропы мучительно-всегдашней...
Пустынный сон бестрепетных озер...
И свет и тень, без смены и движенья,
В час утра — здесь, в истомный полдень — там,
Все сковано в томительные звенья,
С тупой зевотой дремлет по местам...
Лесной ручей, скользя, дробясь о скалы,
Журчит докучно целый божий день...
Изведан в часе каждый вздох усталый,
Знакома в жизни каждая ступень!
И каждый день, свершив свой круг урочный,
Вверяет сердце долгой тишине,
Где только дрогнет колокол полночный
Да прокричит сова наедине...
И что ни ночь, в тоске однообразной —
Все та же боль медлительных часов,
Где только шорох, смутный и бессвязный,
Меняет глубь одних и тех же снов...
И скорбно каждый в сердце маловерном,
Следя за часом, жаждет перемен,
Но льется день в своем движеньи мерном,
Чтоб обнажить зубцы все тех же стен...
И вновь, тоскливо, с четкостью вчерашней,
Невдалеке, пустынный видит взор
Все тот же холм, все тот же замок с башней,
Один и тот же узкий кругозор...
Мы — туманные ступени
К светлым высям божьих гор,
Восходящие из тени
На ликующий простор...
От стремнины до стремнины —
На томительной черте —
Все мы гоним сон долинный,
В трудном рвеньи к высоте...
Но в дыму нависшей тучи
Меркнут выси, и блажен,
Кто свой шаг направил круче
По уступам серых стен...
Он не слышит смуты дольней,
Стона скованных в пыли,
Перед смелым все привольней
Глубь небес и ширь земли...
Дремлет каплей в океане
Мир немых и тщетных слез, —
Мудр, кто в тишь последней грани
Сердце алчное вознес!
Валерию Брюсову
Из храма гор, из сонной мглы лесной,
В отдельном беге каждый одинокий,
Струятся вдаль, вспоенные весной,
Немой земли немолчные потоки...
Все золото зари, весь изумруд
Холмов, весь мир светающего поля
Глядятся в них... Певуч их первый труд,
Светло-шумна их утренняя доля...
Поют валы в тени гранитных стен,
Пока их бег стремителен и силен,
Пока далек великий зимний плен
В безвестности порогов и извилин...
Но день идет, и скорбно в их простор
Теснится тень, как некий сон упорный
О мертвых безднах сумрачных озер,
Что горестно их ждут в свой омут черный...
И, глухо дрогнув, каждая волна
Стремится шумно к далям заповедным,
Туда, где все встречает тишина
Своим лобзаньем сладостным и бледным...
В нашем доме нет затишья...
Жутко в сумраке ночном,
Все тужит забота мышья,
Мир не весь окован сном.
Кто-то шарит, роет, гложет,
Бродит, крадется в тиши,
Отгоняет и тревожит
Сладкий, краткий мир души!
Чем-то стукнул ненароком,
Что-то грузно уронил...
В нашем доме одиноком
Бродят выходцы могил.
Всюду вздохи — всюду тени,
Шепот, топот, звон копыт...
Распахнулись окна в сени,
И неплотно вход закрыт...
Вражьей силе нет преграды...
Черным зевом дышит игла,
И колеблет свет лампады
Взмах незримого крыла...
Есть среди грез одиноких одна,
Больше всех на земле одинокая...
Есть среди стран заповедных страна,
Больше всех для стремленья далекая...
В радостный миг неземной полноты
Эта греза зарницею светится...
Счастлив, в чьей доле приход темноты
Этой ласкою звездной отметится...
В дальних путях по откосам земным
Все изгладится в сердце, забудется,
Только она, с постоянством живым,
Будто сон утоляющий чудится, —
Только она нас упорно ведет
Каменистой тропой бесконечности, —