И тут я задумался вот о чем. А главное, что делать, когда Косыгин подвесит меня за ребро? Откуда у меня такая информация? Тут на сны не сошлешься. Был в поселке Академиков на предмет дачи и разговорился с пожилым мужчиной? Да, такое может сработать. На все призывы познакомить с таким уникумом, отнекиваться — не запомнил, не узнаю… Пусть ищут до посинения. Но без меня. Хорошо, но мало. Еще бы показаться в Госбанке и Госплане. Благо пропуск-вездеход позволяет. Тогда моя легенда и вовсе становится железобетонной. Молодой парень, свежий, незашоренный взгляд…
Я еще раз перечитываю написанное. Для начала достаточно. Все вопросы махом решить не получится, экономические диспропорции все-равно будут вылезать. Госсектор будет дотировать частника, государство заливать госсектор деньгами… Большой задел с реформирование раздутого ВПК, но все это потом. Длинный путь начинается с первого шага. Главное, чтобы этот шаг в Кремле не побоялись сделать.
Здание Госкомспорта меня приятно поразило. Настоящий дворец. Мрамор, широкие лестницы, огромные люстры… Понятно, что к Олимпиаде, но ведь могут! Могут, когда хотят. Награждение тоже прошло на высшем уровне.
Нас всех собрали в актовом зале, рассадили на первых местах. Больше всех волновались дед с мамой. На вручении итальянской медали они не были, только все по моим рассказам узнали. Но стоило мне обмолвится о значке мастера спорта, как родственники тут же засобирались. Дед одел костюм с орденами, мама элегантное красное платье «от Шпильманов».
Сборники, разглядев такую красоту и представительность, подошли знакомиться. Присутствовали все 11 боксеров — от самого тяжелого Евгения Горсткова, до легковеса — Саши Бодни. Мне жали руку, хвалили, просили поделиться кассетами с песнями.
Несмотря на выходной, зал постепенно наполнился народом. Подтянулись наши массажисты, врачи… Киселев с Ретлуевым зашли вместе. Тренеры весело переговаривались, с удовольствием расцеловались с мамой, обнялись с дедом.
— Да ты еще больше вырос! — удивился Ильяс, разглядывая меня — Почему перестал тренироваться?
— А где? И с кем? — пожал плечами я
— Как где?? — вступил в разговор Киселев — Боксерский зал на стадионе Динамо. Вторник, четверг и воскресенье. Ты уже в сборной, пожалуйста, не пропускай тренировки! В мае Чемпионат Европы. Чтобы завтра был как штык — заеду, проверю.
— Бери с собой Алексея и вперед — хлопает меня по плечу Ретлуев — К новым медалям. Возможно, и я переберусь в Москву. Вон, тренерский штаб зовет, да.
Ильяс кивнул на Киселева.
— Ильяс Муталимович — я отвожу в сторону майора — Если нужно замолвить словечко перед Щелоковым или Чурбановым…
— Ха-ха, молодец какой! — улыбается Ретлуев — Сам справлюсь, да. Без блата.
Гордый какой… Мы немного пообсуждали поездку в Нью-Йорк, уровень американских боксеров. После чего в президиуме появился Павлов с какими-то чиновниками. Началось торжественное заседание Комитета по спорту и физкультуре. К трибуне вышел Киселев, отчитался о поездке в Штаты. Результат был налицо, тренеру активно аплодировали. За Киселевым выступил Павлов. В его речи было больше воды, но и больше планов на будущее. Укреплять сборную молодежью (реверанс в мой адрес), активно готовиться к Чемпионату Европы и Олимпиаде.
Наконец, перешли к награждениям. Первым вызывали на сцену Ретлуева. Ему вручили коробочку с электронными часами и красное удостоверение заслуженного тренера СССР. Номером два был я. «Молодой, перспективный ученик Ильяса Муталимовича, победитель Золотой перчатки, многим известный на музыкальной ниве». Я получил значок мастера спорта международного класса, грамоту, вымпел и комплект фирменной боксерской формы. Красная майка и трусы, перчатки, сумка. Все с символикой СССР.
После торжественной части, мы перешли в отдельный зал, где были накрыты столы. Проголодавшиеся ребята тут же бросились накладывать на тарелки, а меня выловил журналист Советского спорта. Худощавый с проседью мужчина, представившийся Анатолием, начал расспрашивать об Америке. В первую очередь его интересовала моя оценка организации турнира, судейства. Коснулись мы и провокации, которую устроили американцы на взвешивании. Анатолий все подробно записал и даже щелкнул меня на фотоаппарат. Отдельно сфотографировал деда и маму. Сомневаюсь, что они войдут в репортаж, но всем было очень приятно.
Глава 4
В знаменитой повести братьев Стругацкий «Понедельник начинается в субботу», главный герой приезжает в выходные на работу и обнаруживает, что в Институте чародейства и волшебства — пик трудового энтузиазма. Тоже самое случилось и со мной. В воскресенье, по дороге на тренировку, я заглядываю на Селезневскую. А там… в студии репетируют музыканты. Вот не отдыхается людям! Вот хлебом их не корми — дай только поработать…
Вхожу в репетиционный зал и обвожу взглядом главных трудоголиков. Вместе с ребятами — музыкантами работает еще и Альдона. Сейчас она в наушниках, поет, прикрыв глаза, и поэтому не видит, как я вошел. Кивком здороваюсь с сотрудниками и плюхаюсь на свободный стул. Репетируют «Здравствуй, мир!». Демоверсия в ЦК сдана, но впереди запись в Останкино и расслабляться действительно не стоит. Песня эмоциональная, радостная, а у нашей Снежной Королевы с проявлением эмоций сложновато. Вот и сейчас, Альдона старательно выводит припев, но прорезавшийся акцент с головой выдает ее неуверенность в себе. Наконец, она допевает финальную строчку, открывает глаза и видит улыбающегося меня. Смущенно хмыкнув, снимает наушники.
— При-иве-ет…! Каки-ими судьбами?
— Да вот, заехал посмотреть, кому тут в воскресенье не отдыхается?
Фыркает недоверчиво, но в глазах радость. Мое появление неожиданно для нее, но приятно.
— Пойдемте, чайку что ли попьем, а то я проголодался!
Перемещаемся все в столовую, Алька ставит чайник и начинает накрывать на стол. Готовой еды в холодильниках нет, но на хлеб там всегда есть что положить. Запас колбасы, сыра и сливочного масла пополняется регулярно, да и печеньки с пряниками и конфетами здесь не переводятся — женщины постоянно приносят на работу что-нибудь из сладкого.
К нам присоединяются Роберт и Коля Завдский.
— Мы тут еще несколько часов поработаем — наш барабанщик наливает всем нам чая — А потом вечером на концерт.
— Какой концерт, кто выступает? — вежливо интересуюсь я, сооружая сложносочиненный бутерброд.
Коля прихлебывая чай, выдает
— Да, группа одна из Питера приехала… «Аквариум» называется — слышал?
— Слышал, конечно. Гребенщиков?
— Ну, да… я дружу с Севкой Гаккелем, повидаться с ним хотел, послушать, что у них нового…
Никогда я не был поклонником «Аквариума», но на молодого Гребенщикова взглянул бы, интересно все-таки какой он сейчас… Может, напроситься?
— А меня с собой возьмешь?
— Почему нет? Поехали…
— …А мне можно с ва-ами?
Мы удивленно переглядываемся и одновременно оборачиваемся на Альдону. Но она, кажется, не шутит.
— Альдон, эта группа, она… такая специфичная, на любителя словом.
— Мне тоже интерее-есно…
— Хорошо, мы тебя с собой возьмем.
И почему мне кажется, что ей по барабану и концерт, и сама группа…? И вряд ли ей это «интерее-есно». По-моему это просто желание провести со мной вечер и побыть рядом. Ну, так я же и не против совсем. У этого спонтанного культпохода может потом нарисоваться очень даже интересное продолжение… Я задумчиво смотрю на Альку, блузка расстегнута на две пуговки, виден кусочек белого бюстгальтера облегающего высокую грудь. Вот же… еще одна провокаторша на мою голову…
Первая тренировка после возвращения из США проходит скомкано. Лехи нет (бережет руку), боксеры вокруг все незнакомые. Вниманием я, конечно, не обделен, но после часа упражнений, быстро свертываюсь и бегу в душ. Из кабинета тренера, который оккупировал Киселев, заполняющий какие-то документы, вызываю «Волгу» из гаража МВД.
Спустя сорок пять минут я уже мчусь в Сокольники. Концерт «Аквариума» будет сегодня проходить в очень интересном месте — ДК им. Русакова на Стромынке — признанном шедевре эпохи конструктивизма. В моем времени здесь давно уже царствует Виктюк, проведена отличная реставрация и творение гениального Мельникова признанно памятником советской архитектуры и наследием ЮНЕСКО. Сейчас же, в 79-м году на авангардное здание в виде огромной шестеренки больно смотреть. Даже в сумерках заметна облупившаяся краска на фасаде, старые оконные проемы с треснутыми стеклами, и какой-то общий обшарпанный вид здания. На входе стоит толпа молодежи, жаждущая попасть вовнутрь. Ни афиш, ни даже объявлений на дверях.
Мы встречаемся с Колей и Альдоной подальше от толпы. Альдона сегодня одета «по-простому»: узкие темные джинсы заправлены в высокие казаки, купленные в Америке, короткая куртка из дубленой овчины и длинный вязаный шарф ярко алого цвета. Со светлыми волосами — убойное сочетание!
Толпа нас узнает с опозданием. Мы быстро протискиваемся ко входу, Завадский приветливо кивает патлатым парням у дверей и только тогда вокруг начинаются выкрики «Это же Селезнев!».
Внутри здания тускло горит несколько светильников, интерьер разглядеть в их свете невозможно, к тому же мы сразу спускаемся по довольно крутой лестнице в нижний зал и уже там осматриваемся.
Зал средних размеров, кресла со старой потертой обшивкой, сцена с белым экраном на задней стене — все, как в обычном доме культуре. На всем здесь налет времени и ветхости, лучшие годы этого здания давно позади. Места в зале публика занимает произвольно, билеты сданы на входе, и самые шустрые зрители уже плотно оккупировали ближние к сцене ряды. Завадский успокаивает нас — в этом зале лучше сидеть подальше от сцены, а то оглохнешь рядом с колонками. Находит подходящие места в перекрытом секторе «для своих», усаживает нас, а сам отправляется за сцену к друзьям. Мы расстегиваем верхнюю одежду, но не раздеваемся. Похоже, тут так принято. Зал на глазах заполняетс