одной из продавщиц. В обычном ГУМе, спрятавшись за шарф и отстояв очередь, покупаю пишущую машинку, стопку конвертов разных размеров, а также марки. В несколько заходов переношу все в «Волгу». Водитель совершенно не интересует моими покупками — напряженно слушает радио Маяк, на котором рассказывают про Новый курс.
Заехав домой за ацетоном и ступкой, что уже успел доставить «мамонт», тащу все на себе в гараж. После чего начинается долгий процесс приготовления яда. Рицин не убивает через кожу, так что защищаюсь обычными хозяйственными перчатками и старым респиратором, который остался от лакокрасочных работ предыдущих хозяев. Постоянно справляюсь с айфоном — правильно ли все делаю. Последовательность действий вполне понятна, больше всего времени занимает высушивания смеси. Чувствую себя настоящим «варщиком» из сериала «Во все тяжкие». Эдакий мистер Уайт советского разлива. Только если Уайт варил мет (не путать с мёдом), то я делаю один из самых опасных ядов, который в шесть раз мощнее цианистого калия.
Закончив первый этап, я аккуратно поднимаюсь с листом смеси на маленький чердачок нашего гаража и оставляю высушиваться до завтра. Закрываю люк, убираю лесенку в подпол. Надеюсь, Леха сегодня не захочет вдруг смазывать «тт», а если и захочет, то не полезет на чердак. Сам же тщательно мою пол, посуду, колбы, упаковываю реактивы в сумку, отношу ее домой. Еще раз вызываю «Волгу», еду в Кремль.
Уже почти 6 вечера, но в здании Совмина царит суета. Люди с деловыми лицами быстро перемещаются по коридорам, но все, что странно, стараются подойти ко мне и поздороваться. Захожу в свой кабинет, падаю в кресло. Руки дрожат, но переживать особо некогда. Вставляю в пишущую машинку чистый лист, печатаю план мероприятий по Монике. Встреча в аэропорту, потом поездка по Москве. А что если не поездка, а полет? Отлично, надо выпросить у Романова вертолет. Записываю. Показываем Олимпийские объекты, Кремль сверху (договориться о разрешении — над Кремлем летать нельзя). Потом гостиница Россия. Там наверняка журналисты захотят устроить мне допрос. Значит, нужна пресс-конференция. Чтобы еще придумать? Масленица! Русская экзотика где-нибудь в Суздале. Отлично, заношу и это в документ. Встреча с Романовым. Это самом собой. Обязательно Большой театр. Потом идет запись с Моникой «Две Звезды» в студии и сам концерт. Отдельно помечаю, что необходимо получить официальное разрешение у ее отца. Американцы — нация сутяжников. Еще прицепятся потом. Обязательно использовать нашу передвижную видеостудию. Пусть операторы снимают каждый шаг. По итогам визита — сделаем пропагандистский фильм. Пожалуй, все.
Вынимаю лист из пишущей машинки, кладу в папку, поднимаюсь на 4-й этаж. Прохожу пост охраны, попадаю в «предбанник» к секретарю. Тут, что удивительно, пусто. Молодой парень машет руками:
— Григорий Васильевич уезжает, приема нет
— Куда? — растеряно спрашиваю я
— На открытие первой советской биржи! — напыщенно произнесет секретарь
У меня глаза на лоб лезут. А тут из дверей выходит и сам Генсек.
— О, на ловца и зверь бежит. Я убегаю, пошли со мной — по дороге переговорим
Романов выходит в коридор, к нему тут же пристраиваются охранники, офицеры связи… Я, даже не успев поздороваться, плетусь следом.
— Шире шаг, Селезнев — подбадривает меня Генеральный — Что у тебя там в руках?
— Добрый вечер, Григорий Васильевич. Вот зашел передать служебку по Монике. План так сказать действий. А вы оказывается, на биржу едете!
Я по-прежнему офигиваю от этого слова. Биржа! В СССР! Мы проходим коридор и запихиваемся в лифт. Охранник из 9-ки нажимает кнопку 1-го этажа.
— Да какая там биржа… Одна пропаганда — морщится Романов — Освободили этаж на Ильинке, поставили ЭВМ и собрали иностранных журналистов. Ничего еще не работает и еще полгода минимум работать не будет.
— Но как? И зачем? — поражаюсь я — Плановая экономика же
— А Новый курс? — поднимает брови Генсек — Откуда твой частник возьмет фонды?
Романов почти слово в слово повторяет аргументы деда.
— Решили разрешить госпредприятиям сверхплановую продукцию реализовывать через специальные централизованные биржи по коммерческим ценам — мы выходим из лифта, к Генеральному подскакивает помощник, подает пальто — Отдел пропаганды ЦК быстро подсуетился…
— Так пусть Гришин открывает! Зачем вас дергать?
— Незачем ему — хмурится Романов — Давай свою служебку.
Мы стоим в холле перед выходом, кортеж уже подан, все ждут. Ничего, потерпят. Романов быстро читает документ.
— Молодец, хороший план — Генсек хлопает меня по плечу — Растешь!
— Попросите Дмитрия Федоровича дать вертолет
— Зачем беспокоить Устинова? — удивляется Романов — В правительственном авиаотряде есть Ми 6. Набери Симоняну, скажи я распорядился. По Кремлю — это к пвошникам, я позвоню, когда вернусь. Что еще? Суздальский горком и пресс-конференция — это тебе к Тяжельникову.
Ага, тот самый отдел пропаганды и агитации. Романов достает ручку, кладет служебку на папку, расписывается.
— Не забудь зарегистрировать документ в секретариате — говорит Генеральный надевая пальто и тихонько спрашивает — Снов не было?
— Был — так же тихо отвечаю я — Один, важный
— Завтра заглядывай, обсудим.
— Завтра не получится — вздыхаю я — Он еще «не проявился» полностью.
— Тогда как «проявится» — сразу ко мне. Ракетой — Генсек серьезен и даже жесток
Романов уезжает, а я возвращаюсь к себе в кабинет. Мой рабочий день еще не закончился. Сначала по «вертушке» звоню Лапину. Тот все также любезен со мной и я легко договариваюсь насчет Моники. Председатель государственного комитета по радио и телевещанию только рад чернокожей американке на концерте. Ведь это поднимает интерес к нашему вещанию среди соседних стран. Даже благодарит меня за идею. Под это дело пропихиваю Катю «Мадам Брошкину» Семенову в ближайшую передачу «Вокруг смеха» и прошу в «аренду» видеооператоров. Следующий звонок в авиаотряд. Еще один — коменданту Кремля, потом директору гостиницы Россия насчет размещения американцев. Везде ссылаюсь на распоряжение Романова, обещаю прислать копию служебки. Тяжельникова я не застаю на месте (наверняка также помчался на «биржу»), решаю созвониться с ним завтра.
Перевожу дух, пора ужинать. Благо в Совминовсой столовой кормят просто отлично. На выходе из кабинета, в коридоре, лицом к лицу сталкиваюсь с… Горбачевым! Упитанное лицо, очки, узнаваемое пятно на плешивой голове. Челюсть медленно едет вниз. Ну здравствуйте, Михаил Сергеевич!
Горбачев мне благожелательно улыбается, что-то спрашивает. А я лишь растерянно моргаю, пытаясь сообразить, что он тут делает. Неужели Брежнев перед инсультом успел перевести его в Москву? И теперь он курирует в ЦК сельское хозяйство? Или просто заехал по делам области? Горбачев ждет, потом пожимает плечами, собирается уйти.
— Простите, задумался — я протягиваю руку — Иногда накатывает
— Творческий народ такой, да — смеется Горби, пожимая ладонь. Рука у него мягкая, потная — Михаил Сергеевич. Работаю в ЦК
Представляюсь в ответ.
— Знаем, знаем — со своим типичным южным говорком отвечает мне Горбачев — Увидел в коридоре, вспомнил, как Раиса Максимовна, жена моя, спрашивала про твои песни. Подпишешь пластинку?
— Так нет еще диска, не вышел!
— Даа, плохо у нас работает «Мелодия». Ты же уже звезда мирового масштаба! — лесть так и льется из «генсека» — А пластинки нет. Непорядок. Давай я позвоню по «вертушке» директору «Мелодии», ускорим процесс.
Вот так людей и делают должниками. Быстр, Сергеич, ловок. Ничего не скажешь. Понятно теперь, как он в Генсеки пролез. Чем все кончилось мы тоже помним:
По талонам — горькое
По талонам — сладкое.
До чего ж ты нас довёл,
Человек с заплаткою!
Я вежливо благодарю, отказываюсь. «УглУбить консенсус» не получилось. «Процесс НЕ пошел». Разочарованный Горби уходит.
На следующий день я вновь не еду на работу. Лишь звоню в студию — узнаю новости. Коллектив работает слаженно, все готовятся праздничному концерту, особых проблем нет. Раз проблем нет, теперь я могу заняться финальной стадией подготовки к операции «Бездна». Возвращаюсь в гараж, заливаю новую партию смеси ацетоном, достаю с чердачка листы бумаги. Белые кристаллы уже образовались, яд готов. Руки дрожат, я чувствую, что под респиратором не хватает кислорода.
Вчера вечером я залез в айфон и составил список советских серийных убийц и маньяков. Получилось 45 человек. Начинался список с Асратяна — знаменитого «режиссера», насильника и отравителя, заканчивался душегубом Чекатило. Я отбирал только тех, кто был осужден советским судом и чей адрес смог найти в биографиях или материалах дел, которые какой-то доброхот сумел отсканировать и выложить в интернете на специальном сайте. Второй список был посвящен предателям. Гордиевский, Поляков, Толкачев и еще пятнадцать человек. Увы, этот перечень пришлось значительно сократить, так как старые адреса сотрудников КГБ и ГРУ были все еще секретом, кое-кто был в командировках в посольствах. В итоге осталось семеро. И даже из этих семерых я двух «амнистировал» — гуманный советский суд приговорил их к тюремному заключению. Итого, «чертова» полудюжина.
Сначала я думал сдать эту «полудюжину» Романову. Приснился сон, все дела… Но потом поразмыслил и понял, что после такого «сна», с фамилиями и всеми выходными данными — я точно окажусь в комнате с мягкими стенами. И так Генсек поглядывает на меня… странно. По вьетнамо-китайской войне он меня явно проверяет, «сон» про Сахарова остался без последствий из-за незначительности событий. Иран так и вовсе был до него — с Брежневым и Косыгиным. Но 50 маньяков и предателей… Это за гранью любой эзотерики. Не внезапный дар, а просто промышленные масштабы предсказаний. И это конкретика, которая доступна только информированному человеку из будущего. И даже если оставить эти соображения, то аресты, суды «чертовой полудюжины» взорвет общественное мнение в СССР. Как ты не скрывай и какую цензуру не вводи — «голоса» все сообщат. Анонимные письма тоже не вариант — за мной начнет охотиться КГБ, а скорее всего и западные спецслужбы (тайну такого масштаба не скрыть). И обязательно поймают. Любитель долго не играет против профессионалов, организованных в систему.