— Тетя Галя, а я к вам опять с просьбой…
— Витюшь, Пугачевой и так занимаются. Юра распорядился вызвать ее на допрос. Но просил пока на людях не обсуждать историю.
— Да, я не об этом… Столько работы навалилось, что я просто зашиваюсь, а мой Григорий Давыдович сейчас в ЦКБ, а потом в санаторий отправится. У меня рук на все не хватает
— И чем я могу помочь?
— Советом хорошим. Вы, наверное, слышали, что завтра прилетает девочка из Америки, которая стала Послом Мира — Моника Картер. У нас встреча с Григорием Васильевичем назначена, а потом запланирована экскурсия по Кремлю. Вот эта экскурсия меня и беспокоит…
— А что не так?
— Ну…она ведь рассчитана на взрослого туриста, а не на ребенка. Вот скажите, неужели 12-летней Монике будет интересен Алмазный Фонд? На фига ей эти бриллианты и самородки?! А храмы? Нет, они конечно красивые, кто бы спорил, но… Короче, я хочу немного сократить эту программу, оставив для Моники самое-самое интересное. Поможете?
Я жалобно заглядываю в глаза Галины Леонидовны. Ну! Соглашайся же быстрее… пора уже выбираться из той раковины, в которую ты сама себя заточила. Не выберешься сейчас — дальше будет только хуже, все это хорошо известно мне по твоей прошлой жизни… И Галина Леонидовна не выдерживает моего напора. Смеясь, ворошит мне волосы на макушке и соглашается
— Ладно, помогу… Прямо завтра с утра этим и займусь. Подберу вам хорошего экскурсовода, который учтет возраст Моники.
— А сами не хотите к нам присоединиться?
На ее лицо набегает тень
— Да, я…не форме как видишь…
— Вы прекрасно выглядите! А что вид у вас немного усталый, так ведь это и понятно — целый день в больнице проводите рядом с Леонидом Ильичом. Сделайте завтра небольшой перерыв, отдохните немного. И на обеде присоединяйтесь к нам, я хочу Монику в Прагу отвести. А если не хотите обедать с нами, давайте тогда вместе в Большой театр вечером сходим. Вот вы когда там в последний раз были?
Брежнева задумывается… А я не теряя времени, разворачиваюсь к Чурбанову, который внимательно прислушивается к нашему разговору.
— Юрий Михайлович, ну поддержите же вы меня! Давайте все вместе завтра в театр сходим, а? И Светлана Владимировна с Николаем Анисимовичем нам могут компанию составить! В Большой, на… кстати, что там дают в воскресенье?
— Балет, кажется — Галина Леонидовна встает, подходит к окну — Для девочки, конечно, желательно что-нибудь сказочное, чтобы ей сюжет был понятен… Ладно, и правда, пойдемте театр!
Ур-р-раа! Лед сломан. Я еще не успеваю уйти, как Брежнева уже берет трубку телефона. Улыбается. Муж тоже доволен. Чем черт не шутит, может все у них еще образуется…
Глава 8
«Социализм — это строй цивилизованных кооператоров. В.И. Ленин». Я стою, переминаясь, у выхода зала прилета международных рейсов Шереметьево и разглядываю свежий лозунг, который крепят рабочие на стене. Растяжка сделана красиво. Фраза Ленина продублирована на английском. Позади меня стоит Леха и два бородатых видеооператора, что одолжил Лапин студии в «аренду». Они уже включили камеры и ловят объективом выход.
— …Витья…!!!
Громкий детский крик заставляет меня вглядеться в лица прилетевших, и через секунду я вижу, как на меня летит маленький ураган по имени Моника Картер.
— Витья, Витья… я так рада видеть тебя!
Радушно распахиваю объятья девочке, и она с радостным визгом повисает на моей шее. Моника одета в теплую шубку с белой опушкой на капюшоне и красную меховую шапку с помпоном. Подготовилась к холодной России. Я начинаю кружить ее, краем глаза замечая яркие вспышки фотоаппаратов. Господи…, и эти стервятники тут как тут! Похоже, семейство Картеров в поездке сопровождает целый отряд американских репортеров, да и телевизионщики тоже здесь, судя по паре камер. Пропагандистская битва началась.
Отпускаю Монику и, подхватив ее рюкзачок, шагаю навстречу Картеру. Тот тоже в долгополой шубе и на негре это смотрится смешно.
— Как поживаете, мистер Картер…?!
— Отлично, Виктор! Далеко же ты забрался…! И обращайся ко мне по имени, а то мне неудобно как-то…
— Хорошо, Пончо! Ну, пойдемте, нас ждут…
Репортеры забегают вперед, стараясь сделать выигрышные кадры с нами на выходе из аэропорта, но у меня для них большой сюрприз — вместо стоянки мы с Картерами отправляемся на летное поле, где нас ждет вертолет МИ-8, выделенный Симоняном. Перед вертолетом расстелена красная дорожка, и дорогих гостей встречает экипаж в парадной форме — правительственный авиаотряд как-никак. Но мест в вертолете гораздо меньше, чем желающих. В первую очередь беру своих операторов, потом случайным образом отбираю нескольких американских журналистов. Остальным вежливо предлагаю проследовать в интуристовский автобус, который отвезет их в гостиницу «Россия». Ставлю всех в известность, что в 16.00 в конференц-зале гостиницы состоится наша с Моникой первая совместная пресс-конференция. Те, кому не повезло попасть в число избранных, завистливо вздыхают вслед своим более удачливым коллегам, но послушно следуют к автобусу.
В вертолете мы располагаемся довольно плотно, и я сразу прошу всех надеть наушники. Если уж и проводить такую роскошную экскурсию, то все нужно делать по высшему разряду. Зря я, что ли все утро готовился?! Мы взлетаем и прежде, чем направиться в сторону Москвы, делаем небольшой крюк в сторону нового терминала. Земля внизу припорошена снегом, выпавшим прошлой ночью, и с высоты на белом фоне грандиозная стройка Шереметьево-2 выглядит очень впечатляюще. Восторженное цоканье языков — и репортеры дружно спешат сделать уникальные кадры. Ну да, вряд ли им представилась такая редкая возможность, если бы я заранее не согласовал этот полет со всеми спецслужбами. А теперь, господа-товарищи, летим в Москву…
Полет над столицей оставил незабываемые впечатления у американских гостей. Наш маршрут хорошо продуман: пройдя над МКАДом, мы сначала любуемся Останкинской телебашней и гостиницей «Космос», практически готовой к открытию. Затем отправляемся в Лужники. Внизу проплывают четкие кварталы жилых домов и многоэтажные здания новостроек, прямые трассы, пресекающие город, и громады сталинских высоток с острыми шпилями, устремленными ввысь. С высоты птичьего полета столица выглядит огромным современным мегаполисом, и американцы искренне восхищены увиденным. Вот только попробуйте, не оправдать оказанного вам доверия и не отправить в свои газеты восторженных репортажей!
Наконец, облетев по дуге Кремль и Красную площадь, мы торжественно приземляемся рядом с «Россией». Американские журналисты, хорошо наслышанные о строгих ограничениях на полеты над Москвой, теряют дар речи от такого эффектного завершения нашего воздушного вояжа. Дружной толпой иностранцы направляются на заселение, а я, минуя лобби, веду семейство Картеров в выделенные им апартаменты. Восторгам Моники нет конца, она с детской непосредственностью сообщает мне, что попала в сказку. А вот Пончо немного растерян. Он, конечно, ожидал в СССР теплого приема, но действительность превзошла все его ожидания. Если кураторы из Госдепа хотели запугать доверчивого чернокожего боксера унылой советской действительностью и всякими ужасами типа медведей на улицах, то они жестоко просчитались…
Вдруг хлопнув себя по лбу, Моника смеется и достает из отцовской сумки большой плоский пакет, который передал мне Майкл Гор. Благодарю ее и предупреждаю Картеров, что зайду за ними ровно через полчаса — скоро нам уже отправляться на пресс-конференцию. Оставив их одних, идем с Лехой в ближайший бар выпить кофе…
Устроившись за столиком у окна, с нетерпением распечатываем пакет — в нем лежит письмо и два сигнальных экземпляра «сорокопятки» — тридцатисантиметровых виниловых сингла. У меня захватывает дух… Один с песней «We are the World» причем в двух вариантах — студийном и концертном. На втором диске записаны сразу две наши новые композиции — «Ten O'Clock Postman» и «I just call to say».
— Ух ты! — выдыхает «мамонт» — Наши первые пластинки!
Коростылев в восторге стучит меня по плечу. Я тоже весь в эйфории. Прорвались! Доказали!
— Сейчас сбегаю за шампанским! — Леха подрывается вскочить, но я его торможу
— Ты же за рулем! Я бы сейчас не отказался от бокала, но впереди пресс-конференция. Отметим вечером
Разглядываем пластинки. У обоих синглов шикарные стильные конверты. На одном — общая студийная фотография мировых звезд, принявших участие в записи «We are the World», а на втором… Сразу видно, что над ним поработал опытный художник. На фоне огромной рубиновой звезды наши со звездочками лица и стильный логотип «Red stars» — коротко и емко…
— А где остальные песни? — удивляется «мамонт»
— Это, Леш, 12-дюймовый формат под названием «макси-сингл» — я быстро читаю сопроводительное письмо Гора — Он сейчас на Западе считается самым качественным. Обеспечивает наиболее качественное звучание и оттого наиболее востребован. В первую очередь на радиостанциях. Для таких синглов даже есть специальный раздел в «Биллборде», который называется «горячая сотня». Любому успешному диску, претендующему на звание «золотого» и уж тем более «платинового», в обязательном порядке предшествует выпуск синглов с самыми ударными хитами. Гор и Вэбер посчитали, что «Ten O'Clock Postman» и «I just call to say» станут нашими «ледоколами», которые надо пустить вперед.
Пересказываю «мамонту» ту часть письма, где продюсеры объясняют систему ротации. Сначала радиостанции, попадание в чарты, охват дискотек и телевидения. Дальше владельцы музыкальных магазинов, уже заработавшие на «макси-синглах», выстраиваются в очередь перед дверями Атлантик Рекордс и получают, наконец, диск-гигант со всеми песнями. Финансовую сторону письма, я благоразумно опускаю. Над ней надо еще поразмыслить и сделать несколько звонков в США. Обычный диск стоит в Штатах около 10 долларов. «Макси-синглы» планируется продавать за $5.50 И тут есть вопросы. Блин, как же мне не хватает спутникового телефона! Надо тащиться в специальную секцию Центрального Телеграфа, заказывать звонок, продумывать тщательно разговор — ведь тебя пишут и расшифровка ляжет на стол Цвигуна. А если вспомнить, что МВД на продаже пластинки получает всего 200 тысяч долларов — смешную сумму по сравнению с той, что уже получил и еще получу я, то финансовые вопросы обсудить не получится. Иначе Цвигун легко сольет меня Щелокову. Вбить такой клин между министром и Селезневым — это же просто песня! Тихо скриплю зубами. Радостный «мамонт» совершенно не понимает, отчего я сижу такой кислый.