должаете штурм космоса, который начался с полета Юрия Гагарина. Ваши корабли давно уже бороздят Галактику, и даже обнаружили представителей других, иноземных цивилизаций. И все это возможно только, когда победит дело Маркса-Ленина. Счастья вам, дорогие товарищи потомки! С коммунистическим приветом из 1979-го года!»
Бурные аплодисменты. Одноклассники кричат «ура!».
— Уважаемые товарищи — начинаю я свое выступление — Я горжусь тем, что наша комсомольская организация именно мне доверила закладку капсулы. И я сейчас вижу, как эту капсулу достают в столетие Октябрьской революции — главного события в истории человечества. Именно в октябре 17-го года наши великие предки заложили основу будущего коммунистического общества, которое, я верю в это! в 2017-м году будет повсеместно распространено на Земле. Народы Африки, обоих Америк, Азии, Австралии, Европы увидят как можно жить без эксплуатации человека человеком, без капиталистических паразитов и сами, мирно, встанут на путь социализма, а потом уже и коммунизма. И я рад, что первый шаг в это будущее мы делаем здесь и сейчас. Спасибо.
Хлопали мне не меньше чем после прочтения послания потомкам. Которые не «увидят», не «встанут» и вообще сольют все достижения СССР. Капсулу залили цементом и я уже было собрался уходить, как ко мне подошел тот самый бородач с телевидения.
— Хорошо сказано, Виктор! Меня зовут Андрей Николаевич — представился мужчина — Я работаю редактором в Центральной дирекции и хотел взять у тебя интервью. Знаю, что Лапин к тебе очень хорошо относится, а нашим зрителям было бы интересно узнать, как ты выступил в Нью-Йорке, твои впечатления от Соединенных Штатов. Ведь впервые в истории советский певец поднялся на высшие ступеньки всех западных чартов.
— А в какой программе выйдет интервью? — интересуюсь я
— Возможно, что кусок пустят в программе Время, а полностью в Международной панораме. Особенно, если ты расскажешь о негритянских погромах в Гарлеме.
— Почему бы и нет? Согласуйте с МВД и приезжайте в нашу студию на Селезневской.
— Договорились!
Мы попрощались и я попал в руки одноклассников. Больше всех усердствовала комсорг. Девушка просто не отходила от меня. Выбила обещание рассказать об ужасах Нью-Йорка на комсомольском собрании, написать для школы песню. И конечно, все просили пластинку или магнитоальбом Красных Звезд. Еле смог вырваться, отговорившись, что меня ждут учителя, а пластинка только должна выйти. Преподаватели и правда ждали. Готовиться мне особо времени не было (пролистал несколько учебников в самолете) — здорово выручала общая эрудиция, особенно по гуманитарным предметам. Забрав задания и поделившись своими американскими приключениями (в урезанном варианте, конечно), я наконец, отправился на работу.
Три недели я не был в студии. Она за это время успела «осиротеть» — арестовали Клаймича. В здании прошли обыски. КГБ изъял часть аппаратуры, которая была под продажу. И конечно, моральный дух сотрудников был подорван. Так что подходя к студии, я волновался. Но как оказалось, волновался зря. У входа толпились люди. Причем весьма хорошо одетые. Разноцветные «аляски», фирменные джинсы… Я повыше поднял шарф, натянул пониже свою лисью шапку и постучал по плечу крайнего мужчину.
— А что тут за очередь?
— Это студия Селезнева — обернулся ко мне приплясывающий мужичок невнятной национальности — Прошел слух, что он вернулся из Нью-Йорка. И уже даже на квартирнике врезал коммунякам. Песню новую написал — Мы хотим перемен.
Я посмотрел на «плясуна». Широкие скулы, располагающая улыбка, оттопыренные уши.
— И что?
— Как что? Ты представляешь, какая у него рука наверху, если за такую антисоветчину не взяли? Говорят, он внук Брежнева!
— Да ладно!
— Точно тебе говорю. Его песни сейчас — самая правильная тема. Если удастся прорваться — упаду в ноги, попрошу хотя бы одну. Две — вообще шикарно. Мы такой чес по казахам дадим…
— Казахам?
— Ага, я руковожу группой Фрактал. Работаем при Алма-Атинской филармонии.
— А зовут тебя как?
— Гари Алибабасов
Я чуть не расхохотался. Сначала Цой, теперь Алибабасов. Мне прямо везет на будущих знаменитостей.
— А в Москве что делаешь?
— Прилетел пробивать фестиваль «Дружба народов» в Алма-Ате. И тут мне в отделе культуры ЦК говорят — ты съезди на Селезневскую. Если сможешь выйти на Виктора, он тебя из твоей Алма-Аты в Лондон сразу отправит. Со всеми твоими фракталами, интегралами и прочей математикой. Или в Нью-Йорк. А тут таких как я…
Гари машет рукой в сторону притоптывающих людей. Неужели они все ко мне??
— Так как думаешь? Повезет мне?
— Конечно, пакуй чемоданы. Внук Брежнева — это тема!
Я проталкиваюсь через толпу и захожу внутрь. В «тамбуре» меня встречает милиционер с автоматом.
— Куда идешь? Тут режимное предприятие — не узнает меня милиционер — Без разрешения руководства никого не пускаю.
Я снимаю шарф, отряхиваю шапку от снега. Милиционер признает, бледнеет.
— Товарищ Селезнев!
— Все нормально, сержант. Правильно несешь службу!
Прохожу внутрь. Камин на первом этаже разожжен, вокруг стоят сотрудники. Над камином висят оленьи рога.
— Вот это новость! — удивляюсь я — Откуда рога?
— Вот, Денис у нас охотник — ребята охранники посмеиваясь, хлопают здоровяка по плечу — Принес из дома. Вроде хорошо получилось?
Охотником оказался тот самый парень, что сейчас находится на подписке о невыезде по делу Клаймича.
— Товарищи — я скинул на диван свой Burberry Тренч, одернул костюм, поправил галстук — Давайте пройдем в репетиционный зал. Хочу сделать несколько объявлений
Мы дружной толпой идем в зал, где я поднимаюсь на мини-сцену. Любящий взгляд Веры, холодно-высокомерный Альдоны, смешинки в глазах Лады — тут все как обычно, никаких сюрпризов. Завадский с музыкантами смотрят на меня как на «бога». Ну, это они после «Перемен» еще не отошли. Львова, Роза Афанасьева и мать Веры стоят тесной группой, тихонько переговариваются. С ними с каждой придется «поработать» индивидуально. Наконец, группа охранников. Надежные парни. Ни один не сбежал, после того КГБ взял Клаймича. Надо их все чем-то воодушевить.
— Завидуйте нам!
Завидуйте!
До самых
седых
волос.
Вы
никогда не увидите
того,
что нам
довелось.
Завидуйте яростным,
полуголодным,
счастливейшим временам!
Завидуйте
нашим орущим
глоткам,
в которых
«Интернационал»!
Мы жили.
Ветер
свистел в ушах.
Земля
светилась в восторге!..
Мы жили!
Мы сделали
первый
шаг, —
завидуйте нам,
потомки!
Получилось! Стихотворение Рождественского пришлось в тему. Людей проняло.
— Мы и правда с вами сделали первый шаг — с тем же напором продолжил я — Первый шаг к музыке, которая меняет жизнь страны. К сожалению, у нашей Родины есть враги. Самые опасные из них — это те, кто «стреляют в спину». Как выстрелили Алексею Коростылеву. Я был у него в больнице — он уже идет на поправку и скоро будет с нами. Точно также «выстрелили в спину» нашему директору. Внутренние враги еще страшнее внешних. Они маскируются, улыбаются тебе в лицо. А потом устраивают подлую провокацию. Я сейчас говорю про доллары, которые были специально подложены в сумку с деньгами. Вы знаете, что Григорий Давыдович продавал лишнюю аппаратуру и инструменты, что мы купили до того, как студия получила государственное финансирование. Здесь нет криминала. И мы это докажем! Освободим товарища Клаймича! — я рубанул рукой воздух — Обещаю вам это!
Народ оживился, подошел ближе к сцене.
— Браво! — на входе в зал стоял и театрально аплодировал мне Андрей Николаевич Кузнецов. Подполковник КГБ. Наш «итальянский» куратор. Позади него был виден хмурый Чурбанов — Тебе бы Витя, не песни писать, а с трибуны выступать.
— А в чем собственно дело? — растерялся я — Юрий Михайлович?
— Виктор, тут дело серьезное — Чурбанов вышел вперед — Сигнал на тебя в КГБ поступил. Андрей Николаевич опросить тебя приехал. Ну и я с ним. Для подстраховки.
— Пойдемте в кабинет
Черт, как не вовремя! Только я взбодрил сотрудников…
Мы поднялись на второй этаж, зашли в наш с Клаймичем кабинет. Мужчины разделись, сели за переговорный столик. Кузнецов вынул из дипломата бланк протокола.
— Вчерашний квартирник? — я подтащил ближе кресло, сел напротив подполковника — Уже настучали?
— Не настучали, а проинформировали! — поучающее произнес Кузнецов — Или ты думаешь, что можешь петь антисоветские песни и комитет никак на это не отреагирует?
Чурбанов укоризненно на меня посмотрел.
— Антисоветская агитация и пропаганда — продолжал подполковник, вписывая в протокол мою фамилию и имя — Статья 70 УК. Лишение свободы на срок от шести месяцев до семи лет. Ты у нас теперь дееспособный, будешь отвечать за свои дела. И никакие покровители тебе уже не помогут.
— Подполковник! — вмешался Чурбанов — Полегче на поворотах. Один ваш начальник, который самый главный, уже доугрожался.
— За Юрия Владимировича вы еще ответите! — набычился Кузнецов — Это вам с рук так просто не сойдет. Сейчас я возьму и арестую ваше юное дарование. Пусть в тюрме посидит вместе со своим директором, подумает о жизни. Страна ему все дала! Образование, мирное небо над головой, даже заграничные командировки. И чем он ей ответил?!?
— Счеты сводите? За драку в Шереметьево? — вмешался я, дабы предотвратить взрыв у Чурбанова. Тот уже покраснел, привстал. Сейчас в драку кинется.
— Это не имеет отношения к делу — отрезал подполковник — Итак, по существу. Вчера вы на квартире вашего сотрудника Завадского исполнили в присутствии трех десятков человек песню «Перемен». Посвятили ее некому несовершеннолетнему Виктору Цою из Ленинграда. В песне в частности, есть такие слова — Кузнецов вытащил из дипломата еще одни документ и зачитал: