Обратно мы вернулись почти с пустыми руками. В темноте я отыскал и растолкал Ерофеева.
– А? Что? На пост?
– Тс-с.
Я зажал ему рот.
– Лейтенант нас не искал?
– А? Нет, спали все.
– Ну вот и хорошо.
Прижавшись друг к другу, мы заснули и спали, пока меня, а затем и его не разбудили сменить часового у машины.
Утром Угрюмов заметил мою обнову – в вещмешок она не влезла, пришлось приспособить ее сверху.
– Это что такое?
– Да вот… нашел.
Лейтенант рассмотрел находку.
– Блуза немецкого горного стрелка. Хорошая вещь.
Да я уже сам оценил и понял, что хорошая. Снаружи обычный «фельдграу», подкладка – белая. Можно носить и так, и так – камуфляж на все случаи. На груди большой карман с клапаном, разделенный на три отделения. Можно носить запасные магазины, они же в случае чего послужат защитой. Капюшон и рукава на завязках, чтобы не продувало и снег не попадал, еще одна завязка на талии. Сзади клапан-хвост. Его можно продеть между ног и застегнуть спереди, тогда блуза превращается в подобие комбинезона. На шинели этот фокус не пройдет, но поверх телогрейки или гимнастерки – вполне.
– Что-то мне такие не попадаются, – заметил Угрюмов.
Я тут же напрягся, но лейтенант тему дальше развивать не стал, ну и ладно. Из этого разговора я понял, что непосредственное начальство ничего против ношения таких трофеев не имеет. Заодно решил расспросить нового знакомца о будущем командовании.
– Комбат? Нормальный, с пониманием, – ответил водитель, – батареей командует недавно, даже старшего еще получить не успел. Главное – не трус.
– Что, и трусы среди комбатов попадаются?
– А то! В третьей батарее как стрельба начинается, так комбат сразу в укрытие – шасть.
– Не может быть, – усомнился я.
– Может, очень даже может. Так бежит, что пятки в жопу втыкаются. Приедем, ты этот цирк сам увидишь.
– Кто ж его тогда в комбатах держит?
– Комполка. На пару зашибают.
– Да-а, весело у вас.
– А мы не жалуемся. Машины вот новые получили. Ленд-лиз.
Дальнейший разговор пришлось прервать, так как лейтенант скомандовал «По машинам!», хотя машина была всего одна.
К цели нашего путешествия добрались поздним вечером, почти ночью. Нас с ходу запихнули в полуземлянку, перекрытую плащ-палатками. Температура в ней от наружной отличалась не сильно, но пять-шесть градусов в положительную сторону – уже неплохо. Плюс отсутствие ветра.
Утром я смог, наконец, рассмотреть место, где мы оказались. Тыловые части расположились в большой станице, а мы их прикрывали с воздуха побатарейно. Полк был четырехбатарейного состава. Кроме батарей МЗА, в полку была зенитно-пулеметная рота, имевшая шестнадцать ДШК на зенитных станках, перевозившихся на тех же «шевроле». В общем, от зенитного дивизиона начала войны полк отличался не сильно, но за счет мощных полноприводных грузовиков был гораздо мобильнее.
Утро выдалось солнечным и морозным, зато безветренным. А на солнце и мороз переносится гораздо легче. Особенно когда прибывает полевая кухня с горячим завтраком. В котле та же перловка, но ее дают намного больше, чем в тылу, – можно полностью набить брюхо, даже остается. Орудия батареи стоят «по квадрату» со стороной метров в пятьдесят. Долбить котлованы в мерзлой земле никто не стал, просто разгребли сугробы до грунта и нагребли полуметровые снежные брустверы. Не защита, а только видимость, но начальству виднее. К тому же, если вырыть котлован полностью, то орудие просто утонет в сугробе. Колесные ходы прикрыты белыми полотнищами, на стволах закреплены белые же зонтики, прикрывающие прицел и верхнюю часть орудия, а также белые чехлы, прикрывающие сам ствол, только пламегаситель сверху торчит. Такую маскировку я видел впервые.
Долго любоваться на окружающие пейзажи мне не дали. Сначала последовали бумажные формальности. Потом нас переодели – вместо шинелей и сапог выдали ватные штаны, фуфайки и валенки. Затем получали личное оружие, мне опять досталась длинная трехлинейка со штыком. Судя по внешнему виду, повидала она немало, но затвор ходил с нормальным усилием, ствол был в хорошем состоянии. Личным оружием зенитчики пользуются крайне редко.
– Это до первого боя, – подсказал старшина, выдававший оружие, – а там карабин себе подберешь или ППШ.
На это я, собственно, и надеялся. Полк МЗА – это не стационарный полк ПВО страны, переезжать с места на место придется намного больше, а разворачиваться с длиннющей винтовкой в тесном кузове не очень удобно.
После этого с пополнением решил познакомиться командир батареи. Лейтенант Александров от своих взводных отличался только белым командирским полушубком. Такой же двадцатилетний парень с румянцем на щеках, только повоевать успел чуть больше. Тут же нас распределили по расчетам. Меня определили в первый расчет второго взвода, Колька немедленно напросился вместе со мной. Комбат повернулся к взводному-два Угрюмову.
– Смотри, как подчиненные за своего командира держатся, должно быть, хороший сержант нам достался.
Я не хороший, я обыкновенный, такой, как все. И для красноармейца Кольки Ерофеева я такое же зло, как практически любой другой начальник. Но я свое зло, привычное, и менять меня на нового командира, от которого не знаешь, что ждать, и под которого придется заново подстраиваться, он не хочет. Однако вслух я это, конечно, не сказал. А дальше взор комбата обратился на меня. Ростом он не вышел, поэтому пришлось ему смотреть снизу вверх.
– А ты, сержант, новое орудие сможешь освоить?
– Смогу, товарищ лейтенант. Пятьдесят два ка освоил, а это не сложнее будет.
С тридцатисемимиллиметровым автоматом 61-К я уже был немного знаком. Очень давно нам о нем рассказывали как о музейном экспонате, даже кое-что показали. Не скажу, что он мне совсем не понравился, но не было в нем грозной силы 52-К, и приземистой мощи С-60 тоже не было, как и конструктивного изящества «рогатки». Обычный зенитный автомат конца тридцатых – начала сороковых: ни приводов наведения, ни даже принимающих приборов. Все на глаз: наводи и стреляй. Автоматику копирного типа с вертикальным затвором я в свое время изучал на «Шилке» и ЗУшке, а построительный прицел с двумя коллиматорами на С-60. Поэтому никаких сомнений в моем голосе не было.
– Тогда держи, – комбат протянул мне книжку на сотню, приблизительно, страниц в потрепанной мягкой обложке, – экзамен приму через неделю.
– Есть через неделю.
Комбат ушел, а взводный остался.
– Ну что, пошли с расчетами знакомиться?
Я сунул книжку за отворот ватника, и мы гуськом потянулись вслед за лейтенантом по тропинке, ведущей к огневым позициям. Второй взвод занимал дальнюю от станицы сторону квадрата. Когда взводный появился над снежным бруствером, расчет находился на своих местах в полной готовности открыть огонь – сегодня наш взвод был дежурным. Команду «смирно» никто подавать и не подумал, но сидевший на месте правого наводчика красноармеец все же доложил:
– Происшествий нет, противник не появлялся, товарищ лейтенант.
Причем именно в таком порядке: сначала происшествия, потом противник.
– Не появлялся, и ладно, – ответил Угрюмов. – Вот вам новый командир и пополнение.
Расчет одобрительно загудел: пополнение – это хорошо, объем работ прежний, а рабочих рук прибавляется. Лейтенант представил меня и добавил:
– Воевать начал еще летом сорок первого.
Воевать – громко сказано, позднее хлебнуть, конечно, пришлось, но уважения и заинтересованности во взглядах расчета прибавилось. Еще весной сорок второго я несколько раз был свидетелем, как успевшие понюхать пороху в ноябре или даже декабре сорок первого свысока бросали тем, кто начал воевать уже после первого января: «Ты, салага, настоящей войны уже не видел. Вот в сорок первом, тогда да…».
– Командуйте, сержант, – сказал Угрюмов и ушел, уведя с собой пополнение для второго расчета.
А я остался командовать. Спустившись с бруствера, я обернулся.
– Спускайся, Николай, знакомиться будем. И ты тоже спускайся. Как тебя?
– Вася. Рохлин.
– Спускайся, Вася Рохлин.
Я повернулся к «старичкам».
– Меня вам назвали, а вас как величать?
Первым назвался наводчик с правого сиденья:
– Ефрейтор Аникушин, Александр. Первый номер.
Лет тридцати. Нет, скорее, тридцати пяти. Выдающимися физическими кондициями не отличается: невысокий, худой, причем от природы, а не от недоедания. Взгляд голубых глаз цепкий, внимательный. Мужик не так прост, как кажется. До меня именно он тут командовал, но по каким-то причинам батарейное начальство предпочло найти сержанта на стороне, а не повысить ефрейтора в звании и должности. Надо будет этот вопрос выяснить.
Второй наводчик назвался красноармейцем Мазаевым.
– Тебя, небось, дедом Мазаем кличут.
– Или просто дедом, – улыбнулся второй номер.
Парень простой, но, похоже, малость шебутной. За таким глаз да глаз нужен. Похожие друг на друга установщики прицела действительно оказались двоюродными братьями Максимовыми. Третий номер – установщик дальности и скорости представился Иваном, четвертый – установщик угла и курса Андреем. Про себя я их сразу окрестил «кузенами». Удивил пятый номер – заряжающий, он оказался литовцем Миколасом Станкусом. До этого момента я литовцев в Красной армии не встречал, а они, оказывается, есть. Среднего роста, смуглый, худощавый, но жилистый. Такие запросто могут подтянуться на перекладине сто раз или целый час вставлять тяжелые обоймы в магазин зенитки.
– Меня все Николаем называют.
– Николаем так Николаем, – согласился я. – Это тоже Николай, только Ерофеев. Из Сибири. А это, как вы уже знаете, Вася Рохлин. Откуда будешь, Вася?
– Из Вологды.
– Понятно. Красноармейцев Ерофеева и Рохлина мы определяем в подносчики патронов. Работа несложная, но ответственная.
Расчет заулыбался.
– Берете в ящике обойму, несете к орудию и отдаете ее заряжающему. Понятно?
– Понятно.