— Кто же она такая? — думала Жидкова.
12. Неожиданная встреча
Жидкова направилась в санчасть. Размещалась она рядом со штабом полка в просторной землянке, вырытой в отвесном берегу реки. Кровлей ей служила многометровая толща береговой кручи. В передней бревенчатой стенке, смотревшей на Волгу, были двери и окна, сквозь которые щедро лился дневной свет.
Войдя в землянку, Тоня тут же увидела Земцову.
— Лена! — воскликнула Жидкова и бросилась к ней, — Воскресшая красавица…
По усталому, бледному лицу Лены покатились слезы. Но она не могла скрыть улыбки.
— Не от горя, от радости, — промолвила она, шевельнув своими густыми бровями.
На деревянных топчанах лежали раненые бойцы-девушки. Одни собирались переправиться на левый берег в госпиталь, другие, «подремонтированные», готовились возвратиться в строй. В «палате» было спокойно и тихо. Но от трогательной встречи подруг все оживленно заговорили. О том, как очутилась здесь Лена, все уже знали из ее же рассказа. Теперь же Лена поведала об этой истории Жидковой.
…Когда гитлеровцы приблизились к лодке со снарядами, Лена передала сверток с портсигаром Тоне, и та бросилась в воду. Тут же прогремел сильный взрыв — то взорвались боеприпасы. Взрывная волна, словно смерч, подняла огромные массы воды. Лену бросило в речную глубину. В голове у нее шумело. Все тело стало словно свинцовым. Она вынырнула, вобрала в себя воздух и почувствовала, что может держаться на поверхности. Работая руками, поплыла. Тянула вниз намокшая одежда, страшно тяжелыми оказались сапоги.
Освободилась от сапог. Стало легче. Вглядываясь в ночную темноту, по темным контурам строений определила подступающие к реке корпуса тракторного.
Приплыла к берегу. Удивительно тихо вокруг. Отжала одежду и мокрую надела вновь. Продрогла. Стала бегать туда-сюда, чтобы хоть как-то согреться. Потом пошла. «Как бы не наткнуться на немцев» — беспокоилась больше всего. Шла не так долго. И тут встретились наши патрульные. Решили пошутить: «Русалочка! Одна аль целый хоровод? Танцевать будем…» Но ей было не до шуток… В голове шумело, перед глазами стояли темные круги, от холода тело сводила судорога. «Зенитчица я, санинструктор. Вашего брата пораненного на ту сторону отвожу. Сама попала в воду…» — сказала обо всем с сердцем.
Бойцы оставили шутки. Дали девушке сухие носки, и та надела их на босые ноги. Хотели привести на батарею, к бойцам, как они называли их — «эмзэашникам», но потом вспомнив, что недалеко расположен КП Ершова, проводили ее туда. А на КП решили, что санинструктору после такого купания нужен покой и отдых хотя бы на несколько суток, и направили ее в санчасть…
Тоня, слушая подругу, охала, вздыхала, удивленно глядела на нее, радовалась ее спасению и такой неожиданной встрече.
— Отдохни, наберись сил, — советовала она. — Там, на батарее, тебя считают погибшей, отправили, наверно, похоронную родным… А денька через три нагрянешь как гром среди ясного неба. Вот будет чудо! А может, Лена, останешься у нас? Здесь очень нужны такие смелые.
Но и через три дня Лене уйти из санчасти не довелось.
Ночная «прогулка» в мокрой одежде по берегу не прошла бесследно, заболела ангиной.
Из полка Ершова Герману передали телефонограмму, в которой шла речь о Земцовой.
Докладывая Герману, начштаба зачитал составленное им боевое донесение: «Двадцать шестого августа первый сектор вел борьбу против авиации, танков и пехоты. Авиация противника группами по сто — двести самолетов в течение дня производила налеты на город и по боевым порядкам войск. Зенитным огнем сбито пять Ю-88. Оказывая сопротивление, гитлеровцы отошли северо-западнее поселка Рынок. Оставшиеся группы автоматчиков уничтожаются. Вражеская артиллерия открыла огонь по 10-й батарее, но сразу же была подавлена другими зенитными батареями».
— Замечания есть? — спросил Герман у сидевшего рядом Манухина.
— Все точно.
— Что ж, отправляйте, — распорядился Герман, скрепив документ своей подписью. — Теперь мы так каждый день воюем и против воздушного и против наземного противника — на два фронта…
— Из полка Ершова сообщили, что у них в санчасти находится Земцова, которую мы считали погибшей, — сказал затем начштаба.
— Отлично! — с удовлетворением произнес Герман. — Пусть лечится…
Еще целую неделю Лена Земцова провела в санчасти, пока наконец не освободилась от медицинского надзора. Стала пробираться на свою батарею. Но где-то на полпути узнала, что у стен тракторного второй батареи нет — переправляется на другой берег…
Лену это взволновало до глубины души. Как же так! Она рвалась в бой, и вдруг нужно уходить с переднего края. «Буду проситься, чтобы разрешили остаться здесь», — решила Земцова. Перед вечером она разыскала батарею. Действительно, она с правого берега уходит…
На воде у берега покачиваются пять плотов. Много пришлось потрудиться бойцам, чтобы связать их. Не одну ночь работали они в поте лица. И вот вторая батарея прибыла к переправе.
Опустилась на землю сентябрьская ночь. Моросит дождь. Хмуры и угрюмы лица бойцов. Ведь крепко запомнились каждому слова обращения Военного совета фронта: «Не допустим врага к Волге! Ни шагу назад!» И вдруг: «Отбой, в поход!» Правда, маршрут всего несколько сот метров, к Зайцевскому острову, что расположен напротив тракторного завода. Но как бы там ни было — нужно оставить правый берег, отойти с занимаемого рубежа.
Молча, как будто каждого постигло горе, оставляли огневую. Но сейчас, когда перед глазами встала полоса воды, переживания рассеялись. Теперь бойцы думали о том, как быстрее попасть на остров. Многие могли неширокий рукав преодолеть вплавь. Но ведь нужно переправлять орудия, тягачи, снаряды. Такой груз требует парома или баржи. А тут лишь подручные средства.
— Все готово, разрешите накатывать орудие! — докладывал сержант Данько.
— Разрешаю!
— Эй, хлопцы, берись! — негромко окликнул Тыртышный бойцов и встал возле колеса пушки.
Дружно толкнули бойцы орудие, и оно покатилось по дощатому настилу. Всколыхнулся плот. Плеснула вода между бревнами.
— Крепи!
На всех плотах хлопотали батарейцы. Новицкий ходил по берегу, следил, как идут работы. Поторапливал.
— Отчаливай! — командовал он тем, кто полностью закончил погрузку.
В третьем расчете все было подготовлено, чтобы начать переправу. Ждали сигнала. Матвей Петрович, как никогда, был возбужден. Он еще раз обошел орудие, проверяя, надежно ли крепление. Закончив дело, стояли рядом Андрей Кулик, Юрий Синица, Свирид Петухов. В последнем бою Трисбаев вывихнул руку, и заряжающим вновь назначили Петухова. Друзья говорили о прежней огневой позиции, вспоминали Соколову — бесстрашную наводчицу.
Только стали по сигналу Кулика-старшего отдавать концы на плоту, как прибрежная полоса воды покрылась пенистыми фонтанами. Падали и рвались мины, снаряды. «Значит, гитлеровцы обнаружили», — досадовал Новицкий.
Плот с третьим орудием уже начал отходить от берега. Бойцы насторожились.
И вдруг снаряд угодил в плот, и он рассыпался. Орудие ушло под воду. Бойцы держались за бревна. Только не было среди них командира орудия.
— Матвей Петрович! — громко крикнул Андрей Кулик и бросился в воду. За ним прыгнул Петухов. Вскоре они вытащили на берег бездыханное тело Кулика-старшего. Река приняла его уже со смертельной осколочной раной.
Плот удалился всего метров на десять, и бойцы без особого труда выбрались на берег. Мокрые, продрогшие, они безмолвно стояли над погибшим. Прибежал Новицкий. Его лицо при свете луны казалось серым, словно высеченным из камня. Он снял каску.
— Нет больше Матвея Петровича. Хороший был артиллерист, — скорбно произнес комбат. Заговорил громче: — Андрей Кулик, назначаю вас командиром расчета! Вытащить орудие из воды!
— Слушаюсь! — ответил Кулик-младший.
В этот момент к Новицкому подошла Земцова, которую в сумерках он не сразу узнал. Она доложила:
— Товарищ комбат, санинструктор Земцова прибыла! Где же столько дней пропадала Земцова?
— В санчасти полка Ершова лечилась…
— У Ершова? Ну добро…
— Товарищ комбат, я не хочу уходить с правого берега. Разрешите остаться, — заговорила Лена горячо. — Если погибать мне, то уж здесь, на правом… Понимаете, как Даховник…
— Остаться? Где? У кого?
— На батарею пойду в полк Ершова, где Тоня Жидкова, помните, она случайно попала на вторую…
— Оставайтесь, — махнул рукой Новицкий. — Да вот, помоги похоронить здесь Матвея Петровича… Он будет вечно на правом берегу…
Плоты с орудиями уже приближались к острову. Новицкий сел в лодку, кивнул гребцам:
— Догоняйте своих!
…Когда Герману стало известно о затонувшем в реке орудии, он вызвал Сытника, назначенного агитатором полка, и сообщил о случае, происшедшем во время переправы батареи.
— «Юнкерсы» нас беспрерывно бомбят, — говорил с досадой командир полка. — Надо вытащить орудие. Поручаю это вам, Борис Андреевич.
Многим в полку было известно, что Сытник — хороший организатор. В трудных условиях он обеспечивал доставку боеприпасов. Однажды с тремя бойцами из-под носа противника вывел два орудия.
Сытник зашел к Манухину, доложил о полученном задании и спросил:
— Как быть с беседой, которую наметили провести на второй батарее?
— Когда пушка будет на острове — тогда и беседу проведешь.
— Постараюсь выступление не оттягивать.
— Правильно. — Затем комиссар спросил, — Жену-то отправил? Ну и боевая же у тебя подруга! Рискнула приехать в такое пекло.
— Хотела увидеть, что за фронт. Вот и увидела…
— Выехала-то благополучно?
— Счастье ей улыбнулось. Стояли у пристани два теплохода с женщинами и детьми. Тот, в который села моя жена, успел отойти от пристани. А второй от попавшего в него снаряда затонул. Мало кто спасся…
— И ты все это видел?
— Все произошло на моих глазах…
— Обязательно расскажи об этом бойцам.
Вскоре Сытник был на берегу, где переправлялась вторая батарея. В укрытии стоял трактор-тягач. Был заготовлен длинный трос. Под обрывистым берегом сидели бойцы расчета затонувшего орудия, ожидая распоряжений. Всех угнетала гибель Матвея Петровича. Приветливый, добродушный, смелый, он словно стоял у каждого перед глазами.