У третьего «хлебовоза», который приземлился невдалеке, находился Михайлин с группой бойцов. В морозном воздухе трещали выстрелы карабинов, автоматов, пистолетов. Три гитлеровца из экипажа, укрывшись за самолетом, открыли стрельбу по приближавшимся красноармейцам. Ласточкин, Трисбаев, Андрей Кулик ползли к распластанной машине.
— Не лезьте на рожон! — предупредил Михайлин.
Абдул Трисбаев выдвинулся вперед и оказался на бугорке.
Тут его и настигла беда: пуля попала в плечо. Абдул вскрикнул.
Михайлин приказал одному из бойцов вытащить Трисбаева из-под обстрела и доставить на медпункт.
Степан Ласточкин, разгребая руками снег, полз по-пластунски. Пули ложились вокруг него. Но он полз. И видел только одного гитлеровца, который больше других строчил из автомата. Улучив момент, Степан выстрелил. Фашист выпустил автомат. Остальные подняли руки.
В землянку, в которую поместили Трисбаева, прибежал Синица.
— Что же ты не уберег себя, дорогой? — досадовал он.
Когда возвратился Михайлин с бойцами, Новицкий собрал своих батарейцев и сделал разбор стрельбы по транспортным самолетам. А из штаба полка звонил Новицкому Герман, узнавший о сбитых «хлебовозах».
— Это работа! Снайперская! Но не зазнавайся, Новицкий. Дел-то много впереди!
Новицкий вышел на огневую. Лицо его было задумчивым. Слушая отдаленный гул орудий, он вспоминал родные края, раскинувшиеся по берегам Днестра. «Скорее идти бы вперед, на запад. Везде ведь нас ждут — на Дону, в Донбассе, на Подолии, в Карпатах, Белоруссии, Прибалтике…»
Тихо вокруг. Искрящимся на солнце снежком припорошены изрытые жестокими боями поля, холмы, овраги. Небо над ними не полыхало заревами пожаров, не хмурилось от висящих облаков дыма. Не черным, а голубым было небо над Сталинградом.
Рубежи бессмертий. Послесловие
Во время перерыва в школьных коридорах стоял оживленный говор. Ребята, слушавшие на уроках ветеранов боев, и здесь засыпали их вопросами. Николай Манухин, собрав в вестибюле однополчан, объявил:
— Мы провели уроки мужества в классах, а теперь поедемте на фронтовые огненные рубежи.
— На те места, где рождалось мужество, — заметил Скакун.
— Верно, комбат, верно, — послышался голос Ману-хина.
Два автобуса, стоявших у школьного здания, гостеприимно раскрыли двери.
Полевая дорога вывела автобусы на косогор, откуда, словно на ладони, виднелось раскинувшееся в долине и на взгорье село.
— Орловка! — оповестил Василий Морозов. — Теперь она в четыре раза больше прежней.
— Вон оттуда, из-за тех высот, — показывает Манухин на бугристую, тянущуюся к западу от Орловки степь, — выдвигались фашистские танки. — А на этом холме стояла и дралась батарея Черного…
Как же сложилась судьба комбата, который первым принял бой с танками 23 августа? Был ранен. Вылечился. Возвратился в строй, воевал. Когда кончилась война, приехал домой в село Выхватновцы, на Каменец-Подольщину. Но раны дали о себе знать — в ноябре сорок пятого года Семен Черный умер. Похоронили его в родним селе.
Автобусы шли дальше, оставляя за собой шлейфы серой пыли. Дорога спустилась в балку, снова поднялась на бугор, близ которого проходит высоковольтная линия.
Остановились. Здесь занимала огневую позицию четвертая батарея. Бывший ее командир Николай Скакун, окинув взглядом местность, погрузился в раздумье. На лицо набежали тени.
— С середины дня и до вечера отбивали мы атаки танков…
Нелегко вспоминать ему о том жестоком поединке. Перед его глазами словно ожила картина сражающейся батареи. Грохот боя, чадящие танки… У зениток падают убитые, раненые…
Много фронтовых дорог прошел Николай Скакун. Командовал дивизионом… Но всегда помнил бои у Волги.
— Вон там была землянка, в которую угодил снаряд и не разорвался, а я выставил табличку, — вспоминает бывший старшина Морозов.
— Табличку с надписью: «В землянку не входить. Смертельно!» — добавляет Дмитрий Киселев, приехавший, как и Николай Скакун, из Киева.
На закате ходит парень
Возле дома моего…
Тихонько запел Киселев, и всем ветеранам четвертой эти слова песни напомнили тот критический момент, когда горстка батарейцев сидела в укрытии под огнем врага. Не было ни снарядов, ни патронов.
— Что ж, может, на шестую проедем, — предложил бывший командир взвода этой батареи Михаил Мкртычев, прибывший на встречу из Баку.
По обе стороны Сухой Мечетки распаханные поля, и дороги к холму, где стояла шестая, нет. А автобусам — хоть полевую, но все же дай под колеса дорогу.
— Да, туда нам не добраться, — заключил Манухин. — Хотя до холма рукой подать. У Скакуна самый близкий сосед был Михаил Рощин со своей шестой батареей.
Рощин во время войны несколько раз был ранен, но возвращался в строй. После победы стал жителем Киева. Часто приходил в школы, на заводы, рассказывал о былых боях…
— Знал зенитное дело и хорошим наставником солдат был наш комбат, — заметил рощинский воспитанник командир орудия Михаил Федоров, приехавший в послевоенные годы в азербайджанскую столицу. Стояли, беседовали ветераны, смотрели на землю, оставившую глубокий след в сердце каждого из них.
— Тогда все здесь горело — трава, кустарник, — отозвалась Римма Давыденко. — А теперь поглядите! Поля радуют хлебами. И повсюду поднимаются новостройки…
Поехали в Винновку. Сельчане и их гости — ветераны вспоминали, как геройски дрались зенитчики седьмой батареи, всего третьего дивизиона, сдерживая танки и мотопехоту врага. Вспомнили старожилы бесстрашную девушку-зенитчицу, которая в упор застрелила двух фашистов и сама погибла.
Вместе с жителями села ветераны возложили цветы к подножию обелиска, установленного на братской могиле павших в неравном бою зенитчиков третьего дивизиона…
На обратном пути участники поездки остановились у памятного знака, сооруженного близ Сухой Мечетки. На большой каменной глыбе мемориальная доска, на ней высечены слова:
В боях за родной Сталинград здесь стойко сражались артиллеристы-зенитчики Сталинградского корпусного района ПВО
Август 1942 года
Отсюда недалеко и тот холм, на котором располагался КП первого дивизиона старшего лейтенанта Луки Даховника. Память о храбром воине, вызвавшем огонь на себя в критическую минуту боя, бережно хранят люди. В краеведческом музее местечка Любар Житомирской области, где родился Лука Даховник, хранятся материалы, посвященные подвигу зенитчика, защищавшего Сталинград.
Когда ветераны вернулись в Спартановку, Иван Новицкий предложил обязательно «заглянуть на его батарею».
— Да, да, на «боевой форпост» заедем! — поддержал Манухин. — Помните, мы называли так батарею Новицкого?
Тот же холм, с трех сторон окруженный оврагами. Рядом Волга, корпуса тракторного…
Левой Акопджанов подошел к заросшему, едва заметному старому окопу, встал на колени, набрал руками земли, сложил в целлофановый мешочек.
— Отвезу к себе домой, — сказал он с чувством. — Пересыплю в вазу, поставлю в комнате. Это священная земля…
— Для всех нас она священная, — выразительно произнес Манухин. — Орловка… Ерзовка, Винновка, Спартановка… Рубежи мужества и славы зенитчиков. Хочу вам, товарищи, прочесть, что пишут о нас историки, — и он раскрыл военный журнал.
«Войскам Сталинградского района ПВО пришлось вести боевые действия в исключительно сложной обстановке. Например, 23 августа 1942 года, пользуясь превосходством в силах, противник ценой больших потерь прорвал фронт обороны 62-й армии. На рассвете этого же дня его 16-я танковая и 3-я моторизованная дивизии (более 200 танков и 300 машин с мотопехотой), внезапно форсировав Дон западнее хутора Вертячий, стали быстро продвигаться к Сталинграду… Батареи 1077-го зенитного полка оказались один на один с крупной группировкой танков и мотопехоты врага. За два дня боев 23 и 24 августа полк уничтожил и подбил 83 танка, 15 автомашин с пехотой, 2 цистерны с горючим, истребил свыше трех батальонов автоматчиков и сбил 14 самолетов. Благодаря героизму и стойкости зенитчиков была сорвана еще одна попытка гитлеровцев ворваться в город».
— Что ж, все написано правильно, — подтвердил Николай Скакун.
— Достойная оценка боевых заслуг наших однополчан, — высказал свою мысль Иван Новицкий.
— А разве менее трудным был для нас рубеж на Зайцевском? — вдруг промолвила Ангелина Ясинская, указав рукой в сторону Волги.
Там, за полосой водной глади, виднелся вытянувшийся в длину островок.
— Близко, да автобусом не доедешь, — заметил Василий Морозов. — А стоило бы там побывать… Зайцевский остров… Это был важный рубеж для зенитчиков полка. Каждый день налеты, обстрелы. Раскаты орудий, взрывы снарядов, авиабомб не затихали ни на минуту. Там погибли Косырез, Доценко…
Для Ангелины Ясинской те дни особенно памятны. Там, в землянке на Зайцевском острове, в сорок втором ее приняли в партию… После войны она окончила Львовский Государственный университет. Теперь возглавляет кафедру геологии в этом же вузе, кандидат геолого-минералогических наук, А ее фронтовая подруга Елена Арестова стала педагогом и обучает детей и школе города Волжского.
…Отсюда, с бывшей огневой позиции второй батареи, ветераны вновь направились в спартаковскую школу. Навстречу им вышли пионеры в алых как кровь галстуках. Дети преподнесли цветы. Затем они встали ровными рядами и запели свою любимую:
Пусть всегда будет солнце…
И счастьем светились глаза ветеранов, глядевших на радостные лица ребят, на обновленную Спартановку с поднимающимися ввысь девяти-, двенадцатиэтажными домами.
…Съехавшиеся в Волгоград ветераны 73-го гвардейского зенитного полка после проведенных уроков мужества в 87-й средней школе, что в поселке ГЭС, тоже решили побывать на местах былых боев.
От школы — рукой подать Волга. К волжскому берегу направились ветераны-гвардейцы вместе с юными друзьями-школьниками. Там была Латошинка. Нет, не найти теперь ни паромной переправы, ни тех мест, где были причалы, у которых сражались баскаковцы.