Звук моторов мы услышали лишь за секунды до того, как несколько машин остановились, резко тормознув перед нашей кладовкой. Я подумал, что это директор Труассо, обеспокоенный нашим отсутствием, послал за нами. Отстранив девушку, поднялся, кипя праведным гневом, с брезента, на который опустился секунду назад. Дверь открылась в тот самый момент, когда я взялся за ручку: сила рывка была такой, что я чуть не упал, и мне пришлось постараться сохранить равновесия, изображая фигуры из танцев на льду.
Подняв глаза, я проглотил свое возмущение, готовое вырваться из уст, наткнувшись на здоровяка в черной форме с винтовкой в руках. За его спиной виднелись фигуры еще нескольких людей в такой же черной одежде. Их появление было настолько неожиданным, что я, словно парализованный, стоял столбом. Только одна мысль успела промелькнуть, что сегодняшняя пробежка может закончиться сексом, только не тем, на который я рассчитывал. Мужчина молча посмотрел на меня, затем перевел взгляд на сжавшуюся в комок Хадижу, немного отошел в сторону от двери, по-прежнему не сводя с нас глаз и, полуобернувшись, сделал жест рукой.
Вот именно тогда меня охватил панический страх не потому, что люди были вооружены и нас ожидало неизвестное, страх был порожден молчаливостью, с какой отдавались приказы и с молчаливостью их выполнения. Двое мужчин чуть меньшей комплекции заскочили внутрь, не давая мне ни малейшего шанса на сопротивление, за считанные секунды затянули на руках пластиковую стяжку на руках и потянули за собой к выходу. Сидевшая на брезенте Хадижа, эта трусиха, молнией вскочила и кошкой прыгнула на одного из тех, что вытаскивал меня из будки.
Мужчина просто отряхнулся, и девушка отлетела, однако снова бросилась на мужчину. На этот раз мой похититель или будущий убийца встретил ее ударом кулака, пришедшимся девушке в область груди. С хриплым выдохом и отчетливо слышным хрустом Хадижу отбросило на метра два. Я увидел, как закатились ее глаза.
Этот бесчеловечный удар вывел меня из оцепенения: изогнувшись, я впился зубами в руку ударившего и изо всех сил сжал челюсти, жалея, что я не вампир. Успел почувствовать вкус крови, прежде чем небо обрушилось мне на голову, и темнота приняла в свои объятия.
Глава 20Пустыня смертной тени
Кажется, я плыву в лодке и волны нежно переваливают лодку с гребня на гребень. Но как же сильно болит голова, и… Я с трудом разлепил глаза. Взгляд уперся в сиденье автомобиля, но почему сиденье в горизонтальной плоскости? Это не сиденье такое, это я висел на ремне безопасности почти горизонтально, на втором ряду. С трудом поднимаю голову и с большими усилиями выпрямляюсь, чему мешают стянутые стяжкой руки и ремень безопасности, ограничивающий мои движения.
Определенно, я в автомобиле, это внедорожник, судя по коже и вставкам из дерева, ленд крузер или что-то этого класса. А вот и водитель, вижу его шею, голову с черными волосами и торчащие уши. На пассажирском сиденье еще один человек, с моего ракурса его видно лучше: черные очки, двух-трехдневная щетина, большой нос, черная одежда. Кто эти люди, где я, куда мы направляемся? То, что машина едет, понятно по колебаниям кузова, звуку мотора и мелькающему пейзажу за окнами. Нестерпимо сильно болит голова, просто раскалывается, пульсирующая боль зарождается в теменной области и уходит к шее по затылку.
И я вспомнил! Взлетно-посадочная полоса, будка, Хадижа, люди в черном. Хадижа! Они убили ее. Я заскрежетал зубами, из груди вырвался стон.
Пассажир обернулся и улыбнулся, показывая желтоватые зубы:
— Очнулась, голова болит? Как же громко звучит его голос, словно молотком стучит по голове.
— Болит, — автоматически отвечаю я, пытаясь не расплакаться от беспомощности и боли.
— Это я тебя ударил. Меня зовут Фарух, ты мне руку прокусила почти до кости, — он демонстрирует мне руку, на которой отчетливо видны следы зубов и запекшаяся кровь. На губах улыбка, это он лыбится, довольный, что ударил связанную девушку, или у него такое дауновское выражение лица с рождения? Значит, ты ударил. Хорошо Фарух, тебя я убью мучительным образом, даю я себе зарок, пытаясь сдержать слезы. В данный момент возможность убийства не предвидится, откладываю месть на потом, клятвенно обещая отомстить за Хадижу, за моего ангелочка.
— Кто вы, почему вы меня похитили? Куда мы едем? — вопросы сами срываются с губ, но меня просто игнорируют. Посчитав наш разговор оконченным, Фарух, мать его, снова сидит и смотрит на дорогу, периодически опуская глаза на лист бумаги перед собой. Немного привстав, замечаю, что на коленях у него, похоже, карта, с моего места ни надписей, ни обозначений не могу разобрать. Я попытался прислушаться к ощущениям внутри организма.
Так, Александр, давай мыслить логически: тебя не убили, не насиловали. Из двоих девушек забрали тебя иностранку, а арабку убили. Убили, суки, Хадижу, ребенка, который и жизни-то не видел. Во мне закипала злость и ненависть: я убью их всех до одного, самой мучительной, самой позорной смертью!!! Как это сделаю, не имел ни малейшего понятия, связанный и пришвартованный к сиденью, я даже вертикальное положение сохранял с трудом.
Так, а сколько их? Я видел троих, но в машине двое, значит, или есть еще машина, или третий остался в другом месте. Вернусь к логике, раз меня не убили и не насиловали, значит, я представляю ценность, но так как ценность девушек здесь невелика, значит, соль вопроса в том, что я иностранка. Отсюда вывод: меня похитили для выкупа, похищение иностранцев для выкупа — обыденное дело для Сирии. Но мы в Иордании, и там такое я не помню, хотя, может, просто не было огласки. К тому же граница с Сирией в десяти километрах от лагеря.
Все стало на свои места: террористы оторваны от мест нефтяных месторождений. Финансовая подпитка третьих стран, вероятно, иссякла, а для войны им нужны средства, война без денег невозможна. Интересно, сколько за меня запросят и у какой страны? Или, может, у Красного Креста? Стоп, а кто вообще будет платить за меня: гражданином какой страны я являюсь? Сделают запрос на Иванову Александру, таможня ответит, что такая границу для вылета в Иорданию не пересекала. Что тогда?
К физической боли добавилась и моральная: если за меня не платят, то меня попользуют, пока я не сдохну от тестостеронной интоксикации. А с учетом выносливости женского организма, сексом меня пресытят на пять человеческих жизней.
Мои размышления пришлось отложить, потому что машина, приняв влево, остановилась. Я попытался сориентироваться через окна слева и справа: неказистая лачуга, виден пес, похожий на пастушью собаку, небольшой колючий кустарник. Из лачуги вышел пожилой мужчина в белых шароварах и длинной полотняной рубашке, с намотанной на голове чалмой. Хлопнула дверь, это водитель вышел и о чем-то разговаривает с бедуином. Разговор был коротким, мужчины пожали друг другу руки, старик свистнул собаке, зайдя в дом, вышел через пару минут с котомкой в руках, пошел в сторону запада.
«Кто он? Связной бандитов? Или просто бедуин, который за деньги уходит, предоставляя свою лачугу в пользование. Или сейчас мне придется ублажать этих бандитов», — от этой мысли я инстинктивно сжался от страха.
Фарух вышел из машины, открыл мою дверь, перегнулся через меня, дыхнув луком и мясом, отщелкнул мой ремень, не давая мне времени отреагировать, рывком вытащил из машины, заставив плюхнуться в пыль на пятую точку. Взвыл копчик от столь негуманного обращения, и я с трудом сдержал крик. Фарух загоготал, к нему присоединились еще двое голосов. Это был третий и четвертый, появившиеся из второй машины.
Теперь. сидя на земле, я видел, что второй джип — это хаммер армейского образца, некогда бывший очень популярным в России. В первой машине я не ошибся, лендкрузер двухсотый. Меня подняли на ноги и, немного посмеиваясь, повели в лачугу. Там было темно, электрического освещения не имелось, но было на удивление прохладно. В первой комнате стоял грубый низкий стол и пара низких табуреток, в углу была печь-тандыр, небольшой шкафчик, видимо, для посуды и несколько медных кувшинов с высоким горлышком. Во второй комнате, куда меня довели и швырнули на пол, были старые овечьи шкуры и несколько выцветших ковров.
Пахло шерстью, потом и пылью. «Неужели это произойдет? Я же не женщина, я мужчина! Что я смогу сделать, если бандиты решат удовлетворить свою похоть?» Я задыхался от страха, сердце колотилось, липкий пот струйкой стекал по подбородку.
— Располагайся, это твой Шератон до ночи, — сказавший был из второй машины. Голос спокойный, нет намека на похоть. Как робот. Мужчина вернулся в комнату к подельникам. Кажется, пронесло. Я начал дышать спокойнее, насилия, похоже, не предвиделось. «Возможно это идейные, у них вроде строго с сексом вне брака», — я вспомнил одну из передач, посвященных борьбе с терроризмом, в которой аналитик рассказывал про внутренний быт и правила в некоторых террористических организациях Ближнего Востока.
Но возникла другая проблема, после пережитого я хотел в туалет так сильно, что заболели мышцы: страх заставляет организм реагировать усиленным выделением пота и мочи. Еще немного, и обмочусь прямо здесь, позывы становились сильнее и болезненнее.
— Мне нужно в туалет, — мне было страшно сказать это мужчинам, тем более неизвестно, с чем у них будет ассоциироваться моя просьба, но терпеть больше не было сил.
— Фарух, — позвал мужчина, — ты ее нянька, вот и отведи ее на улицу, да смотри, чтобы не сбежала.
Фарух появился злой, видимо, за проводы в туалет у них не было добавки к заработку. Взял меня за плечо, он вывел на улицу. Мы обошли лачугу и у задней стены остановились.
— Давай, делай свое дело, — буркнул Фарух и демонстративно отвернулся.
— Развяжи мне руки, — попросил я, — я не убегу, куда могу убежать в пустыне, не зная, где нахожусь. Мой довод был убедительным и он, вытащив нож из-за пояса сзади, одним движением перерезал пластиковую стяжку.
— Давай быстро! — Отойди за угол, — попросил я, — я стесняюсь, это неприлично. — Пожалуйста, ты же араб, ты же мужчина, — пришлось мне польстить самолюбию этого урода. Фарух посмотрел по сторонам и, убедившись, что мне некуда скрыться, завернул за угол. Как я ни старался сделать это тише, хотя песок поглощал влагу и звук, мне казалось, что меня слышат все. Это было неописуемое блаженство. Я на секунду забыл, что за углом меня ждет террорист, я сам похищен и нахожусь неизвестно где. Закончив и попутно прокляв анатомию женщин, вызывающую такие затруднения в деле справления нужды, посмотрел по сторонам: на многие километры вокруг простиралась бесплодная пустыня, лишенная раст