– Ты захотел стать безмозглым растением, папа? Ты знаешь, что может случиться?
– По статистике это возможно только в десяти процентах случаев, сын.
Он вскочил и стал ходить от одной стены к другой. Во вторую такую «ходку» зацепил-таки маленький шарик кактуса, подаренного мне ещё мамой. Кактус был идеально технологичен. Он не умирал. Отпочковывал от себя детёныша и всё время возрождался вновь. Господи, сколько же ему уже лет?
– И чем старше человек, тем больше вероятность. Ты помнишь, сколько тебе уже?
– Шестьдесят в феврале, Жень. Память пока при мне.
– Я думал, ты захочешь отметить юбилей в добром здравии и, главное, ясном уме. И хоть ты моложавый и подтянутый, но это всё только внешне. Это большой риск, пап. Ты мне скажи, это для чего ты вообще надумал? Ты хочешь…
– Сынок, сядь давай, успокойся. Прошу, вернись в кресло.
Пальмы в стене неодобрительно продолжали покачивать своими верхушками, как будто зная, что я собирался соврать единственному самому близкому человеку, собственному сыну.
– Хочу создать одну визуализацию. Из своей жизни. Мне нужно вспомнить все детали. Вспомнить всё, так сказать… Слушай, может, хочешь кофе? Я сделаю, как ты любил, помнишь? В турке.
– Не до кофе, папа. Ты мне скажи, это действительно так важно? Ты понимаешь риски?
Я взял лежащие на столе рядом чётки и стал перебирать костяшки. Это должно успокоить. И для суставов полезная физкультура. Когда-то, во времена моей работы на Севере, этому меня научил один бывший зек. Господи, а сейчас ведь даже тюрем нет. Провинился – дают срок. Чип по приговору суда может лишить тебя, например, слуха, вкуса, зрения, ощущений. И сбежать из этой тюрьмы невозможно. Приговор прозвучал, и иди на все четыре стороны, глухой и слепой. Никто не держит никого нигде. Это очень жестоко, но принесло плоды. Преступность снизилась до минимума.
Да, риск был, и немалый. На одной чаше весов – осуществление желания, о котором мечтали во все времена. На другой — реальная возможность остаться безмозглым идиотом до конца своих дней. В случае фиаско это было бы уже необратимо.
– Важно, Женя. Скажем так – это было предначертано. Это должно произойти.
– Ты стал верить в судьбу, папа? На тебя не похоже.
– Просто поверь, сынок.
Я собрался внутренне. Чётки не зря выщёлкивали свои костяшки в моих пальцах. Я посмотрел на него, стараясь придать своему взгляду максимальную твёрдость.
– Выполни просьбу отца, сынок.
«Получено разрешение. Данные внесены в ваш профиль».
Поначалу, ещё несколько лет назад, голос «чипа» в голове вызывал лёгкие шизофренические чувства, но человек быстро ко всему привыкает.
– Надеюсь, ты отдаёшь себе отчёт. Подумай хорошо. Я всегда «на точке». Пока, пап.
Шуршание пневматической двери. Стук костяшек под пальцами. Всё почти готово, Серёга. Чтобы твоё пророчество сбылось.
Москва – Петушки. Ноябрь 2019 года
У меня опьянение – это всегда ощущение мутного стекла аквариума. Только с той стороны. Изнутри. Как будто ты рыба в мутной воде, которую нерадивые хозяева даже и не думают чистить. Плаваешь и суицидально думаешь, глядя на едва уловимые очертания снаружи: «Когда же это кончится всё?» Мысли неясны, сумбурны. Но главное, среди них сейчас нет мысли о ней. Это блаженство. Отдых, ещё пару часов точно… Хотя нет, я же сейчас о ней подумал опять, чёрт!
Лёгкие вибрации в области сердца, пальцы непривычно неуклюже выуживают телефон.
– Але.
– Сынок, ты во сколько приедешь? Уже поздно, я жду, а ты не звонишь.
– Я на… на Курском, мама… Сейчас в электричку сяду, скоро…
Слова вязали язык, как хурма. А я её так люблю. Сначала сладкая мякоть, а ближе к хвостику она вяжет твой язык, отважно пытаясь уберечь своим привкусом хотя бы на время ещё уцелевших сородичей в холодильнике. Хурма – фруктовое шибари. Гениально, чёрт побери!
– Ты что, пьян? Я через слово понимаю.
«За полтора часа успею чуть протрезветь».
– Не-е… Так, чуть выпили с Алексом… нормально. Я сейчас… я сяду и приеду, я же тебе обещал.
Турникеты. Злые и уставшие от собственной подозрительности взгляды контролёров. Вот же как: десять турникетов и шесть «хранителей оплат» при них. Пока счет не в пользу людей. Так, какая платформа-то? А, вот она, знаменитая, воспетая еще Венечкой Ерофеевым, электричка «Москва – Петушки». Дорогу осилит пьющий. Пошел по проходу вагона. Ровно идем. Достойно.
Помню, играл лет десять назад в одну компьютерную стрелялку. Так вот, там герой чем больше получал ран, тем более был неуклюж, вся картинка из глаз была в таком мареве. В левом углу экрана на донышке «бутылки» красным помаргивал остаток героической игровой жизни.
Понятия не имею, сколько жизни сейчас оставалось, но марево у меня знатное.
– Зд-е-е-е-с-ь за-а-а-н-я-то у вас? Извините. Зд-е-е-с-ь за-н-я-я-я-то? Извиняйте…
Идём, идём, не падаем. Какой же сложный квест.
– Слышь, мужик, давай садись сюда к окну.
«Ох, спасибо, братан, то, что надо». Едва прислонив голову к холодному стеклу окна, я вырубился напрочь.
«Уважаемые пассажиры, предлагаем вам три шариковых ручки по цене одной. На прилавках города стоимость будет… Мы же…»
«Детство, детство ты ку-д-а-а-а-а…»
Я с трудом разлепил глаза. Цыганёнок лет семи наяривал, стоя в проходе, на огромном для его худого тельца аккордеоне, завывал песню моего далёкого младенчества.
Господи, то коробейник, то цыганский концерт… Мутит немного, надо ещё покемарить.
Рядом сидела тётя лет сорока с небольшим, сосредоточенно передвигая цветные шарики на экране своего полуживого мобильника. Одна часть экрана почти не светилась, словно делила виртуальную жизнь на тёмную и светлую стороны.
– Простите, какая станция была?
Во рту противно сухо, слова давались с трудом.
— «Павловский Посад».
– Спасибо.
Ещё 15 минуточек есть…
«Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Петушки».
Блин, блин. Проспал-таки. Я приоткрыл глаза.
В вагоне почти никого не было, кроме группки парней и девушки с ними. Я почувствовал рядом чьё-то плечо.
– Как подъезжать будем, сразу выводим, Серый.
– Лады, про камеры помни, не светись.
– За угол и с платформы вниз, там не видно никому.
Я прикрыл глаза. Страха почему-то не было. Лишь поиск решения и какое-то чувство досады. Ну, надо же так попасть под «гоп-стоп».
Вон там кнопка жёлтая, связь с машинистом… Если перескочить через лавки и сразу в проход, успею нажать, но дальше меня сомнут. Без иллюзий. Это не кино, а я не особо боец, хоть в юности и изучал единоборства. Нужно во что-то уцепиться, не дать себя выволочь из вагона.
За окном проплывали какие-то ангары и показались потрёпанные жизнью «101-го километра» пятиэтажки.
– Слышь, братан, пойдём в тамбур поговорим?
Лёгкий толчок в плечо. Притворюсь еще бухим, чтобы не сразу опомнились.
– А, че? Есть курить?
– Да не вопрос, айда покурим.
Щербатая физиономия с жёсткой даже на вид щетиной довольно ухмыльнулась. Лицо отдалилось, тёмный силуэт сдвинулся на пару шагов в сторону тамбура и выжидательно замер.
Подъём, прыжок. Лавка позади.
– Э-э-э-э-э, ты куда, сука!
Ещё прыжок, ещё сиденье. Проход. Вперёд. Кнопка. Надпись: «Удерживайте кнопку. Подождите пять секунд. Говорите».
Да уж. Подстава. Пять секунд сейчас для меня роскошь.
Удар в спину. Стена вагона приблизилась максимально близко к лицу, прижала, как будто для поцелуя. Ну нет, не так просто, парни.
Разворот. Прямой удар в живот ногой.
«Пятка опорной ноги поворачивается. Вот так, Да. Вторую сгибаешь, поднимаешь высоко и выпрямляешь с силой, как будто отбрасываешь что-то от себя. Давай, Дима, пробуй».
Мой тренер по дзюдо с таким непривычным поначалу мне именем Фанис Гальянович однажды меня удивил, сказав, что лучше всего в схватке с такими типами убежать.
«Ведь они что от тебя хотят? Избить, отнять, унизить. Убежал и не дал им этой возможности. Ну и кто победил в итоге? Правильно, ты».
Некуда деваться, тренер. Но хер я им дамся просто так. Чьи-то руки схватили за капюшон, дёрнули вниз. Я успел повернуть лицо чуть в сторону, и удар коленом пришёлся в скулу.
Раз! Больно, сука!
Два! Искры из глаз.
Три! Тьма…
***
– Ты живой, мужик? Вроде живой. Давай вставай, тут тебе не надо лежать, скоро вагон совсем холодный будет.
Глаза приоткрылись, тень немного сдвинулась в сторону, и в лицо упёрся холодный, равнодушного белого оттенка, луч фонаря с платформы. Я осознал, что по-прежнему нахожусь в вагоне недалеко от тамбура. Освещения внутри уже не было, видимо, электричка стояла в тупике. Правая сторона лица ожесточённо заныла, когда я поднял голову от холодного пола. В нос ударил запах давно немытого человеческого тела, явно живущего жизнью гражданина, не платящего налог на жилье по причине отсутствия оного.
– Ты давай на лавку сначала сядь.
Тень протянула руки, ухватила за предплечье, кряхтя, скинула меня на лавку.
– Мы где, в Петушках?
– Именно там, любезный. Я думаю, ты уже почувствовал этих Петушков неповторимый колорит. Есть покурить?
Я пошарил по карманам, от этих движений спина напомнила мне о недавних событиях, заставив скривиться. Так. Мобильника и кошелька нет. Ладно, переживём, главное, не вытащили и вообще не убили. Будем считать, обошлось малой кровью. Надо бы посмотреть, что с лицом. Вот она, пачка. Смялась немного в кармане.
– Держи, сам там возьми. Зажигалка есть?
Я на мгновение прикрыл глаза. Спичка в руках незнакомца зло зашипела, вспыхнула с краю. Потом, словно немного поколебавшись, вспышка охватила её всю, осветив заросшее неровной бородой усталое припухлое лицо.