Зеркала — страница 18 из 22


Глава третья. Москва. Конец сентября 2043 года

Запах моей женщины… Воспоминания.

Я, наверное, немного фетишист, или как там это всё называется. Да и не только я. Мы просто животные, которые просыпаются от бурления древних генов в крови.

Я брал её рубашку с вешалки, аккуратно складывал в пакет и увозил с собой. Далеко-далеко, в те края, где приходилось терпеть.

Терпеть и смотреть в экран мобильного, не имея возможности дотронуться. Но…

Можно было разговаривать и вдыхать её запах. Дней через десять он заканчивался, но впереди оставались всего лишь десять дней разлуки.

Однажды я надушил её ежедневник свой туалетной водой, и она говорила мне, что не может работать спокойно.

Только потом я прочитал в одной книжке по НЛП о якорении. Что в момент, когда объект воздействия испытывает удовлетворение, необходимо применить какое-то слово, действие, чтобы потом оно ассоциировалось только с тобой, с наслаждением тебя, удовольствием тебя. Мне кажется, я красиво сейчас исказил русский язык…

Наша песня, та самая улица, знакомый запах лета, когда мы впервые поцеловались. Вкусовой якорь, вроде так он называется. Вот что я возил с собой. Двести граммов твоего запаха крепче стальной цепи привязали мои чувства так сильно. И когда я складывал в пакет твою рубашку, чтобы отдать насовсем, то не удержался, вдохнуть тебя прежнюю ещё раз…

Кроме запахов ещё сотни якорей опутывает нас. Улыбка, смех, взгляд, движения, вкус, тепло, трепет сердца – всё это вызывает мысли, приятным наркотиком затуманивающие голову.

Шибари любви.

И если вы хотели, чтобы в вашу гавань возвращался корабль с алыми парусами, просто надо быть для него якорем. Теплом, доверием, нежностью, красотой. Чтобы, вдыхая вас вдалеке, хотелось домой. Чтобы, добираясь домой, хотелось вдохнуть вас…

Кончиками пальцев от шеи вниз, между ключиц, к изгибу спины, оттуда расходясь в две маленькие ямочки.

Выдох. Прерывистый.


Вдох жадный, втягивающий мой запах. Молекулы души такие тёплые, полные вкуса.

Губы. Сладкий сок из прикосновений. Медленное сопротивление. Нужно остановиться на миг. Почувствовать твоё нетерпение. Ощущать легкие касания границ твоего предвкушения.

Жди, моя сука. Жди. Открывайся мне вся. Погружение. Исчезновение. Изнывай без меня. Душа умрёт на секунду, чтобы возродиться вновь в танце наших тел.

– М-и-и-л-ы-й…

Погружение. Твой мир всегда такой тёплый. Планета с пылающим центром внутри.

Хочу это чувствовать! Ныряю в омут вновь.

Не хочу забывать! Вновь погружаюсь.

Я хочу жить! Двигаюсь.

– Л-ю-б-и-м-ы-й…

Не останавливаться? Двигаться. Двигаться. Двигаться…

Чувствуй. Вызывай это во мне. Это приходит. Рождается изнутри. Прорастает.

Краткие движения. Краткие мысли.

Они проявляются новорождённым бессвязным криком. Расширяют зрачки. Увлекают мой разум в чёрную дыру. Выворачивают. Срываются с места. Несутся стаями нейронов. Прорывают плотину. Изливаются. Опустошают. Впитывают. Отпускают.

«Вам лучше не знать этих аспектов. Как система считывает мимику. Температуру тела, пульс, частоту дыхания. Адаптируется в соответствии с этими данными. Сопоставляет сценарии. Моделирует варианты. Снова сверяется с типичными сценариями. Управляет вариативным развитием. В конце концов, это ваша собственная партия. Люди лишь играют своими иллюзиями, веря в их реальность. Весь мир это наша выдумка. Всё, что нас окружает, – субъективно. У каждого собственная вселенная. Программа просто ваше зеркало. Всматривайтесь в лучшее. Всматривайтесь в себя. И наслаждайтесь совершенством отражения».

Я обернулся от цифровых морских далей на стене. Ее улыбка, блестевшие в отражении света глаза развеяли слова Владислава Робертовича, растворили их в изгибе талии, линиях бёдер, в цвете смуглой гладкой кожи.

– Иди ко мне, милый. Согрей собой. Скорее.

Она прижалась. Уткнулась лицом куда-то в шею. Вбирала в себя мой запах. Затихла. Я крепче прижал к себе.

«Я иногда просыпаюсь и чувствую, как ты даже во сне обнимаешь меня. Ощущаю себя твоей. Мне так хорошо. Мне нравится тебе принадлежать. И наяву, и во сне. Я сразу снова засыпаю. Сладко»

Тук-тук-тук. Тихий звук падающих капель стал отчётливо слышен в наступившей тишине. Чёрт! Так невольно задумаешься о скоротечности бытия. Опять система орошения маминого кактуса глючит. Излишки влаги выливались на подставку, а оттуда прямо на пол. Вечно руки не доходят поковыряться в настройках. Ладно, это потом, сейчас надо сказать ей наконец.

– Мне скоро надо будет уехать, Марина.

Она встрепенулась. Приподнялась на локте, вглядываясь в моё лицо.

– Уехать? Куда? Опять в Сургут? Надолго?

Моя ладонь сама тыльной стороной описывала символ бесконечности по её щеке и шее. Снова и снова.

– Почему ты спросила про Сургут, милая?

– Ты всегда туда уезжаешь. А я жду. Я снова скучаю. Сижу одна и думаю о тебе.

– Я уже давно туда не ездил, дорогая. Ты просто забыла. В студию поступил федеральный заказ. Важная дата. Восьмидесятилетие начала освоения Севера. Легендарная эпоха углеводородов. Поездим по заброшенным месторождениям. Визуальные образы получаются безвкусными и неживыми, если их создавать не на месте событий тех лет. Я ненадолго. Недели на три. Вся остальная работа будет в Москве, и я больше никуда не уеду.

Карие глаза стали похожи на тающие под весенним солнцем льдинки. Маленькие капли зацеплялись за ресницы.

– А что буду делать я? Я хотела бы пойти на работу, но ты сказал, что это не нужно пока. Что мой отдых ещё не кончился. Разве бывают такие длинные отпуска?

Я дотянулся до пиджака на полу, выудив из кармана карточку с видеограммой.

– Смотри, что я тебе достал! Это абонемент в библиотеку, в Ленинку. В аналоговый зал. Ты сможешь туда приходить и читать. Настоящие книги! В бумаге! Уже лет пять, как доступ к ним ограничен. Я знаю, как ты любишь их, и не потому, что это снова модно. Возьмёшь мой шаттл. Программу я уже ввёл. Он тебя будет отвозить и доставлять назад. Ты можешь выбирать маршрут и кататься по нашим любимым местам. Сама не заметишь, как время пролетит, и я вернусь.

Ещё несколько раз прикоснулся к её лицу лёгкими поцелуями.

– Пойдём, я приготовлю тебе блинчики. Не в кухонном принтере, а на настоящей плите. Как раньше я тебе делал. Помнишь?

– Умеешь утешить, конечно, только вот надолго ли этого хватит. – Она слабо улыбнулась. Потом торопливо уточнила: – А молоко какое у тебя?

– Безлактозное, детка. Всё натуральное и безвредное. Думаешь, я не помню?


Северо-Западная Сибирь. Сургут. Конец октября 2043 года

Маn, наконец-то выбрался на федералку. Вездеход автоматически сделал рокировку колёс, заменив экологичные пластиковые гусеницы на обычные покрышки. Бетонка кое-где повылезала из асфальта, настеленного когда-то сверху, поэтому машину периодически дёргало. Моё тело сразу вспомнило ужасную тряску примитивных КамАЗов, на которых я когда-то давно откатал пассажиром тысячи километров. До города оставалось всего ничего. Скорее бы. Вымотались уже все изрядно. Всё-таки путешествие по опустевшим месторождениям не то же самое, что черноморский круиз. Зато материала записано было с лихвой.

Впрочем, успех поездки меня заботил сейчас в последнюю очередь. Уже четыре дня Марина не отвечала. Покрытие спутников было такое слабое, что доступной оставалась лишь аудиосвязь.

Профиль не отвечает… Профиль не отвечает…

В гостинице свяжусь визуально наконец-то. Может, она не разобралась, как ответить? Хотя в алгоритме такие навыки вроде должны присутствовать. Может, легла спать уже? Разница-то во времени есть. Я совсем не чувствовал тех уколов ревности, что знакомы каждому мужчине в подобной ситуации. В глубине души была уверенность в её безусловной принадлежности мне.

Впереди уже показались огни арочного моста через Обь. За ним вдалеке осеняла полупустой город тремя перстами своих труб местная гидроэлектростанция. Вера в нефть, как и любая другая, держащаяся на деньгах и крови людей, закончилась. Жертвы принесены. Прихожане давно покинули свои «храмы». Вездеход мчался мимо тёмных, припорошенных первым снегом домов…

Гостиничное кресло было из обычного полиуретана в тканевой обивке, даже на стене висела старая TV-панель с потускневшим пластиком. Какой раритет! Интересно, она вообще показывает? Клик-клик. Этот зомбоящик прошлого, видимо, был сломан давным-давно. Облезлый пластиковый пульт мёртв, а батарейки в нём окислились. Я упёрся взглядом в стену со светло-зелёными пластиковыми обоями.

Вызов профиля… Соединение…

Взор на две секунды затуманился и обрёл ясность уже на её фигуре. Она делала глоток чего-то из «непроливашки» с ионным подогревом. Судя по маленьким струйкам пара, мгновенно растворяющимся в воздухе возле ее губ, это был чай или кофе.

– Привет, милая.

Как-то слабо улыбнулась в ответ. Даже попыталась отвести взгляд, но видеосвязь через чип – самая искренняя, можно сказать. Глаза в глаза. Иначе никак. Поначалу, конечно, немного не по себе, но потом быстро к этому привыкаешь. Привыкаешь к искренности. Странно звучит.

– Привет, Дима.

Дима. Хм. Не милый или любимый. Дима.

– Я только недавно под спутником. Пытался прозвониться к тебе. Что-то случилось? И ты мне не звонила даже. Я проверил журнал пробных вызовов.

Она внимательно посмотрела на меня. Стало как-то сразу холодно. И не потому, что за окном гостиницы зимний Сургут.

– Я не звонила, Дима. И не отвечала тебе. Да.

– Почему, детка? Что случилось?

И за секунду до её ответа я вспомнил, вспомнил, что сейчас она скажет.

– Потому что я не скучала…


Конец марта 2019 года. Северо-Западная Сибирь. Сургут

В Сургуте очень красивые закаты. И чем суровее мороз жжёт твоё лицо, тем более красочная упаковка этого процесса. Багрово-желтые оттенки заходящего солнца. Кроваво-красная луна холодных зимних вечеров, заглядывающая в окно, чтобы подсветить отчаянное желание что-то сделать.