Лиловые из-за цветных линз глаза остановились на бывшей жене. Руку повело следом. Зарычал Мерлин, и рявкнул Крис Делл, что-то приказывая этому сумасшедшему.
Я думал, Хэндс выстрелит, но пилот удержался. Ему не хотелось в тюрьму, и он до последнего надеялся, что нам удастся заговорить безумному навигатору зубы.
– Мерлин, фу! – велел Сильвер, и проклятый кургуар опять подчинился. Навигатор покачал головой. – Нет, господа: так дело не пойдет. Я не RF, и вы мне не указ. Мистер Смоллет, пока мы с вами не отправились, эта женщина должна быть наказана.
Я резко свистнул. Если бы свистнуть в два пальца, вышло бы громче; но и так недурно получилось. Сильвер в страхе присел, ожидая ответного удара RF-корабля. Его не пугали «стивенсоны», однако всаженные в сознание рефлексы от Чистильщиков работали.
Капитан метнулся через стол.
– Мерлин, фас!
Одновременно взмыли Мэй, Хэндс и Делл. Прыгнувший кургуар ударил навигатора лапами в грудь и опрокинул на пол. Мэй двинул Сильвера ногой под ребра, Хэндс – по правой руке, Делл отшвырнул скрывавшую кисть куртку. У Сильвера таки ничего не оказалось. Уфф. Счастье, что его не убили.
Шейла кинулась поднимать упавшие свечи, Юна-Вэл тушила занявшиеся салфетки.
– Вот же урод, – пробормотал планет-стрелок, убирая «стивенсон». – Сильвер, где Шон?
– Поищите, – отозвался распластанный на полу навигатор и раздраженно сделал мне замечание: – Не хрен свистеть почем зря.
– Шон Кенари, ответьте Александру Смоллету, – вызвал наш капитан. И ринулся вон из зала, крикнув на бегу: – Мерлин, ко мне!
Юна-Вэл помчалась следом, я тоже. С Сильвером разберутся без нас.
Пробежали в холл, где пустовала стойка администратора, и вырвались на парадную лестницу. У ее подножия ничком лежал человек; куртка была распахнута и стелилась по снегу, точно раскинутые крылья. Стуча когтями, кургуар первым скатился по ступеням и с жалобным подвыванием кинулся к лежащему.
– Шон! – мистер Смоллет упал на колени рядом с космолетчиком, ощупал его. – Ч-черт!
Юна-Вэл склонилась рядом, я – с другой стороны. Шон был без сознания. Руки еле теплые, пульс слабый, но ровный.
– Оглушен станнером, – предположил я.
Мерлин ковырнул лапой снег и подал голос:
– Уррух.
Мистер Смоллет поднял с земли станнер. Сильвер его нарочно выбросил? Или выронил, не заметив? Наш капитан предъявил оружие Юне:
– Полюбуйся. Вот что творит твой спятивший супруг. И десять егерей убил. От Птиц спасаем Энглеланд. Какого черта? Почему он не в клинике, а разгуливает на свободе? – Капитан был в бешенстве.
– Джим, помоги занести Шона внутрь, – велела Юна-Вэл.
Пока мы с мистером Смоллетом поднимали космолетчика и несли вверх по лестнице, Юна сочиняла ответ.
– Во-первых, – начала она, когда я открыл дверь свободного номера, – Джон – мой бывший супруг. Во-вторых, – она помогла уложить Шона и принялась энергично растирать ему лоб и виски, – как я могла засунуть его в клинику, если он не желал лечиться? Ты что, не знаешь, как свято у нас блюдут права человека?
– Он убил десять человек, – повторил мистер Смоллет, массируя Шону левое плечо.
– Кто это видел? Том так сказал, да Джон. Ты знаешь, чего стоят слова.
– Юна, ты врач или нет? Ты в состоянии оценить… предсказать его поведение?
– Александр, – Юна-Вэл выпрямилась, прекратив растирать Шону голову, – я не психиатр. И поверь: мне хватало иных забот, кроме как держать под надзором Джона.
– Но он – псих. Опасный псих, и ты это знала лучше прочих.
– Я знала, что он измывался надо мной, – отрезала Юна-Вэл. – Но никогда – слышишь ты? никогда! – он не пытался наводить порядок и оберегать чужих ему людей от Птиц или кого другого. По крайней мере, не говорил об этом. – Она снова занялась Шоном.
Я шагнул к двери. Разговор не для моих ушей, и в номере мне было нечего делать.
– А уж коли речь зашла о сумасшествии, – гневно продолжила Юна, – так что – загнать в клинику всех поголовно? И тебя, и твоих risky fellows? Вы такие же сумасшедшие!
– Не спорю, – миролюбиво признал мистер Смоллет. – Весь RF – сплошное безумие; доктор Ливси это верно подметил.
Я вышел в коридор. На стенах багровели горсти искусственных углей, и мне вновь захотелось сжать их в кулаке.
Со второго этажа спустилась мать. Волосы были сколоты на затылке, лишь несколько локонов свободно падали на плечо. Красивая у меня мать… но Юна краше.
– Опять что-то случилась? – спросила она.
Я помотал головой. Она вздохнула:
– Господи, когда ж это кончится? Погляди, – мать протянула мне ожерелье, сплетенное из ниток жемчуга и мелких алых перьев. Перья были похожи на кровавые капли. – Можно ей подарить? Это, в общем, дорогая вещь, – пояснила она неловко, словно оправдываясь. – Энглеландский жемчуг и перья Птиц – такого нигде больше нет. Жемчуг дарил твой отец, а перья… ну… ими ты был Осенен в первый раз. Я сама сплела – к нашей с Дэвидом свадьбе.
– Ты выходишь замуж?
Мать кивнула, смутившись. Я давно знал, что доктор Ливси хочет на ней жениться, однако не ожидал, что все уже решено.
Она с сомнением оглядела ожерелье.
– Что – не ахти? Думаешь, ей не понравится?
– Понравится, – вымолвил я, хотя был уверен, что Юна в жизни не наденет ожерелье с вредными перьями. – Очень.
И ушел в холл. Не стоять же под дверью номера, где осталась Юна-Вэл; и не было ни малейшего желания возвращаться в ресторан.
Входная дверь предупредительно открылась, в холл влетели снежные хлопья и каплями осели на полу. Снег валил преизрядный, свет фонарей бессильно в нем увязал, моря было не разглядеть.
На верхней ступеньке лестницы сидел Рысь. Наш белый с рыжими пятнами котун прядал ушами, стряхивая ложащийся снег, шерсть на спине подергивалась. Вообще-то Рысь недолюбливает снегопад.
– Кого сторожишь? – поинтересовался я. – Поджидаешь соседушку?
– Мяу.
– Она не придет. По такой непогоде.
– Мяу.
Рысь потряхивал ушами и ждал, на что-то надеясь. На усах повисли белые хлопья. Надоест дожидаться – сам к своей душечке побежит. Одному мне бежать некуда. И пожаловаться, как мне плохо, некому. Не стану плакаться ни матери, ни Тому. С Рысем, что ли, поделиться?
– Джимах! – через порог скользнул поюн, встал столбиком возле котуна. – Не двигаться. Я с тобой.
– Мяу, – отозвался Рысь.
Подошел Хэндс.
– Где они?
– Приводят в чувство Шона. Сильвер оглушил его из станнера.
Пилот выругался.
– Знал бы – в полицию его сдал. За то, что он с Юной творил. Она вечно его защищала – оттого что он помогал ей с RF. – Хэндс помолчал, наблюдая, как снег заносит наших зверей; они на глазах превращались в заснеженные пеньки. – Джим, у тебя вправду есть предчувствия?
– Ничего у меня нет. И никого, – вырвалось против воли. Не хотел ведь жаловаться.
Пилот мог бы возразить, что я неправ: у меня есть мать, Том с Шейлой и доктор Ливси, есть Рысь, лес и море. Наконец, есть деньги и вся жизнь впереди, и я волен покинуть Энглеланд и отправиться искать новых приключений и новую любовь. Я согласился бы, если б он так сказал, но Хэндс промолчал. Лишь провел ладонью мне по спине, и от его прикосновения стало легче, как будто мы были на борту RF-корабля или на Острове Сокровищ.
– Где эта бестолочь? – спросил пилот. – Дурной кургуар. И Шона не уберег, и сам смылся.
Я поглядел сквозь летящий снег. Ничего не видать. Надо было о чем-то заговорить, чтобы Хэндс не думал, будто меня нужно еще жалеть и утешать.
– Израэль, помните, мы с Юной-Вэл ухитрились создать иллюзии… Две здесь, а потом на «Испаньоле» отличились. Как по-вашему: отчего это было?
– Твоя Осененность и наши RF-умения одной природы – дары Чистильщиков. Юна испытала их гостеприимство и тоже что-то обрела.
– Ну и что?
– Сложи Осененного Птицей энглеландца и любого из risky fellows – и получишь массу сюрпризов. Я полагаю, в тот раз, когда мы в глайдере чуть не гробанулись, – это была наша с тобой иллюзия, а не твоя и Юны. Ты испугался меня, я – тебя.
Я обдумал услышанное. Вероятно, Хэндс прав.
– Израэль, давайте опять попробуем. Вдруг получится?
– Что ты хочешь?
– Черного кургуара. У меня был Дракон – почти такой же, как Мерлин. Друг детства.
– Он погиб?
– Да. – Я не стал объяснять, что Дракона убил Сильвер.
– Тогда не стоит. Иллюзии погибших друзей… – пилот не договорил. Наверное, он тоже кого-то недавно потерял.
– Я хочу.
– Будь по-твоему.
Рысь сидел, прядая ушами, поюн стоял рядом столбиком. Мы с Хэндсом уставились в снежную пустоту – туда же, куда глядело наше зверье. «Дракон! – мысленно позвал я. – Дракон-Драчун, Кусака и Ворчун…» Сжалось горло. Я упрямо смотрел сквозь снег, пытаясь увидеть своего друга.
Донесся глухой топот лап, и показалось что-то черное. Дракон?! Сердце оборвалось. Хэндс поймал меня за локоть и не дал броситься вниз по ступеням.
– Я говорил: не надо. Это Мерлин.
Полицейский кургуар взмыл по лестнице, Рысь с Александром порскнули в стороны. Мерлин с воем ткнулся мордой пилоту в колени.
– Кто тебя напугал, чучело бестолковое? – Хэндс потрепал его по ушам.
Мерлин поднял лобастую башку и заглянул ему в лицо. Переступил на месте, коротко вякнул и потрусил вниз, оглядываясь и приглашая за собой.
– Мерлин? – я шагнул за ним.
Кургуар горестно взвыл, приседая на задние лапы и оглядываясь. Мы с Хэндсом сбежали по ступеням.
Мерлин пустился стрелой: мимо стояночной площадки, по идущей вдоль побережья дороге. Я сегодня уже ходил здесь. Я искал. И повернул обратно. А там – чья-то беда…
В глаза летели снежные хлопья. Мерлин стелился над дорогой, словно красный волк на охоте. Мой Дракон был никудышный бегун, а полицейский кургуар вмиг оставил нас позади. Сквозь метель донесся его вой.
Хэндс на бегу вынул станнер. Я достал свой. Вдоль дороги горели фонари, но за снегом ничего не разглядишь. Черт знает, кто там. Если, например, медведка порвала человека, она не уйдет, пока не насытится. И кинется на любого, кто рискнет помешать ее пиршеству.