А в центре зала кружилась в танце белокурая Хёгова невеста, дочка мельника, одна из первых красавиц городка. Звенели браслеты у нее на запястьях, змейками вились распущенные по плечам локоны, пушистые ресницы отбрасывали тень на румяные щёки, стыдливо пряча хитрый взгляд. Девушка иногда покусывала губы, стараясь не сбиться в танце, потому что знала — на неё, на её разноцветные юбки, на её растрёпанные в танце волосы, на движения её рук сейчас направлены многие взгляды. Дочь мельника знала цену и своей улыбке, и своим вьющимся волосам, которые сегодня можно было не заплетать в косу — только украсить венком из веточек, лент, тряпичных цветов и высушенных колосьев. Дочь мельника ловила на себе взгляды мужчин, восхищенные и голодные, чувствовала, как многие стараются в танце дотронуться до неё, оказаться ближе, чем следовало бы их подпускать. Взгляды женщин жгли ядом, оценивали каждый шажок, каждое мелкое движение плечом, и дочь мельника старательно их не замечала, чтобы ненароком не сбиться и не упасть на потеху завистницам. Сама она изредка, украдкой приподнимала ресницы, смотря в сторону очага, где у самой стены, словно огородившись, обособившись от праздника сидели трое обитателей Волшебного Замка, странные и манящие, окутанные пологом тайны, как обитатели Страны Теней.
Взгляд дочки мельника загорался азартом, свойственным красивым девушкам, хорошо знающим о своей красоте, когда она замечала на себе внимание рыжеволосого парня, наблюдающего за ней с одобрением и хитрой полуулыбкой, которая удивительно льстила самолюбию. Дочь мельника похолодела и едва не сбилась, когда столкнулась с другим взглядом — пронзительным, но равнодушным лично к ней, наблюдающим за всем вокруг внимательно и напряжённо. Желтоглазый чародей, от упоминания которого некоторые матушки вздрагивали и говорили что-то о занавешивании зеркал в светлицах подросших дочерей, был почему-то угрюм и сосредоточен. Иногда он лениво посматривал в глиняную кружку, которую держал в руках, иногда — обводил зал этим своим взглядом, от которого мурашки шли по коже, а кто-то из парней мрачнел и что-то недовольно шептал товарищам. Дочь мельника знала, о чём они шепчутся, но значение тому не придавала. Слухи — это только слухи, а вот подойти к молодому магу, который, говорят, посообразительнее Мастера Герхарда, и попросить начаровать ей удачу дочь мельника очень хотела, потому переборола суеверный страх и робко улыбнулась, перехватив его взгляд. Чародей удивлённо вскинул бровь, но улыбнулся в ответ, утратив свою угрюмость и высокомерие, и чуть приподнял кружку с элем. А потом наклонился к сидящей между ним и его другом темноволосой девушке, грызущей красное яблоко, и начал что-то рассказывать, кивнув в сторону Хёговой невесты. Девушка пристально посмотрела на дочь мельника, поставила локти на стол и даже оторвалась от своего яблока, чтобы что-то спросить у мага. В её взгляде не было ни зависти, ни чисто женского стремления оценить соперницу — только какой-то своеобразный интерес.
Дочь мельника, почему-то, почувствовала себя уязвлённой и покрепче вцепилась в руку парня, увлекавшего ее в танец, подальше от странных гостей и слухов, с ними связанных.
К середине вечера мне начало нравиться всё.
В первую очередь — чуть горьковатый, отдающий пряностями эль, который я пила, уютно устроившись на скамье между парнями. Мне понравились имбирные пряники, которыми меня кормили, и запахи еды, хвои и дыма, которые наполняли таверну. Мне нравилось наблюдать за танцующими и мне нравилась местная музыка — простая, но мелодичная, иногда плавная и грустная, иногда — веселая и бодрая. Согревшись и избавившись от лёгкого волнения, с которым я ждала этой вылазки, я скрестила руки на столе и положила на них подбородок, наблюдая за залом и людьми вокруг.
Потом Ренар принёс ещё эля и яблоко.
— Видишь девушку в венке? — Кондор чуть наклонился в мою сторону, кивком головы и взглядом указывая на ту самую "сестру", которую я помнила ещё по встрече на катке. Сейчас её волосы были распущены и голову украшал венок из лент, колосьев и цветов — как я понимала, искусственных, но выглядящих весьма настоящими. Девушка была в центре внимания — и это ей весьма очевидно нравилось. — Она сегодня в роли невесты, предназначенной Богу Декабря… Судя по её настроению, очень гордится этим и вряд ли знает, — интонации чародея стали хитроватыми, — что в далёком прошлом удостоилась бы сомнительной чести быть отведённой в чащу и оставленной там. На съедение зиме.
— Очень мило, — я хрумкнула яблоком и поставила локти на стол. Маг до этого момента сидел за столом, делая вид, что его желтоглазой светлости тут как бы нет, и никак не реагируя на заинтересованные взгляды местных в свою сторону.
— Поэтому я и не особенно люблю все эти праздники. Слишком сильно в голове засело их истинное значение, — сказал Кондор, заглядывая в свою кружку. — Хотя эль сегодня неплох.
Я пожала плечами, не понимая, с чего это вдруг он разоткровенничался. Выпитое начало давать по мозгам, и когда Ренар в очередной раз потянул меня за руку, предлагая вылезти и потанцевать, я решилась — и вылезла, вцепившись в его руку, чтобы не свалиться и не споткнуться ни обо что. Ну нафиг этих хмурых магов, тоже мне!
— Ты чего? — Ренар, видимо, заметил мою ухмылку.
— Его светлость сегодня… просто образец коммуника… общительности, — фыркнула я, позволяя увлечь меня в круг танца. — Ой, — я заметила, что на нас многие посмотрели. — Держи меня крепче, я боюсь облажаться!
Но не облажалась. Вроде бы. Всё оказалось куда легче, чем мои неловкие па в Замке, и намного веселее. В толпе все немножечко лажали — а потом смеялись и лажали снова. Мне оставалось только улыбаться в ответ тому, чьи руки подхватывали мои руки, когда пары менялись партнёрами, и стараться не перепутать, с какой ноги нужно начинать. Эль заставил эйфорию проникнуть в мою голову, и мне стало всё равно, чья рука на моей талии, на чьих плечах мои руки — я следила только за тем, чтобы не оступиться, не упасть, хотя мне казалось, что в случае чего — поддержат и не позволят врезаться носом в дощатый пол. Я смеялась и весело качала головой, мне казалось, что я красиво делаю книксен, когда по танцу следовало его сделать, я легко скользила от партнёра к партнёру, я ловила в чужих глазах — карих, зелёных, серых, тёмных — отражение веселья и тепла и отблески мерцающих свечей, и…
— Поймал! — Ренар склонился надо мной, а я полулежала в его объятиях, касаясь пола только каблуками ботинок, и тихо смеялась, вытирая слёзы. Толпа вокруг нас чуть расступилась, и мне показалось, что на миг я превратилась в центр местного мирка, который тут же завертелся дальше, забыв про меня. Девушка в венке проплыла рядом, тряхнув гривой белых волос, и я, запрокинув голову, видела её мелькающую рядом красную юбку, и немного злорадствовала. Самую малость. Потому что это не мне, а ей придётся замёрзнуть в лесу, дожидаясь волшебного жениха, у которого непременно будет мерзкий характер.
— Кажется, кто-то напился, — Ренар потянул меня за руку, заставляя перестать выкобениваться и принять вертикаль. Меня шатнуло — и я повисла у него на шее, хихикая и прижимаясь. Может, попытаться выбить клин клином? Рыжий, красивый, пахнет вкусно, и…
Опираясь на плечи Ренара, я приподнялась на цыпочки, ткнувшись носом в его подбородок и чуть прикрыв глаза. Запах эля и имбиря смешивался с запахом дыма и пота, и я растворялась, уплывая куда-то в пространстве, потому что чувствовала себя в безопасности.
— Эй, голубки! — раздалось сбоку, и мимо нас прошёл мужчина с двумя кружками в руках.
Ренар увёл меня в сторону, поддерживая за плечи. Я прижалась к нему и глупо улыбалась, посматривая на девиц, некоторые из которых провожали нас взглядом, пока мы шли… Куда?
На улице было свежо и холодно, хотя в первую минуту мне казалось, что зимний мороз мне нипочём! Я улыбалась и выдыхала пар изо рта, вглядываясь в мерцающую огнями улицу, по которой сновали туда-сюда люди, веселые и тоже пьяные, наверное, говорливые и громкие. Оранжевые отсветы фонарей со свечами, которые нес каждый в толпе, танцевали на каменных стенах, бархатная глубина неба манила тысячами звёзд — в городах моего прежнего мира их уже и не разглядеть за облаками, смогом и электричеством — откуда-то слышалось пение на незнакомом языке. Я стояла на крыльце, прижавшись к Ренару, грелась в его тепле, чувствуя, как он обнимает меня, чуть покачиваясь, словно пытаясь убаюкать.
— Ты пьяная, — раздалось над ухом. Для этого ему явно пришлось чуть наклониться, потому что я едва доставала макушкой до его ключиц. — И не знаешь, чего хочешь.
Я согласно кивнула.
Зимний воздух отрезвлял не хуже пощечины, и я, сделав глубокий вдох, вынырнула из наваждения. Наваждение легко разжало объятия и теперь очаровательно улыбалось, держа руки на моих плечах и что-то мне объясняя. Я не прислушивалась, хотя общий смысл был понятен.
Меня мягко и красиво выставили во френдзону.
Наверное, завтра я буду радоваться тому, что утопила свои печали в пиве, а не в постели иномирского красавчика, отношения с которым это совершенно точно усложнит, но сейчас, когда он был так близко, обида грызла меня изнутри.
И холод снаружи стал действительно злым.
К счастью, когда я сняла руки Ренара со своих плеч и попросила оставить меня на пару минут одну, он хотя и заглянул мне с тревогой в глаза, но послушался.
— Только на пару минут, — нахмурился он и ласково растрепал мои волосы. — Я за тобой вернусь.
Когда он ушёл в таверну, я спустилась по ступенькам, держась на всякий случай за перила, потому что меня всё ещё вело, и встала сбоку от крыльца, в тени, привалившись к каменной стене. Люди, проходящие мимо, не особенно обращали на меня внимание, зато я могла следить за ними и думать о своём. Расползшиеся в панике мысли начали возвращаться на свои места, как и моя способность думать вообще. Всхлипнув для порядка от обиды, я зябко скрестила руки на груди. Дольше этой самой пары минут я без пальто тут точно не простою, но освежить голову было нужно.