Если уж тут происходит какая-то неведомая магия-шмагия, то почему бы не использовать один известный паттерн?
Может быть, это мой единственный шанс.
Существо оскалилось ещё шире, словно бы уловило мои мысли и было ими довольно. Очень надеюсь, что это не ритуальная игра с едой.
Я ударила его пяткой по пальцам, получив в ответ лишь попытку поймать мою пока ещё свободную ногу. К счастью, этой твари тоже нужно было чем-то держаться за ветку, поэтому попытка оказалась малоэффективной, и второй удар пяткой заставил его ослабить хватку. Чувствуя, что моя нога выскальзывает, оно вцепилось в носок когтями, которые, кажется, задели и мою кожу, — но было поздно.
Я уже падала вниз, оставив в его когтях лишь шерстяной трофей.
Ледяная вода сомкнулась надо мной, и я зажмурилась и задержала дыхание, погружаясь в реку. У самой поверхности воды был слой ледяной кашицы, падать сквозь который было до омерзения неприятно. Рубашка быстро намокла и я путалась в ней, в ушах стоял шум воды, от которого начиналась паника. Я пыталась думать о пентаграмме, нарисованной в кабинете Кондора, и очень надеялась, что это так работает. Надеялась до последнего, до того момента, как моя слабенькая дыхалка сказала, что с неё хватит, что глоток кислорода был слишком маленький, и ужас от ощущения бесконечного падения в ледяной темноте заставил меня вытянуть руки вперед и открыть глаза — и сделать панический вдох, потому что течение утянуло меня под лёд, которого сейчас коснулись мои руки.
Вода хлынула в лёгкие и я, кажется, в последней отчаянной попытке подалась вперед, пытаясь то ли пробить этот лёд, то ли прижаться к нему.
Когда мои ладони с силой ударились о холодную, твердую, как стекло, поверхность, что-то сзади рвануло меня за ворот рубашки, утянув обратно в бездну.
Глава третья: Потерянная девочка
Часть третья, в которой тревожная ночь переходит в недоброе утро, а героиня узнает много нового о себе и о канделябрах
Она материализовалась у меня перед носом и так мрачно сказала доброе утро, что утро сразу испортилось. Лена Элтанг, Картахена
То, что тянуло её с той стороны, почти разорвало тонкую сорочку пополам, выдрав кусок батиста.
Это было не самое страшное.
Куда страшнее было видеть, как из её рта льётся ледяная вода, растекаясь по паркету, а девушка всё не дышит, и не дышит, и даже не собирается дышать — несмотря на мягкий импульс магии. И только потом переворачивается на бок и заходится в приступе кашля, выхаркивая остатки воды из себя.
Мерзкой, холодной, потусторонней воды.
Оставалось только надеяться, что та река, из которой он вытащил её, схватив за запястья, была просто рекой, текущей на два мира, и, нахлебавшись её вод, Мари не потеряет память, рассудок или саму себя. Не отрастит крылья. Не начнёт испытывать голод того рода, который человеку испытывать не полагается. Не сойдёт с ума, убиваясь в тоске, причин которой сама не знает.
То, как она смогла вот так запросто шагнуть за грань и вернуться назад — через зеркало в кабинете, осложняло всё до такой степени, что привычный порядок мироздания грозил расползтись по швам, рассыпаться и исчезнуть, как простейшая ученическая иллюзия.
— Что же ты такое, а?
Кондор содрогнулся, заметив на ноге девушки три длинных, глубоких царапины с рваными краями — каждая из них заканчивалась ранкой в районе щиколотки. Содрогнулся не от вида крови — и не такое видеть приходилось, заживить их — проще простого, но осознание, что кто-то с той стороны теперь знает вкус и запах этой крови, заставляло чувствовать страх. За себя в том числе.
Потому что с той стороны редко отпускают просто так, если сами не хотят отпустить.
Дурочка.
Хотя кто из них сейчас больший дурак — это ещё подумать надо.
Пришлось стянуть с неё мокрую тряпку, в которую превратилась одежда, впитавшая в себя грязную воду. Мелкий мусор вроде каких-то веточек и мёртвых листьев обнаружился в волосах Мари, когда маг провёл рукой над её головой, чтобы высушить волосы. Иначе совсем замёрзнет. Тяжело вздохнув, Кондор подхватил девушку на руки. Инка дышала редко, кожа её была пугающе ледяной, безвольно повисшие руки и открытая шея выглядели как-то слишком беззащитно. Пока он нес её в сторону ванной, в голове мелькнула мысль о злой иронии момента: данное самому себе обещание не таскать работу в постель сегодня придётся нарушить, правда, совсем не в том смысле, который в это обещание закладывался.
А вот другое нарушенное обещание — не скрывать по возможности от подопечной ничего важного, особенно такого важного, что касалось её напрямую, — грозило обернуться бурей, когда Мари очнётся.
"Если" вместо "когда" кольнуло приступом ужаса.
Тёплая вода наполняла ванну, постепенно погружая в себя замёрзшую девушку. Идиотский способ согреть, конечно, но ничего лучше просто в голову не пришло. Осталось только следить, чтобы она не сползла вниз и не захлебнулась.
Спать придётся в гостиной или в кабинете, а то первая мысль у Мари точно будет не в ту сторону.
Фэйри вывалился из воздуха слева, почти над плечом Кондора, сделав это настолько неуклюже, что едва успел раскрыть прозрачные крылья, чтобы не брякнуться о пол. Маг усмехнулся и протянул ладонь в сторону — прозрачный кристалл лёг в его руку, чуть холодя кожу.
— Где нашёл?
— Висел на раме зеркала, — ответил пикси, нахально косясь в сторону ванны. Впрочем, одного нахмуренного взгляда со стороны мага хватило, чтобы фэйри сосредоточился на важном, а не на голых женских коленях и…всем остальном. — Ваша страшная женщина в панике, милорд. Просто в бешенстве. Я боюсь попадаться ей на глаза…
— Не удивительно, — мельком глянув на амулет и удостоверившись, что с кристаллом и заложенными в него заклятиями все в порядке, Кондор убрал его в карман. — Она не должна была впускать… Но не могла не выпустить. Что с той стороны, Ахо?
— Изнанка молчит, — стрекот крыльев фэйри раздался над правым ухом — Ахо, как любой другой пикси, долго на одном месте находиться не мог. — Молчит так, словно по ней прошёлся кто-то очень сильный… Перед кем все твари замерли в страхе и трепете. Кажется, ваша злая женщина тоже боится этого, милорд. И оттого ещё сильнее злится.
Маг промолчал в ответ, стараясь сохранить на лице непроницаемость: показывать фэйри свой страх, пусть и мимолётный, было нельзя. Этим тварям только дай почуять слабину — вмиг окрутят и заморочат голову, пользуясь моментом. Ахо, конечно, был теперь связан клятвой по рукам, ногам и крыльям, но кто его знает, не найдёт ли пикси лазейку?
— Передай Сильвии, что всё… хорошо, — сказал Кондор, едва удержавшись, чтобы не добавить "насколько вообще уместно говорить про хорошо в этой ситуации".
— Она меня точно не сожрёт? — на крошечном лице фэйри отразился скепсис, это выглядело бы крайне забавно, если бы не гротескные черты, похожие на злую насмешку над человеческим обликом.
— Меня же не сожрала, — фыркнул маг. — До сих пор.
Пикси, проворчав что-то насчет того, что маг посильнее его будет, исчез в пространстве, явно наслаждаясь вновь обретённой возможностью перемещаться с помощью магических потоков, ныряя в пустоту и моментально оказываясь совсем в другом месте — был бы маяк. Кондор проследил взглядом за лёгким колебанием воздуха, отметившим разрыв, и сел на пол, привычно скрестив ноги.
Вода — отличный проводник для магии.
Нужно было только дотронуться пальцами до поверхности, позволив Силе спокойно стекать, и видеть, как мертвенно-бледная кожа Мари чуть заметно розовеет.
Я была одна в темноте.
Что закрывай глаза, что не закрывай — ничего не менялось. Сплошная густая тьма. Беспросветная. Пустая. Я шла по чему-то гладкому, ровному, вытянув руки вперед, в надежде и ужасе ожидая, что рано или поздно столкнусь с чем-то в этой тьме, но пустота длилась и длилась. Длилась и длилась.
Длилась и длилась.
А потом я проснулась.
Из кошмара куда более страшного, чем ледяные омуты и острые зубы неизвестных потусторонних тварей, меня выдернул острый запах дыма, поднимающегося призрачной ниточкой от погасшего фитиля свечи — одной из трех в подсвечнике, стоящем на комоде у кровати, в которой я обнаружила себя. В первые секунды после пробуждения я могла только тяжело дышать, чувствуя себя вдавленной в простыню прошедшим кошмаром, но вместе с возможностью думать пришло осознание того, где именно я нахожусь.
Я покраснела, натягивая одеяло едва ли не на нос, а потом покраснела еще больше, потому что на мне оказалась надета чужая рубашка — шире, чем нужно, в плечах, рукава слишком длинные. Я нервно засмеялась, подтянув колени к груди и обхватив их руками, и попыталась вспомнить хоть что-то из подробностей.
Память предательски молчала, как и в прошлый раз.
Я совершенно определенно уснула в своей комнате, еще немного пьяная и вполне счастливая, потом, кажется, видела странный кошмар, а потом… О, потом я невероятным образом проснулась в постели Кондора, в его, черт возьми, рубашке и хорошо, что в своих трусах. И, наверное, хорошо, что одна.
Я потерла глаза, понимая, что в моей голове все это не укладывается.
Рука машинально потянулась к цепочке с амулетом — как-то я уже успела к ней привыкнуть, и в минуты раздумий наматывала на палец, как локон — но цепочки на шее не обнаружилось.
Конечно, я же ее сняла, когда…
Стоп.
Из жара меня кинуло в холод, потому что я совершенно точно вспомнила, при каких обстоятельствах это произошло. Выпрямив спину, я вытаращилась куда-то в район гардин, закрывающих окна, круглыми от ужаса глазами. Подробности, выползшие в реальность, заставили память воспроизвести обрывки сна — путанная, блеклая, исчезающая последовательность образов, заканчивающаяся омутом и тьмой. Наверное, со стороны я выглядела безумной — напряженная, смотрящая в одну точку, тянущаяся к чему-то на шее, чего не находила. Пальцы судорожно сомкнулись на вороте рубашки. Я резко дернула одеяло, обнажая ногу — чуть выше стопы начинались три бледно-розовые полосы, почти зажившие глубокие царапины, и еще одна, четвертая, была едва видна.