Можно было бы напомнить, что с определенного момента — довольно часто, но Кондор не стал поднимать эту тему.
— Габриэль решил, что ее воспоминания и знания ценнее, чем…
— Чем конфиденциальность? — Дар изумленно вскинул брови. — Вы оба представляете себе, как может обернуться ваша прихоть, если…
Он тяжело вздохнул и потянулся к колокольчику, чтобы вызвать секретаря.
Наверное, ему сейчас хотелось сказать очень многое, и будь на месте Кондора кто-то другой, кто-то, с кем наследника престола не связывала бы долгая дружба, испытанная огнем, водой и магией, Дар не стеснялся бы ни в словах, ни в обещаниях. Прихоть Габриэля действительно подвергала всех риску, и хотя у этого риска были оправдания, причины и даже выгода, сейчас придется приложить усилия для того, чтобы свести к минимуму все возможные неприятные последствия.
А еще Дар отлично понимал, что Кондор не стал бы рисковать без определенных причин, и об этих причинах тоже придется рассказать.
Потому что пока он не спешил сообщить о том, что еще один совершенно лишний человек, сам того не желая, оказался втянут в это дело.
Септим, потревоженный звоном колокольчика, вошел в кабинет и застыл, вытянувшись под взглядом своего господина, словно бы чувствовал, что за сдержанной доброжелательностью Антуана сейчас скрыто явное раздражение. Вполне возможно, что так и было, по крайней мере, именно этот секретарь смог задержаться рядом с принцем надолго, и Дар на него ни разу не жаловался.
— Септим, вы же не слишком далеко убрали образцы документов, которые готовили для леди Лидделл? — Дар встал из-за стола — медленно, как готовый к нападению хищник. Секретарь кивнул. — Превосходно. Мне нужны бумаги на подданство и опекунство. И опекуном должен быть назначен господин Габриэль Моррис. Я правильно помню, что у него нет дворянского титула?
Кондор не сразу сообразил, что этот вопрос был адресован ему.
— Нет, младший сын, не наследовал ничего, кроме…
Дар кивнул, даже не посмотрев в его сторону, взял с полки стопку каких-то бумаг, на которых были видны оттиски печатей, и, перекладывая одну за другой в сторону, словно ища чего-то, продолжил, обращаясь к Септиму:
— Значит, просто господин Габриэль Моррис. Который, видимо, завтра или послезавтра явится сюда любым доступным для него способом. И, Септим, вы держите рот на замке, а свою работу — в секрете. Впрочем, — Дар нашел то, что искал, и вернулся к столу, попутно сунув в руки Кондору сшивку листов, на верхнем из которых в углу красовались вензели Большой Печати Ковена, — вы всегда хорошо умели молчать, Септим. За это я вас ценю. Свободны.
Септим так же молча, явно потрясенный, скрылся за дверью.
— С другой стороны, — задумчиво сказал Дар, нервно стуча пальцами по столу, — девушка может оказаться полезной, когда мы будем близки к тому, чтобы открыть карты. А до той поры… Боги, как все осложнилось! О, я вижу, мой подарок тебе нравится, — принц ухмыльнулся, наблюдая за тем, как Кондор с жадностью вчитывается в отчет бестиологов Ковена. — Мне стоило небольших усилий достать для тебя одну из копий до того, как оригинал попадет в Высший Совет. Причем, смею заверить, это копия того, что было написано не для широкой публики, без замалчивания и передергивания фактов.
— Неофициальная версия, превосходно, — пришла очередь Кондора улыбаться, как мальчишка, хотя радость обладания новым знанием омрачалась мыслями о том, что неприятный разговор с принцем еще не закончен. Дар, словно угадав это, сам сделал шаг в нужную сторону.
— Я не думаю, что твоей инке нужно знать все, что там написано. Испугается. Кстати, твои подозрения подтвердились?
— Более чем, — вздохнул маг. — Я понимаю, что это не оправдание, Дар, но в ночь солнцестояния много чего произошло, и вот эта тварь, — он кивнул в сторону отчета, — кажется мне наименьшей проблемой сейчас.
Дар промолчал, только сцепил кончики пальцев, поставив локти на стол, выразил свою готовность выслушать — и понять.
— Она — маг. Достаточно сильный, как я могу судить, и, как я понимаю, с хорошей интуицией. И хорошим резервом. Я был бы невероятно рад обнаружить такой талант, если бы не два "но"…
— Она не обучена, — перебил принц. Он сощурился и смотрел в пространство куда-то за спиной Кондора. — И если талант достаточно сильный, это… опасно для нее. И для тебя, — он посмотрел прямо на собеседника, моментально став еще более серьезным, чем был до этого. — А…
— И второе, Дар. Обучить — это полбеды, а вот заинтересованность жителей Изнанки в ней — вот это пугает меня сильнее. Ее утащили из Замка. Можешь такое представить вообще?
Кажется, Его Высочество едва удержался от того, чтобы не присвистнуть.
— Да-а, — протянул он, — теперь я отли-ично понимаю, почему тебе было не до Габриэля, — добавил он тихо.
— И мне пришлось взять ее с собой, — признался Кондор. — То есть…
— Она тоже знает. Ужасающая глупость.
— У меня не было выбора, — развел руками маг. — Напуганные до полусмерти девицы, знаешь ли, отличаются удивительным упрямством и цепкостью.
Дар хмыкнул. Что-что, а это он знал хорошо.
— Все сложнее и сложнее, — вздохнул он, откинулся на спинку кресла и устало прикрыл глаза.
"Невероятно сложно, Дар.
Намного более сложно, чем ты себе сейчас можешь вообразить в своей светлой голове. И ведь ты еще не все знаешь — и хорошо, что сейчас не спрашиваешь о некоторых подробностях, которые я не хочу тебе говорить. Я сам предпочел бы не знать их и потому не учитывать, но…"
— Я уверен в твоем благоразумии, Кондор, — сказал принц. — И в случае чего согласен дать девочке личную протекцию. Если кто-то вдруг заинтересуется больше, чем следует. Из людей, конечно. И остальных, кто обитает по эту сторону. На тех, кто по ту сторону, сам знаешь, у меня влияния нет. Здесь разбирайся своими силами, — Дар замялся на секунду, словно сомневался, задавать вопрос или нет, а если задавать — то как лучше его сформулировать, и в итоге спросил: — Ты собираешься учить ее сам?
— Нет, конечно, — с искренним изумлением ответил Кондор. — Ты же отлично знаешь, что я не возьмусь работать с неофитом, да еще и с… девушкой. Я думал поискать кого-то… м, надежного — как минимум. Достаточно умного, чтобы молчать, и достаточно компетентного в вопросах наставничества. Женщину.
Принц отвел взгляд куда-то в сторону окна, продолжая внимательно слушать. За окном, отражающим кабинет, если присмотреться, угадывались очертания храма Дюжины, памятника, зданий вокруг площади, бликовали фонари и освещенные окна. Жизнь в Арли шла своим чередом — для столицы не изменилось ровным счетом ничего.
— Наверное, я смогу тебе помочь, — сказал Дар, не отрывая взгляда от окна. — Но ответ дам через два дня, не раньше.
Кондор удивленно приподнял одну бровь, но с воодушевлением кивнул:
— Ты мне этим очень поможешь. Я отведу ее в Галендор завтра, если все сложится. Или послезавтра. Хочу показать ее своим. Пусть Ковен узнает от них, а не от меня.
— Бедная маленькая леди Лидделл, — с немного наигранным сочувствием вздохнул принц. — Она пришла сюда для того, чтобы украсить высшее общество, а вместо этого ей придется читать скучные трактаты о сути волшебства и терпеть внимание почтенных Магистров.
Задушевные разговоры о жизни, вселенной и всем остальном, как мне кажется, имеют место в двух случаях.
Когда ты пытаешься скоротать время в дороге и точно знаешь, что человека, ставшего твоим слушателем, никогда потом не увидишь.
Или когда вы с человеком однозначно прониклись доверием друг к другу, и тогда долгие, перетекающие с одной темы на другую беседы становятся первым признаком начинающейся дружбы или хотя бы искреннего взаимного интереса.
Весь вечер Ренар говорил со мной об этом мире — и уже совсем не так, как прежде, словно бы какая-то стена, прозрачная граница, разделяющая меня и тех, кто меня окружал, разбилась, я перестала быть чем-то средним между музейным экспонатом и равнодушным наблюдателем и получила полное право жить здесь, знать и понимать.
Или же этот мир заявил свои права на меня — и оставалось лишь признать их, потому что другого выбора у меня не было.
Или, может быть, дело было в том, что закончилась эта их ролевая игра живого действия, частью которой я была, пришло время выходить за пределы квенты и становиться собой. Вот Ренар и становился, не менялся — но раскрывался с новых сторон, позволяя мне подойти ближе.
Когда-то в детстве я читала сказку, в которой отец с сыном отправились в путь в соседнюю страну, но каждый день возвращались домой, потому что каждый день отец просил сына перенести его через горы, которые стояли у них на пути, и каждый день сын не понимал, чего от него хотят. Он, глупый, думал, что старый отец просил взять его на руки и нести по горным тропам, под палящим солнцем, но все было намного проще — и совершенно не очевидно. Отец просил рассказать историю — такую, чтобы за этой историей долгий, изнуряющий путь через горы прошел незаметно.
Где-то между первым своим зевком и боем часов на каминной полке я рассказала эту сказку Ренару. Как могла. Он рассмеялся, а я хотела рассказать еще одну, но Ренар покосился на часы, потом на меня, зевнул сам и сказал:
— Иди-ка ты спать, котенок. Даже если Кондор вернется в ближайшее время, боюсь, ему будет уже не до тебя и твоих каверзных вопросов.
Я выдохнула, борясь с совершенно детским желанием капризно топнуть ножкой и заупрямиться. Ренар был совершенно прав: в поздний час, да еще и после такого… веселого дня, ничего конструктивного у нас точно не получилось бы. И хотя чувство неопределенности заставляло меня мерзнуть даже рядом с пылающим камином, я смиренно кивнула и послушно позволила проводить себя до дверей в мои покои.