Сильвия так и не появлялась, видимо, отдыхала — или что там делают лесные девы, замученные восстановлением магического баланса, нарушенного опрометчивыми действиями одной маленькой дурочки?
В спальне было чуть прохладнее, чем обычно, и я, завернувшись после ванны в полотенце, по размерам напоминающее простыню, едва ли не подпрыгивала, дрожа от холода, пока пыталась найти в комоде то, в чем я буду спать. Обнаружив каким-то образом затесавшуюся среди моих вещей чужую рубашку, я хмыкнула и подумала, что нужно при случае вернуть ее хозяину, пусть тот пока не напоминал: то ли забыл об оказанной мне услуге, то ли напоминать девушкам о таких вещах здесь было не очень-то принято.
О потерянных по ту сторону носках сейчас я жалела, наверное, больше, чем обо всех остальных потерях этих дней.
Сон был тревожным и коротким. Короче, чем нужно, чтобы все печали ушли во вчера, но достаточным, чтобы уже не хотеть спать. Я поворочалась, пытаясь свернуться под одеялом поудобнее и пригреться, пока мысли, которых мне хотелось бы избежать, не начали свою подлую атаку в темноте. Не успела.
Пришлось таращиться в пространство комнаты, гулкое и чуть прохладное, полное уже привычных мне теней и силуэтов мебели, и пытаться справиться с накатывающим чувством абсолютного одиночества. Все проблемы, которые еще пару дней назад казались мне важными и серьезными, все мои трагедии, которые я хотела бы оплакивать, превратились в ничто в сравнении с тем, что я пережила. Я позволила себе упасть в эту бездну, яростно вцепившись в одеяло пальцами и тихо подвывая, надеясь, что Сильвия не придет. Потому что мне не хотелось, чтобы меня такой кто-то видел.
Из-за ворота нижней рубашки, которую я надела для сна, выскользнула цепочка с амулетом, и льдинка горного хрусталя удобно легла в ладонь, врезавшись гранями в кожу — не больно, но достаточно для того, чтобы отвлечься от упоения отчаянием. Ну, как отвлечься… Скорее, немного сохранить связи с этой реальностью. Камешек оставался приятно-холодным и нагреваться от тепла моей ладони не спешил. Почему-то я вдруг вспомнила, что каждый раз, когда Кондор брал меня за руку, его кожа тоже была немного прохладной, словно он только что вернулся с прогулки по холоду и еще не успел толком согреться.
Совершенно глупая мысль о том, что же такого важного задержало Кондора за пределами Замка насколько долго, породила новую волну злобы на весь мир — и новый приступ истерики, когда тебя выворачивает от всхлипываний и хочется сжаться в комочек, спрятаться от мира и самой себя, исчезнуть где-то в темноте пододеялья.
Нет, я отлично понимала, что у всего были причины.
Я отлично понимала, что мне никто ничем не обязан.
Но жалость к себе, замешанная на чувстве отчужденности, одиночества в этом мире, настоянная на обидах и приправленная страхами, была сильнее этого понимания. Острый уголок кристалла впился в середину ладони, когда я с силой сжала амулет в руке.
Осторожный стук я сначала восприняла как слуховую галлюцинацию, но он повторился, и я испуганно вскочила, наскоро вытерла кончиком простыни слезы, заставила один из кристаллов на стене тускло засветиться, чтобы не было так страшно, и, набросив одеяло на плечи, слезла с кровати и осторожно приблизилась к двери.
Дверь открылась быстрее, чем я успела спросить, кто это вдруг решил навестить меня среди ночи.
Кондор сделал шаг в комнату и остановился, прислонившись к дверному косяку. В руке у него была чашка, скорее всего, с чаем, и маг сделал глоток, не отрывая от меня пытливого, немного недовольного взгляда. Я удивилась так, что в первый момент замялась, застыла на месте, не понимая, что происходит и чего ожидать, но в итоге встряхнула волосами и решила, что в любой ситуации следует сохранять вежливость.
— Доброй ночи, Кондор.
Он кивнул и сделал еще один глоток, продолжая молча меня рассматривать.
Я так же продолжала стоять на месте, думая, хорошо ли видны в приглушенном освещении мои заплаканные глаза, — почему-то очень не хотелось, чтобы он обратил на это внимание.
Паркет ощутимо холодил босые ноги. Несмотря на расстояние между нами, я успела заметить, что волосы Кондора были влажными, слипшимися на концах, словно он не успел досушить их после мытья. Воротник простой рубашки был слегка расстегнут, рукава закатаны почти до локтя.
Почему-то подумалось, что вся эта почти уютная растрепанность, простая одежда — знак, что кто-то собирался спать, но зачем-то пришел ко мне.
Одним резким движением Кондор буквально влил в себя остатки того, что было в чашке, и, наконец, заговорил.
— Я пытался закончить дела пораньше, Мари, но, увы, меня задержала одна не самая приятная встреча и сопутствующий ей еще менее приятный разговор. Мне сказали, что ты ушла спать, поэтому я решил отложить нашу беседу на утро. Очень сожалею, если не оправдал какие-то надежды.
Я еще раз тряхнула головой, не до конца понимая, к чему эти слова и не послышалось ли мне в них оправдание.
— Я не… Стоп. Что ты тут делаешь?
— Как — что? — усмехнулся он. — Пришел отвечать на вопросы, которые ты так жаждала задать сегодня за обедом. Чем ты опять недовольна?
— Я не недовольна, — ответила я, стараясь сохранять спокойствие, потому что яда в последней фразе было чуть больше, чем надо. — И я на самом деле ушла спать и, знаешь ли, мне тут сказали, что ваши строгие правила содержат некоторые ограничения на присутствие взрослых мужчин у леди в спальне. Так что…
Я хотела сказать "кыш отсюда со своими претензиями", но вовремя прикусила язык, потому что это совершенно точно отдавало хамством. Даже несмотря на то, что это ко мне в спальню ввалились посреди ночи и пытаются что-то мне предъявить.
— Вот как? — Кондор, кажется, был немного удивлен моим отпором. Он вдруг сделал шаг вперед и прежде, чем я успела что-то предпринять, оказался рядом и ловко вытащил цепочку у меня из-за ворота. Цепочка натянулась, слегка врезавшись в шею. Маг осторожно, но крепко держал в руках кристалл и внимательно смотрел в его холодную глубину, пока не увидел что-то, что заставило его перевести взгляд, очень строгий, почти царапающий, на меня. А я от испуга боялась пошевелиться. — Ты его не снимала?
— Нет! Даже не думала! — я выхватила амулет из его руки и спрятала, поплотнее запахнув одеяло на груди. — Кондор, я готова мириться с твоей бесцеремонностью, но ты хотя бы объяснись!
Извинений я не жду.
Он в ответ тяжело вздохнул и с неохотой признался:
— Я был не прав. И поспешил с выводами.
Я хмыкнула и открыла рот, чтоб съязвить, но Кондор продолжил:
— Извинения на словах обычно кажутся мне не слишком правдивыми, поэтому, если у тебя есть сейчас силы, я хочу предложить тебе прогуляться. И немного поговорить.
Я удивленно моргнула, зыркнула на свои босые ноги, а потом скептично изогнула бровь:
— Что, вот прямо сейчас?
— Сейчас. Нет, не перебивай, пожалуйста, — он жестом остановил меня, когда я опять попыталась что-то сказать — что-то насчет позднего часа, собственной вымотанности, всего такого, что стало бы замечательным поводом пойти и поплакать еще. В одиночестве. — Твои громкие мысли насчет того, что я не выполняю обещания, звучали очень обидно и отчасти правдиво. Самое удивительное, что я услышал их, хотя… — он заметил, что я невольно потянулась рукой к цепочке, мгновенно поняв, к чему он клонит, — хотя нашел способ оградить себя от нашей… связи.
Кажется, Кондор ожидал от меня более бурной и совершенно точно негативной реакции, поэтому настороженно замер. В другой ситуации я, пожалуй, заорала бы от восторга, но сейчас могла только тихо радоваться, хотя, конечно, мог бы и сказать.
— Мог бы и сказать.
— Мог бы. Но я сам не знал, что так получится, а потом было не до того. Итак, — он наклонил голову набок, со скорбной миной посмотрев в пустую чашку, а потом, уже с хитроватой улыбкой, на меня, — полчаса прогулки на относительно свежем воздухе. Можешь надеть свои иномирские штаны, если тебе в них удобнее.
Это был достаточно весомый аргумент, потому что со всеми завязками на платье я без посторонней помощи могла и не справиться. А если дело касается того, чтобы влезть в джинсы, то, пожалуй, у меня появилась достойная альтернатива унынию.
— Мне точно не нужно брать пальто? — на всякий случай уточнила я, с опаской косясь на зеркало, которое перетащили из спальни в гостиную — видимо, чтобы леди больше не вздумала шляться, где не надо и абы с кем.
— Было бы нужно — я бы сказал, — хмыкнул Кондор, и я скептически нахмурилась, потому что в руках он держал сложенный сюртук. — Мы будем в закрытом помещении. Там, может быть, довольно свежо, но не холодно. Готова?
Я кивнула, и он привычным жестом сцапал мою руку, а я зачем-то зажмурилась, когда делала шаг вперед, словно саму себя на доверие решила испытать. Наверное, именно поэтому все другие чувства обострились, и после того, как я прошла сквозь зеркало, запахи и ощущения едва не сбили меня с ног. Мир, в который я шагнула, был свеж и пах зеленью и водой, соком растений и, кажется, даже цветами. Я открыла глаза, готовясь к чему угодно, и едва не ахнула.
Зеркало-портал находилось в стене из грубого серого камня, нарочито разрушенной, поросшей мхами и каким-то вьюнком. Вьюнок оплетал раму, свисая на стекло завитками лозы с крупными цветами, которые в свете волшебного огонька, повисшего над нашими головами, казались багряными. Под ногами была темная земля, влажная, потому что рядом в огороженной камнем выемке бил родник. Никаких звуков кроме журчания воды и нашего дыхания слышно не было, и, задрав голову наверх, я увидела темное небо, усыпанное звездами, и…
— Это купол, — сказал Кондор. — В темноте сложно заметить его каркас, он слишком тонок. Но достаточно прочен, чтобы поддерживать столь