Рабство стало платой за искусство строить дороги и стены из камня, в обмен на умение врачевать и жалкие крохи знаний об иной магии, о Силе, которой не нужны ритуалы и жертвы. Рабство не было тягостным, и тех, кто сам сдавался доброй воле захватчика, ждала сытая жизнь. Рабство длилось недолго — для эльфов, но слишком долго — для людей, и тот, кто принимал из рук Вечного Господина ритуальную чашу в знак смирения и благодарности, старался забыть, что прадед его прадеда мог пасть от руки, эту чашу дающей.
Годы стекались в века, века впадали в тысячелетия, и океан времени был спокоен, пока не появились Двенадцать.
Никто не знал, что свело их вместе, таких разных, и почему они называли друг друга братьями — и сестру свою звали сестрой. Слухи о них появились вместе со слухами о темных ладьях, ударившихся о самый западный берег, но была здесь какая-то связь — тоже никто не знает. Одни говорили, что Двенадцать были людьми, которым Древние боги даровали силы, чтобы спасти этот мир от вторжения. Другие — что это сами Древние обрели плоть и кровь, а вместе с плотью и кровью обрели человечность. Третьи потом сказали, и были, возможно, правы, что Двенадцать пришли из-за Грани миров, и все они — Странники, обреченные на безвременье и неприкаянность, ибо за прегрешения свои не могут они обрести дом ни в одном из миров.
Но кем бы ни были эти Двенадцать, они принесли людям свет знаний — не жалкие отблески чужого сияния, а истинный свет.
За это они стали Богами.
Легенды имеют свойство впитывать ложь, и эти новые Боги, когда-то жившие среди нас, превратились в кусочки историй: о сотворении мира, о прошлых эпохах, о любви и о смерти, о том, как вести себя нужно и как не нужно, о прощении и милосердии, о жестокости и тщеславии, о людях и о нелюдях. Одни истории правдивы, другие — правдивы на треть, иные лгут до последнего слова — и лишь оно сохранило истину. Память людей короче их жизней и столь же хрупка, как листы старых книг.
Что-то забылось, что-то добавилось, правду уже с трудом отличают от вымысла, меняют ее, как хотят. Но законы магии все так же выше людских законов, а законы крови — выше законов магии, и если ты хочешь правды — спрашивай у тех, в чьей крови магии больше, чем в осенних туманах и огоньках над болотом.
В крошечном, темноватом зале, прогретом большим, грубым на вид камином, постепенно становилось все более людно, словно бы с определенного момента каждому, кто проходил мимо, непременно нужно было спуститься на три ступеньки и выпить кофе.
В начале Кондор спокойно наблюдал за тем, как я лью сливки в свой кофе, как редкие посетители жмутся поближе к огню, а потом оставляют на столе пустые чашки и несколько монет, как служанка охает и качает головой, если дверь за кем-то хлопнула слишком громко. Казалось, эти мелочи были для него поводом сделать паузу в разговоре, чтобы подумать над ответом на очередной мой вопрос. Сейчас же маг вдруг осекся на полуслове и как-то тревожно огляделся. Я насторожилась. Два человека в черных костюмах прошли мимо нас, не замечая никого вокруг — слишком были увлечены беседой. А вот мой спутник на них внимание обратил и ему это точно не слишком понравилось.
— Старые знакомые? — тихонько спросила я.
Кондор перевел взгляд на меня и моментально сделал вид, что все в порядке.
— Не бери в голову, милая, — сказал он, пряча за чашкой с кофе странную улыбку. Сделав глоток, он поморщился и добавил: — Много кто здесь может меня узнать, если захочет, это может вызвать лишние вопросы, потому что, поверь, мою сестру здесь знают в лицо… Как знают, что невесты у меня нет. И потом, — донышко чашки чуть заметно звякнуло о блюдце, — есть те, с кем я не хочу общаться. Поэтому если ты не против, то предлагаю покинуть это милое место быстрее, чем здесь станет слишком тесно. Нет, не торопись, — Кондор заметил, что я суетливо дернулась. — Пока все хорошо.
Я кивнула в знак согласия и одним глотком допила кофе. Это было неплохо, особенно когда я выпросила у служанки сливки и корицу, но с тем, чем угощали у Его Высочества, конечно, сравниться не могло. Кондор по ходу дела сказал, что мода на кофе в этом мире появилась недавно и как раз благодаря нашему венценосному знакомому, который в свое время прочно подсел на кофеин в одном путешествии. Знать поддерживала моду просто потому, что так было положено, а вот обычные люди оценили не столько вкус, сколько бодрящий эффект. В общем-то, ничего нового.
Судя по тому, что Кондор успел поворчать, мол, как можно любить эту горькую гадость, свою чашку он сейчас выпил исключительно из вежливости и, может быть, для отвода глаз.
— То есть, Дюжина — это не то же самое, что и Хёг? — спросила я, сложив руки на столе. За то время, пока мы тут сидели, я получила очень подробный и ясный экскурс в историю местной религии и особенности веры — без множества иносказаний, без сакрального придыхания или попыток вплести лишнюю мораль, как, к примеру, делал господин Эверетт из Адры, чью небольшую работу я пыталась читать в библиотеке Замка.
Действительно, зря я стеснялась задавать вопросы, пытаясь быть сильной, независимой девушкой, которая делает все сама — в том числе добывает знания о новом для нее мире.
— Верно, — Кондор кивнул. — Они не принадлежали этому миру, но это не то же самое, что Древние боги. Не силы природы, получившие воплощение. Но и не то же самое, что и мы с тобой, конечно, — он усмехнулся. — Хотя ты вообще много разных версий услышишь, и вольна выбирать любую. Кроме запрещенных, конечно.
— А есть такие?
— Множество.
Я притихла.
— Если тебе будет интересно — расскажу. Как-нибудь, — он подмигнул мне с видом сообщника. — В обмен на рассказы о твоем мире. Предыдущие инки в этом плане были несколько… хм, ограничены во взглядах и удовлетворить мое любопытство не смогли. Ты как-то спрашивала меня, кому молюсь я.
Я кивнула. Да, спрашивала, когда мы стояли в галерее между двух башен и смотрели на Площадь Согласия в Арли.
— Люди видят в Дюжине покровителей каких-то моментов в жизни. Или не жизни. Обычные люди, — пояснил Кондор, начиная издалека. — У каждого из богов есть свои символы и предпочтения. И свои истории. Правдивые и не очень. Далеко не все деяния, которые пытаются приписать богам, действительно имели место в истории или были совершены кем-то из них. Вариантов одной легенды про создание Зеркала я находил пару десятков, и в каждом, веришь или нет, Богине приписывалась своя мотивация: от стремления создать Зеркало, которое будет показывать истинную суть вещей, до совершенно обыкновенного женского тщеславия.
— А на самом деле? — не удержалась я.
— Ты знаешь ответ, — фыркнул маг, словно бы я его слегка разочаровала своим нежеланием думать. Я смущенно моргнула, и он с тяжелым вздохом пояснил: — Мари, это ее личная дверь сюда, которой Многоликая по ей понятным причинам не пользуется. И, наверное, оно к лучшему.
Он поставил локти на стол и подпер кулаком голову.
Действительно, подумала я, к лучшему. Кто знает, чем сейчас обернется пришествие в этот мир одного из его богов? Уж лучше будет кто-то вроде меня, слабый, ни хрена не понимающий, кем можно выгодно управлять, если, конечно, он не преподнесет пару неприятных сюрпризов своим просчитавшимся кукловодам. Я прикусила нижнюю губу, стараясь не злиться от обиды. Все-таки, думала я, разглядывая кольца на руке своего Хранителя, если отбросить в сторону желание считать свою гордость уязвленной от попытки меня использовать, зла мне не желали. И другим — тоже не желали. Наверное.
— Каждый из двенадцати, — продолжил Кондор, видимо, решив, что вопросов у меня пока больше нет, — был сильным магом. Что бы там не пытались обычные люди придумать на этот счет. Но люди признают семерых, — пояснил он. — Остальных, включая Богиню, не считают покровителями магии.
— Я сейчас запутаюсь, — призналась я.
— Ничего страшного, выпутаешься. Для того, кто не вырос здесь, это сложно, понимаю, — Кондор ободряюще улыбнулся. — Вот именно эти семеро считаются теми, кто научил людей магии. При этом каждый из них в свое время совершил какой-то поступок, который можно было бы назвать подвигом.
— А остальные пять себя не проявили?
— Почему? Проявили, но не так ярко. Видимо, поэтому люди решили, что им можно оказывать чуть меньше почестей, — Кондор снова оглянулся на прочно засевших рядом с камином магов, нахмурился и, вытащив из кармана монеты, перехватил взгляд служанки и кивнул ей, мол, забирай. — Пойдем?
Это был не вопрос, а приглашение.
Я покорно влезла в пальто, которое мне галантно подали. Покидать немного душноватую, но полную приятных запахов теплую комнату, чтобы войти в зимний день, который сейчас стал более хмурым, чем был до этого, не слишком хотелось, но пришлось.
— Не злись, милая, — Кондор придержал дверь, выпуская меня на улицу. — Раз уж мы, наконец, дошли до моей веры, я должен тебе кое-что показать.
— Подожди, — я замерла в паре шагов от дверей и сунула руки в карманы пальто. — Ты же собирался рассказывать мне о своей семье и всем таком.
— Я веду к этому. Хотя тебе может показаться, что слишком окольными путями, — хмыкнул он и, смерив меня оценивающим взглядом, неодобрительно покачал головой. — Леди не ходят, держа руки в карманах, Мари.
— Я мерзну, — попыталась отбрехаться я, но наткнулась на довольную улыбку-оскал.
— У тебя есть перчатки. Надевай их и пойдем дальше.
— Школы магии, — сказала я себе под нос, но меня услышали.
— Скорее — методы. И склонности.
Да, так было вернее.
Я смотрела, как тяжелый комья снега налипают на мои сапоги, пока мы идем по брусчатке куда-то, не знаю, куда, и пыталась понять.
Их было семеро. Первый, самый главный, стал олицетворением власти и силы изменять реальность. Второй показал людям, что магия — искусство. Третий исцелял, четвертый общался с мертвыми, пятый вселял волшебство в простые вещи, шестой открывал двери в пространстве.