Седьмого звали Бранн, и он научил людей волшебству.
— По легенде Бранн отдал себя этому миру, растворившись в туманах, его кровь с дождевой водой впиталась в землю, сделав ее священной. Вот в эту землю, — ухмыльнулся Кондор, указав пальцем себе под ноги. — В ту самую, на которой был основан славный город Галендор, первый оплот людей, наделенных Талантом. Кто-то верит, что не будь Бранна, никто из Двенадцати не захотел бы делиться ни знаниями, ни силой. Кто-то считает, что он слишком сильно полюбил этот мир и решил стать его частью. Так или иначе, — Кондор взял меня за руку, впервые с того момента, как мы снова оказались на улице, и утянул куда-то в сторону, выводя через одному ему заметный переулочек на тихую площадь с фонтаном-чашей посередине — конечно же, молчащим и полным снега. — Так или иначе в этом городе Бранна чтят выше остальных его братьев, пусть кто-то из них был сильнее, а кто-то мудрее его. Мы пришли.
Он показал рукой куда-то в сторону, и я посмотрела туда. Между домами, жавшимися друг к другу вокруг площади, была каменная плита, словно бы вросшая в землю, очень старая, с какими-то буквами и узорами, почти затертыми, заросшими мхом, высохшим и замерзшим. Плита была частью стены, более новой, высокой — я не смогла бы разглядеть, что за ней скрывалось.
Стена переходила в стену одного из домов, ничем, в принципе, не отличавшегося от десятка остальных. Его деревянная дверь была негостеприимно закрыта, но в фонаре, висевшим над крыльцом, горела свеча, очень ровно и ярко.
— Могила, — догадалась я и перевела взгляд на Кондора. Кондор попытался улыбнуться и покачал головой:
— Его могилы нет, есть только этот камень рядом с храмом. Нет, внутрь мы не пойдем, — он перехватил мой взгляд на дверь. — У местных жрецов есть свои ритуалы, и я не хочу им сейчас мешать. Если тебе интересно, за стеной скрыт спуск в Нижний город, — Кондор приобнял меня за талию и чуть подтолкнул в сторону стены. — Катакомбы здесь небольшие, но очень древние. Дай мне руку, — сказал он, словно бы не держал меня за запястье сам, и стянул с моей руки перчатку.
Прикосновение к камню обожгло кожу холодом, подушечки пальцев кольнули острые неровности, ногти неприятно царапнули тонкий слой наледи. — Не бойся, — мужская ладонь легла поверх моей, не давая одернуть руку. По сравнению с камнем, кожа Кондора сейчас казалась почти горячей. — Можешь закрыть глаза. Если доверяешь, конечно.
Я доверяла — не столько по собственному выбору, сколько потому, что выбора у меня не было. С закрытыми глазами было очень сложно не думать о чужой руке у меня на талии и о сократившемся до предела расстоянии — оно сейчас было настолько крошечным, что я чувствовала чужое тепло и запах, и даже дыхание, которое касалось моих волос.
— Вот поэтому я не берусь учить девиц, — с какой-то демонстративной усталостью сказал маг. — Вы в важные моменты думаете совсем не о том, о чем надо. У тебя все на лице написано, милая.
Мое лицо еще более красноречиво покраснело.
А потом я почувствовала, как руке, лежащей на камне, становится тепло. Пальцы словно бы оказались рядом с открытым живым огнем — не обжигающим, но согревающим. Я было дернулась от неожиданности, но мне не дали отстраниться.
— Говорю же, не бойся.
— Это что? — я открыла глаза: ощущение тепла никуда не делось, хотя внешне ничего не изменилось. Показалось только, что похожий на янтарь камень в одном из колец на руке Кондора, таком же, как и у его отца, слегка светился. Я моргнула.
— Почти чистая сила. Ее здесь так много, что хоть ладонью черпай и радуйся, — Кондор улыбался. — Если умеешь, конечно, и можешь справиться с таким потоком. Твоим управляю я. Сейчас немного потерпи.
— Что… ой! — мое запястье свело, будто бы я его перенапрягла, и тут же тепло поползло по руке вверх, почти обжигая ладонь — и почти не чувствуясь у локтя. Голова начала слегка кружиться, мир вокруг поплыл.
— Хватит с тебя, — Кондор развернул меня к себе и, сложив мои непослушные, едва гнущиеся пальцы в кулак, обхватил его ладонями — со второй своей руки он так и не снял перчатку. — Пользоваться не сможешь, но то, что подпортил Хозяин Зимы, немного восстановишь. Эй, Мари! Ты жива?
Жива я была, только мир вокруг все еще качался и плыл, и откуда-то издалека доносилось карканье — хриплое и грубое, похожее на смех.
Я еще раз моргнула и встряхнула головой.
— Жива, — я с сомнением посмотрела на руку, сжимая и разжимая кулак. — Зачем это было нужно?
Кондор протянул мне мою перчатку:
— Хотел показать тебе, с чем ты будешь иметь дело, если примешь предложение моего отца. Ну и восстановить тебя немного, раз уж мы здесь. Головокружение пройдет, — попытался он меня утешить. — В остальном ты даже в большем порядке, чем была утром.
Головокружение действительно проходило, я даже смогла задрать голову, чтобы посмотреть, как темно-серый камень стены выглядит на фоне бледно-серого зимнего неба, набрякшего снежными тучами. Птиц вокруг не было. Даже на фонтане.
— Получается, что Бранн — это тот из богов, которого выбрал ты? Почему?
— Не так, — Кондор заложил руки за спину и точно так же, как я, посмотрел вверх. На его лице сейчас было такое выражение, словно бы он хотел открыть мне какую-то очень важную тайну, но опасался, что я не оценю всей торжественности момента. — Сложно сказать, кто кого выбрал, если твой покровитель — основатель твоего рода, — сказал он это почти тихо. Так не в дальнем родстве с богами признаются, а… не знаю, говорят о чем-то неизбежном, немного стыдном, но уже принятом, как юношеский максимализм или неудачная первая влюбленность.
Вроде как оно есть — и этот факт уже не исправить, пятно с репутации не стереть, приходится как-то жить с этим.
Я открыла было рот, но промолчала, таращась на Кондора во все глаза.
Если до этого момента в моей голове была хоть какая-то картина мира, сейчас она снова разрушилась.
"Фамильная черта, леди".
"Моя кровь — штука слишком ценная, чтобы тратить её на ерунду".
Его "Вот и не надо пытаться, милая", сказанное Видящей в лицо, когда она побледнела, разглядев что-то такое вот. Пугающее.
У него была причина считать себя выше других, однозначно. Была причина относиться к Герхарду и ему подобным с покровительственным презрением. Держать дистанцию с кем-то вроде меня. Наверное, у него даже была причина фамильярничать с кронпринцем. И уж точно у него были причины не хотеть, чтобы его узнавали. Не ради меня и во избежание лишних вопросов. Ради себя самого.
Я вдруг перестала дышать, подумав о том, что этот человек — или теперь его считать не совсем человеком? — может значить для этого мира, что ему может быть позволено и что он сам себе позволяет. Куда меньшее, чем мог бы, думала я.
— Такое родство, конечно, накладывает определенные обязательства, — продолжил говорить Кондор, глядя куда-то в стену, избегая смотреть на меня. — Я вырос уверенным в том, что сила, власть и знания даны мне не для того, чтобы использовать их в целях… хм… самовосхваления. Я очень надеюсь, что у меня получается следовать этому принципу, — сказал он чуть тише, обращаясь не ко мне. — Когда отец сказал, что рассматривает патронат над тобой как один из вариантов, я очень сильно удивился.
— Я понимаю, — очень хрипло сказала я.
— Нет, ты не понимаешь, — Кондор обернулся ко мне. На его губах была кривая и какая-то слишком горькая усмешка. — Я могу относиться к тебе лучше, чем к другим инкам, потому что ты — хорошая и милая, пусть и доставляешь массу проблем. Мне нравится твое любопытство и забавляют твои реакции на происходящее, я готов даже признать, что этот опыт куда приятнее предыдущих, несмотря на события последних дней, но одно дело — опекать и защищать тебя, а другое — впустить тебя в семью. Я был против, — честно признался он. — Я против до сих пор. Нет, не потому что считаю тебя недостойной этого. Будет вернее сказать, что я никого не считаю достойным.
Утешил, блин.
Я стояла, сжавшись от странной смеси страха, чувства собственной вины — не важно за что, за все сразу — и невероятного ощущения полнейшего одиночества. Наверное, впервые за эту неделю я могла дать название тому, что я чувствовала здесь и сейчас каждую секунду, где-то на периферии сознания, потому что прочие страхи, радости и заботы вытесняли это. Я была некстати. И чем дальше, тем более некстати я была — девочка-проблема, появившаяся из ниоткуда, разрушившая установленный и привычный порядок вещей, вечно попадающая в беду в самый ненужный момент, вынуждающая всех нарушать правила и планы. И самое главное, что я теперь знала, — мое "некстати" ставило под угрозу чужую жизнь.
Вот это осознание было, наверное, еще невыносимее моего одиночества.
— Но то, что я считаю, это только мое личное дело, и я не стал протестовать. Это верное решение, — мне показалось, что Кондор до сих пор уговаривал сам себя. — Только вот это тот случай, когда формальности исключены. Ты получишь очень, поверь мне, очень многое, но кое-что будешь должна. Не мне и не моему отцу. Мари? — он, кажется, понял, что молчу я совсем не потому, что внимательно, очень внимательно его слушаю. — Тебе никто не говорил, что плакать на зимнем ветру — не лучшая идея?
С усталым вздохом Кондор протянул мне невесть откуда взявшийся платок. Точно такой же, вроде бы, лежал у меня в кармане джинсов до сих пор. Если до этого момента я хоть как-то пыталась сдерживаться, даже носом не шмыгала, то этот жест заставил меня окончательно утратить самообладание. Мне, наверное, многое сейчас хотелось сказать, но слезы сжали горло, и я молчала, судорожно пытаясь успокоиться. Потому что было очень стыдно — за свои слабости и саму себя.
Только вот оставлять меня наедине с собственными демонами никто не собирался.
— Мари, скажи, в чем дело? — маг положил руки мне на плечи и попытался заглянуть в глаза. Неудачная попытка, потому что я замотала головой и снова уткнулась в платок. — Нет, я вижу, что опять тебя задел. Я не хотел, правда. Чем бы ни обидел, поверь мне, я не хотел, — он привлек меня к себе, тяжело вздохнув. — Если ты скажешь, что я сделал не так, я все исправлю.