— Интернет?
Я сделала глоток чая, мысленно проклиная себя за длинный язык.
— Мне сложно объяснить, что это.
— Так попробуйте, — Присцилла коротким жестом поправила оборку на платье, словно та нарушала гармонию мира как минимум. — Так уж и быть, я постараюсь понять.
Видимо, въедливое любопытство — тоже от нее.
— Представьте себе, что существует способ хранить любую информацию: рисунки, звуки, что угодно, кроме запахов, — в виде, эмм… шифра, записанного на… специальной материи. Этот шифр способны распознавать специально созданные машины, — господи, надеюсь, у них есть это понятие. — Они воспроизводят все это, показывают, как… эм, зеркало, к примеру. Машины связаны друг с другом, и ты можешь из дома попасть в хранилище почти любой библиотеки, которая заранее подготовила такое хранилище.
Присцилла пару раз моргнула, глядя словно бы сквозь меня. Глаза у нее тоже были желтыми, правда, мне показалось, возможно из-за освещения, что их цвет чуть уходил в более бледный, холодный оттенок, чем у Кондора или его отца. Смотрелось это жутковато.
— Потом эти люди будут говорить, что у вас нет магии, — едко прокомментировала она мои слова.
— У нас нет магии, это наука, — ответила я, но подумала, что, наверное, объяснить, как именно работает мой мобильный телефон, я бы никогда не смогла, как мало кто из местных обывателей мог объяснить, почему достаточно щелчка пальцев, чтобы кристаллы в люстре начали светиться.
— То есть, вы действительно не знали, что у вас есть Талант? — спросила она с тонкой улыбкой, и чуть склонила голову набок.
— Если я и мечтала об этом, когда попала сюда, — ответила я примерно так же, как парой часов ранее отвечала Парсивалю, — то не смела всерьез на это надеяться.
— А вам это казалось заманчивым? — она склонила голову в другую сторону.
— А вам бы на моем месте не показалось интересным научиться тому, чему при иных обстоятельствах вы бы никогда не смогли научиться?
— Вопрос на вопрос, неплохая тактика, — Присцилла выпрямилась и расслабленно откинулась на спинку кресла. — Как она тебе, Терри?
Тересия, немного притихшая во время нашего с Присциллой разговора, встрепенулась, как сонный котенок, и открыла рот — но что-то сказать смогла не сразу. Кажется, вопрос Присциллы застал ее врасплох, и сейчас бедная госпожа Хоэрт пыталась сообразить, какой ответ ей дать. Возможно, подумала я, она выбирает между выражением искреннего отношения и тем, что, по ее мнению, устроит ее леди. Тересия поджала губы, бросив на меня короткий и чуть виноватый взгляд исподлобья.
— Хорошая девочка, умная, пусть и ершистая, — ответила она, выпрямляясь. — Прис, не стоит быть такой строгой к бедняжке.
Кажется, в игру вступил хороший полицейский.
— Я совсем к ней не строга, дорогая, — Присцилла коротко хохотнула. — Строга я была к той глупышке, которая пару лет назад рвалась стать леди дель Эйве, не задумываясь над тем, насколько ее умственные способности соответствуют такому высокому статусу.
Уж не знаю и даже знать не хочу, к старшему или к младшему, но, кажется, эта женщина на свою территорию никого лишнего не пропустит. И, видимо, у меня есть все шансы быть сожранной заживо, учитывая, что намереваются провернуть Парсиваль и Кондор.
Хотя Тересию тут терпят.
— Расскажите мне, леди Лиддел, а вы оставили по ту сторону кого-нибудь… близкого? — спросила Присцилла, продолжая улыбаться так, словно всаживала мне нож между ребер.
В глазах ее не было светского равнодушия или участия, в них было то самое любопытство и какой-то странный для меня азарт, словно бы каждая реплика, обращенная ко мне, была частью какого-то давно придуманного и продуманного опросника для любой из девиц, попадающих в этот дом, — вне зависимости от намерений, с которыми девицы в этот дом попадают. И вопрос, который сейчас прозвучал, был болезненным, намеренно заданным именно для того, чтобы сделать больно, потому что даже не знай я то, что узнала несколько дней назад, напоминание об оставленных по ту сторону зеркала близких людях — это немного не то, что мне было нужно.
— Конечно, оставила, — сказала я. — Родители, сестры…
— Само собой, — она лениво отмахнулась. — Я о другом.
Нет, у Кондора его нетактичность обычно не настолько… намеренная.
— Я могу не отвечать на этот вопрос?
— Конечно, можете, — равнодушнее голоса Присциллы, наверное, были только камни. — Но вы сказали, что женщины вашего мира независимы и рано вылетают из гнезда — и совсем не для того, чтобы выйти замуж и создать свою семью. Поверьте, далеко не каждый из тех, с кем вы встретитесь здесь, будет расценивать это, как достижение, скорее — как некое бесчестье. Поэтому постарайтесь быть осторожнее. Юлиан склонен смотреть сквозь пальцы на то, как кто-то соблюдает правила или традиции, другие не столь свободны во взглядах.
В отличие от Присциллы, Тересия смотрела на меня с нескрываемым сочувствием, и я не могла бы с точностью сказать, чем оно было вызвано.
— Что ж, — Присцилла вздохнула, как человек, уставший от рутины и готовящийся вот-вот сменить одно занятие другим. — В тонкости этикета вас вводит леди Айвеллин, так ведь? — она немного сощурилась, глядя, как я пытаюсь не мять юбку руками.
— Все верно.
— С предыдущими у нее получилось не очень, но я склонна думать, здесь не только ее вина. Сложно ржавую болотную глину превратить в фарфор, но милая девочка очень старалась.
— Прис!
— О, дорогая, я в них всех, — Присцилла кивнула в мою сторону, — вижу только женщин — таких же, как здесь, просто не отсюда. Повадки те же, и мысли зачастую тоже. Те, до вас, моя милая, напоминали крестьянок, которых пустили в королевскую сокровищницу. Хотя первая, кажется, была еще ничего, но вторая… — тонкие губы хищно изогнулись. — Вы мне не то, чтобы симпатичны, Мари, буду честной. Но в вас есть что-то пластичное, с чем можно работать, пока оно не застыло. Фарфоровой вазой вам не стать, но, кто знает, кувшины тоже бывают полезны в быту.
Сказав это, она лениво потянулась к чашке, потеряв ко мне видимый интерес.
Наверное, мое внешнее спокойствие было следствием того, что я просто не знала, как реагировать на все это. Плакать от обиды было глупо — это дало бы леди Присцилле понять, что своих целей она добилась. Хамить в ответ сейчас я не осмеливалась, потому что не знала пределов дозволенного. Так что я старалась дышать как можно тише и, наслаждаясь подступающей к вискам головной болью, рассказывала госпоже Тересии о своей прогулке в Арли.
Это напоминало странное оцепенение перед лицом опасности: Присцилла была злой, как рассерженная оса, и так же больно жалила, если ей хотелось, и я прекрасно понимала, как это должно бесить, когда ты живешь с человеком бок о бок. Может быть потом, когда я немного остыну, когда сгладятся острые углы, я изменю свое мнение, думала я, допивая чай в полном молчании, потому что леди переключились на обсуждение чего-то от меня далекого. Вряд ли лорд Парсиваль стал бы держать рядом с собой того, кто враждебно настроен по отношению к его сыну или к нему самому. Но именно сейчас прямолинейность леди Присциллы ранила меня — и достаточно глубоко, и единственная мысль, которой я утешалась, была мысль о том, что это своеобразное испытание, через которое просто нужно пройти. Не для того, чтобы выиграть ценный приз в виде чьего-то ценного одобрения, а потому, что иначе я подведу кое-кого важного.
— Если все светские беседы проходят вот так, — сказала я полушепотом, — то я предпочту монастырь этой вашей богини и полное затворничество.
Обед накрывали в малой столовой — она располагалась в соседнем крыле, ближе к кухне, поэтому у меня, к счастью, появился шанс поговорить с Кондором и выдохнуть до того, как начнется главное представление. В том, что Присцилла не упустит шанса еще проявить себя, я не сомневалась ни капли.
Мы стояли перед входом в какую-то комнату, за которой была еще одна комната, и где-то там, вверх по анфиладе, сейчас затихали звуки шагов и голоса.
— Не все, — Кондор взял мои ладони в свои — по тому, как дрожали мои пальцы, я поняла, что, кажется, нервный срыв и я близки как никогда. — Что она сказала?
— Знаешь, никакой конкретики. Просто каждый раз, когда был повод, напоминала мне, что я такое. Ты меня прости, пусть она тебе и родная, но… я тебе не завидую.
— Я не то, чтобы привык и смирился, — ответил он, сочувственно улыбаясь, — скорее, однажды постарался понять, почему она такая. Иногда помогает.
— И почему она такая?
— Это долгая история, и я пока не вправе тебе ее рассказывать. Может быть, однажды ты сама поймешь, — Кондор чуть отстранился и внимательно посмотрел мне в глаза. — Голова болит?
Я кивнула.
— Пока только начинает.
— Голод, усталость и суровые испытания никому на пользу не идут, — он понимающе усмехнулся и обхватил мою голову руками, касаясь пальцами висков. — Все будет хорошо.
Именно в этот момент мне очень захотелось расплакаться, даже в носу защипало, но я не стала этого делать. Пока рано. Жилетку и утешение мне обещали вечером, да и хоть как-то проявлять свою слабость, когда рядом была Присцилла, я не собиралась — включилось какое-то странное, почти истеричное упрямство.
Нарастающая головная боль утихла, словно бы отползла куда-то и затаилась.
— О чем вы говорили с лордом Парсивалем?
Кондор удивленно вскинул брови:
— Не думаю, что тебе это интересно, — ответил он, подталкивая меня в сторону дверей и дальше, через комнаты к неизбежному.
— Я боялась, что обо мне.
— Нет, не о тебе. Но после обеда он хочет услышать твой ответ. Надеюсь, ты понимаешь, что на твоем месте я бы соглашался. Даже несмотря на… — он кивнул вперед, намекая на свою тетю с крайне скверным характером. — Присцилла поворчит на всех нас и смирится, а твоя безопасность стоит того, чтобы выдержать пару вспышек ее гнева.