– Важные события, – напомнила я. – Из-за которых тут были другие, а теперь есть я. Я надеюсь, это не война какая-нибудь?
Кондор с усталой полуулыбкой покачал головой:
– Нет, войны у нас нет. У нас… – Он замолчал, раздумывая, что мне сказать. – У нас есть принц. Но давай оставим это на тот случай, когда у нас будет чуть больше сил для важных разговоров, хорошо?
Я рассеянно кивнула и поняла, что тоже едва держусь на ногах от усталости.
– Вот и славно. – Кондор улыбнулся чуть шире и коснулся пальцами моего виска, словно хотел стереть с него какое-то пятнышко. – А теперь – спи.
И я не поняла, что произошло.
Может быть, я зря открыла ему свое имя, и теперь он обрел надо мной особую власть?
Так или иначе, один его приказ – и я заснула.
– …и теперь мне интересно, можно ли считать сон на письменном столе высокопоставленного чиновника попыткой диверсии или государственной изменой? В конце концов, это создает некоторые помехи рабочему процессу. Доброе утро, Кондор. Очень рад тебя видеть и не хотел будить, но, к сожалению, ты мне мешаешь.
Кондор с трудом разлепил глаза и с не меньшим трудом поднял голову от стола, подперев ее рукой. Его высочество Антуан д'Альвело, кронпринц Иберии, стоял вполоборота у высокого окна, выходящего в сад, и держал в руке чашку, от которой на весь кабинет пахло кофе.
– Если ты чувствуешь себя так же, как выглядишь, – добавил кронпринц, лукаво улыбаясь, – то я искренне тебе сочувствую. Но ни сочувствие, ни даже, хм, твое особое положение в кругу моих подчиненных не заставят меня проявить милосердие и простить оккупацию моего стола.
– Сколько сейчас времени?
Кондор зевнул и спрятал лицо в ладонях, потому что холодный свет зимнего дня казался неприятно ярким.
– Столько, что я уже закончил обедать, – ответил его высочество, допивая кофе. – И собираюсь вернуться к делам, на которых ты, эм, спишь. Конечно, личных покоев во дворце у Мастера нет. Не заслужил.
Он сказал это почти обиженно.
– Дар…
– Что – «Дар»? – Принц подошел ближе и небрежно взял лежащую на углу стола газету. От мнимой обиды не осталось и следа. – Сбежал от светских хищниц, которые засели в засаде, стоило им узнать, что ты где-то поблизости? На твоем месте я бы уже разобрался со своими женщинами, а то дождешься: они столкнутся и уйдут вместе пить вино и продумывать планы мести мужскому равнодушию в твоем лице.
– Были бы мои, я бы разобрался, – отмахнулся Кондор.
Дар хмыкнул и кивнул, не отрываясь от газеты. Его взгляд быстро скользил по строкам и заголовкам, на лице не отражалось ничего, кроме спокойной доброжелательности. Иллюзия. Такой же обман, как мягкость кошачьей лапки, скрывающей острые, как крючья, когти в подушечках.
– Я прочитал твой доклад, – сказал принц, когда обоюдное молчание стало невыносимым. – Восхитительная теория, но правильно ли я понял, что пока нет никакой возможности показать результаты на практике?
– Пока нет. – Кондор лениво посматривал в сторону пустой чашки. Горечь кофе была менее омерзительна, чем приторное до тошноты зелье, которое он пил ночью, но попросить кофе у Дара – значит проиграть в их старой игре. – Как только появится, я тебе сообщу.
– Жду с нетерпением. – Принц приподнял одну бровь и хмыкнул, покачав головой. Видимо, какой-то новости все-таки удалось выбить его из обычного равновесия. – А теперь перейдем к тому, из-за чего ты здесь заснул. – Дар наконец посмотрел прямо на друга и тут же недовольно скривился и покачал головой. – Видел бы ты себя в зеркале…
– Не сомневайся – видел.
– Ну конечно! – Дар беспечно уселся в одно из кресел, стоящих перед столом, и сложил руки на коленях. – Расскажи про гостью, – попросил он, улыбаясь так светло, словно был мальчишкой, который выпрашивал у старшего брата законный подарок.
Кондор прикрыл глаза, пытаясь справиться с раздражением.
– То есть, – сказал он, криво улыбаясь, – тебя нисколько не беспокоит некоторая, хм, несвоевременность?
Улыбка принца не погасла.
– Я помню, что это всегда можно списать на невозможность абсолютного познания законов древней магии. Именно так ты себя успокаиваешь. – Дар наклонил голову набок. – Я прав?
Кондор не стал ни отрицать, ни соглашаться.
– Феликс будет разочарован, – ответил он спокойно. Спорить о том, что сейчас важно, а что нет, не хотелось. – Остальные, думаю, тоже.
– Она глупа и дурна собой?
Дар изобразил разочарование, так же похожее на настоящее, как его недавняя обида.
Пришлось на минуту задуматься, пока утомленный разум искал наиболее точную фразу.
– Она обычная, – сказал Кондор. – Маленькая. Колючая, как любой подросток. Иногда язвит в ответ, иногда дрожит от страха, хотя старается не показывать это. Меня порадовало внешнее спокойствие. И умение выбирать хорошие вопросы. Я думаю, самой страшной проблемой будет то, что для планов и идей Феликса она окажется слишком скучной и тихой. Но это даже к лучшему.
Кондор хотел добавить, что, может быть, в этот раз вообще лучше обойтись без Феликса и лишнего внимания, но не стал.
Дар задумался, глядя куда-то в сторону.
– Ты не любишь моего брата.
– Не люблю. И не собираюсь это скрывать.
Принц кивнул, принимая ответ.
– Просто помни, что вы с ним на одной стороне шахматной доски.
Кондор снова усмехнулся – на этот раз криво, приподняв один уголок губ.
– Я всегда это помню, Ваше Высочество. Даже когда дело касается бхартского порошка и прочих неприятностей, последствия которых я убирал.
Дар сощурился, отчего темно-карие глаза стали почти черными.
– Иди спать, маг.
– Но…
– Ближайшее зеркало в коридоре. Думаю, ты вряд ли встретишь здесь кого-то, кроме моего секретаря и пары посетителей, так что назойливое женское внимание тебе точно не грозит.
Кондор невозмутимо развел руками, мол, попробуй меня отсюда вытащи.
– Дай мне еще полчаса, Дар. Выпей еще кофе, не знаю… – Он задумался на секунду. – Прочитай служебную записку от представителя Ковена, она очень эмоциональная… Я постарался. – Кондор попытался улыбнуться, но столкнулся с холодным взглядом принца, поэтому улыбка получилась натянутая. – А потом мы с тобой решим, как нам дальше быть. С… гостьей и всем тем, что вокруг нее творится.
Принц больше не улыбался.
– Иди спать и выспись по-человечески. Это приказ. Мой. Личный.
– Да неужели ты готов отправить меня на плаху за желание не спать, а работать?
Дар рассмеялся в ответ и вполне серьезно кивнул.
Лисы, призраки и люди
И наконец, заметив вас, возлежащего на ветке дерева, восклицает «Ох!» и начинает на вас нахально пялиться.
Анджей Сапковский, «Золотой полдень»
Он сидел в кресле напротив, забравшись в него с ногами, и смотрел на меня, как кот на аквариум. То есть с подчеркнутым, полным достоинства спокойствием, за которым угадывалось что-то такое, тайное и хитрое, хищное, способное в любой момент превратиться в движение.
Я моргнула.
Мир вокруг никуда не исчез. Не поплыл, не сдвинулся, не изменился. Мир был прочным, как железный прут, и таким же реальным, и рыжий парень в кресле однозначно был его частью, тоже реальной. Реальной была трубка в его руке, которую он лениво держал между пальцев и периодически вертел ею. От скуки, наверное.
Наши взгляды встретились, и он, увидев, что я уже не сплю, довольно сощурился и улыбнулся.
Я уткнулась лицом в подушку, которую обнимала, пока спала здесь, на неудобной до ужаса не то кушетке, не то диване, не знаю, как это называется, и зажмурилась так сильно, что заболели глаза.
– О нет, красавица! – Чужой голос звучал насмешливо и ласково одновременно. – Меня ты не обманешь.
Пришлось сесть, поджав одну ногу, потому что вторая затекла от неудобной позы, и посмотреть правде в глаза. Глаза оказались зелеными, с хитрым разрезом и такими ресницами, что впору удавиться от зависти. Подушку я оставила при себе, отгородившись ею, как мягким щитом.
Значит, мне не приснилось.
– Что предпочтет леди в это славное утро? – спросил он. – Сначала ванну и новое платье, а потом завтрак или наоборот?
За вежливостью сквозила еле заметная насмешка – словно меня не воспринимали всерьез, но изо всех сил пытались проявить дружелюбие.
Я молчала, продолжая рассматривать его самого и его рубашку – светлую, с лентами, стягивающими рукава на запястьях, и узор вышивки, бегущий по краю темной жилетки, и пряди рыжих, как лисья шерсть, волос, небрежно рассыпавшихся по плечам.
– Предлагаю сначала ванну, – сощурился он, тонко улыбаясь. Трубка легла на низкий столик рядом с креслом. – Я провожу.
Он плавно встал, словно перетек из одной позы в другую, одним движением преодолев расстояние между нами, и оказался так близко, что я почувствовала себя зажатой в угол. Мне протянули руку – раскрытой ладонью вверх, как незнакомой кошке. Запястье обхватывала пара цветных шнурков, но вот колец или каких-то других украшений я не разглядела.
«Ванна, – подумала я. – Ванна – это хорошо. Наверное. И завтрак – тоже хорошо. И в целом все хорошо, видишь, все такие милые». Только это не помешало мне шмыгнуть носом и расплакаться, уткнувшись в подушку, потому что все было по-настоящему.
И по-настоящему пугало, каким бы красивым ни было и как бы ни улыбалось.
Вокруг застыла тишина, почти осязаемая, словно этот человек, который то ли был оставлен присматривать за мной, то ли просто жил здесь, не сразу понял, что произошло. Потом он вздохнул, и я услышала шелест одежды, уловила движение воздуха – и подняла голову, смахивая слезы со щек.
– П-п-простите, я…
– Не стоит извиняться, – он больше не улыбался и смотрел на меня серьезно и почти хмуро, сидя на корточках перед диваном, так что наши лица оказались друг напротив друга.
Очень близко – я могла разглядеть узор на его радужке, темно-зеленой, как сочная трава.