Улыбка Лин стала куда более искренней.
– Вижу, ты не забыла то, чего мы касались вчера.
– О нет, – ответила я, пряча руки за спину. – Но я бы повторила тему столовых приборов. Разница между чайной и кофейной ложечками все еще слишком трудна для меня.
– Зато умение язвить, как я вижу, дается легко. – Лин обняла лютню и качнула ножкой в изящной туфельке. Только сейчас я поняла, что она сидела, закинув ногу на ногу. – Будь осторожнее с этим, прелестное дитя. Не всем нравится, когда рядом кто-то демонстрирует острый ум. Особенно, если речь идет о юной даме вроде вас.
Она сказала это беззлобно, скорее, с доброй иронией, но я почувствовала укол совести, смутилась еще больше и закусила губу.
Лютня с глухим стуком легла на подоконник.
Лин встала – нет, перетекла из одной позы в другую легким, плавным движением, – и с явным наслаждением потянулась.
– Дождемся твоего партнера – и начнем, – сказала она, обходя меня по кругу, словно пыталась оценить платье.
То самое, зеленое, мое первое собственное платье в этом мире.
Оказавшись у меня за спиной, Лин бесцеремонно положила руки мне на плечи и заставила свести лопатки вместе. Это было так неожиданно, что я даже не возмутилась, только выдохнула и удивленно вытаращилась в пространство.
Со стены на меня смотрели герои прошлых эпох, сияя доспехами.
– Вот так лучше. – Руки Лин все еще лежали у меня на плечах, удивительно тяжелые и очень теплые. – Постарайся не сутулиться.
Я смогла лишь сдержанно кивнуть и постаралась держать спину прямо, даже когда Лин вернулась на подоконник.
– Не бойся так, – сказала она, рассматривая меня, словно прикидывала, что еще нужно во мне поправить. – Придворные танцы простые и скучные. Большую часть времени люди ходят под музыку по кругу, кланяются и иногда хлопают в ладоши.
– Я не боюсь, – нахмурилась я.
Взгляд Лин стал насмешливым.
– Ложь красит леди еще меньше, чем сутулость, – сказала она с той серьезностью, с которой люди цитируют что-то, над чем в глубине души смеются. – Ты боишься. Я только не могу понять чего.
Я скрестила руки на груди и не стала ей отвечать. Просто подошла и тоже села на подоконник, держась от Лин подальше – настолько, насколько это было возможно.
За моей спиной был серый, хмурый зимний день – полная противоположность вчерашнему.
В воздухе пахло духами Лин, нарциссами и свежескошенной травой. Не так ярко, как вчера в Зеленой зале, но все равно.
Чего я боялась?
«Может быть, – подумала я, рассматривая носки собственных ботинок – коричневых, куда проще, чем туфли Лин, – может быть, я боюсь выставить себя еще большей дурой, чем чувствую? Опозориться, оказаться вдруг неуклюжим бревном, которое не может двигаться вот так – легко и плавно? Где проще стать посмешищем, в толпе придворных или вот здесь? Перед кем я больше боюсь упасть носом в паркет, перед Лин или перед Ренаром? Или перед ними обоими, потому что…
Лин чуть наклонилась, вытянулась вперед, чтобы помахать рукой Ренару, который появился у входа в зал.
Я почувствовала, как живот свело от паники.
Ренар двигался с какой-то ленивой грацией, как человек, которому некуда торопиться и не о чем жалеть. Когда он поравнялся с нами, на его лице расцвела довольная улыбка, тоже ленивая, словно он не сильно хотел улыбаться – оно само так получилось. Он кивнул Лин и, подойдя еще ближе, ласково потрепал меня по голове как вчера вечером.
В другой его руке была бутылка из темно-зеленого стекла.
Я заметила, как по лицу Лин скользнула тень удивления:
– А вино-то тебе зачем? – спросила она.
– М-м… – Он бросил взгляд на бутылку и чуть приподнял ее, словно проверял, сколько там еще осталось. Оставалось, судя по всему, не очень много. – Кто сказал тебе, мой цветочек, что это вино? – говорил он чуть хрипло, словно проснулся вот совсем недавно.
Лин наклонила голову набок, всем своим видом показывая, что внимательно слушает.
Ренар перехватил мой взгляд и подмигнул мне. Он чуть щурился, когда смотрел на свет.
– Это волшебное зелье храбрости, – с совершенно серьезным лицом пояснил он. – Я захватил на всякий случай, а то, знаешь ли, некоторые барышни, как я успел заметить, склонны предаваться панике на ровном месте. Держи, милая. – Он протянул мне бутылку, все еще серьезный до невозможности. – Никаких чар, как ты любишь. Но очень, эм… действенно.
Я замерла в растерянности.
Лин, кажется, не знала, смеяться ей или строго хмурить брови. Она забрала бутылку у Ренара, задвинула ее в угол подоконника и мягко сжала мою ладонь.
– Я думаю, мы и так справимся.
– Да? – Ренар скептически поднял бровь. – Ну… Тогда мы можем начинать.
Он поклонился, тонко улыбаясь, и протянул мне руку.
Правила существовали не для того, чтобы кому-то вроде меня жизнь испортить, конечно. Правила были нужны, чтобы сохранять порядок. Подчеркивать статус, разделять и властвовать. Знать, кто ты и какое место занимаешь в этом мире. Уважать того, кто занимает иное место, не обязательно более важное и высокое, чем ты.
Выучить эти правила оказалось не слишком сложно, и здесь Ренар был прав: если вести себя вежливо и естественно, половина вопросов снималась сразу.
С танцами все было чуть хуже.
Не знаю, что мне мешало больше, застенчивость или неуклюжесть.
Или то, что я не могла воспринимать всерьез эту последовательность кивков, поклонов и расшаркиваний друг перед другом.
Придворные танцы действительно оказались простыми и скучными. Их танцевали для того, чтобы вести беседу и флиртовать – чем Ренар и занимался, то и дело заставляя меня забывать, с какой ноги я должна делать шаг вперед.
Я в очередной раз оступалась – он ловил меня, смеялся и напоминал, что ноги у меня всего две, но я умудряюсь путаться в них. Это почти ничем не отличалось от того дня, который мы провели на озере, если не считать присутствия Лин и ее лютни.
И запаха нарциссов.
Мне казалось, что этот запах окутывал меня, словно бы Лин, после того, как поняла, что ее чары больше на меня не действуют, сменила тактику. Она была теплой – и она была везде. Она была ярким пятном рядом с серым окном: платье цвета морской волны, золотистые локоны, узоры на рукавах. Она была музыкой, которую я слышала, в моей голове звучал ее голос, потому что мой вчерашний день весь состоял из этого голоса. В прохладном зале, сумрачном, потому что за его стенами сейчас был пасмурный зимний день, пахло весенними цветами и свежескошенной травой.
Казалось, этот запах зацепился даже за Ренара, перебив привычный уже табак.
Это… отвлекало.
Мне очень хотелось спросить у Лин, что она такое, понять, чары это – или шутки моего разума, но я пока была занята другим. И не знала, наберусь ли однажды смелости для таких вопросов.
Ренар дождался, когда я закончу обходить его по кругу, как требовал танец, отпустил мою руку, которой едва-едва касался, и поклонился мне, а я поклонилась в ответ. Лютня замолчала. В наступившей тишине я пыталась перевести дыхание и держать спину ровно.
– Ну что? – спросила Лин. – Все оказалось не так уж страшно?
Я растерянно моргнула и покачала головой.
– Все это выглядит так… просто. На первый взгляд. А я думала, что такому учатся с детства, – призналась я.
– Это действительно несложно, – ответила Лин и задумчиво посмотрела куда-то в пространство, словно подбирала слова. – Если бы ты родилась в дворянской семье, и у тебя были бы сестры, ты бы танцевала с одной из них. Почти с детства. Возможно, у вас был бы приглашенный учитель. Если бы ты была единственным ребенком, у тебя были бы подруги для подобных развлечений. Возможно, у вас тоже был бы приглашенный учитель и чьи-нибудь старшие братья. Или знакомые. Танцы – не искусство, Мари. – Она снова взяла в руку вилку. – Это общение.
– И развлечение, – добавил Ренар.
Он стоял, привалившись плечом к стене и скрестив руки на груди.
– И убийство времени. – Лин пожала плечами. – Вся жизнь девушки из действительно благородной семьи состоит из изящных способов убивать время.
Я заметила, что Ренар посмотрел в ее сторону, и на его лице мелькнула тень.
– Ну… – задумчиво сказала Лин. – Для первого раза весьма неплохо, леди Лидделл. Думаю, вы полностью заслужили возможность прерваться на что-то более приятное. На обед, например.
– Мы все это заслужили, – фыркнул Ренар.
– О, несомненно. – Лин ловко спрыгнула с подоконника. – Не забудьте ваше… зелье храбрости. Незачем оставлять его здесь.
Вечером библиотека была уютнее, чем днем.
Она была темной – в достаточной мере, чтобы в ней хотелось оставаться, но не слишком темной, чтобы тебя напугать. Оранжевые кристаллы на стенах и у стола, на некоторых полках и почти под потолком разгоняли темноту, но их свет, теплый и мягкий, не бил в глаза. Все было бы хорошо, конечно, если бы библиотека не была занята.
– Доброго вечера, Кондор, – сказала я и поплотнее прижала к груди «Книгу лордов».
Волшебник оторвался от книги, которую читал, и посмотрел на меня, чуть рассеянный, похожий на встревоженную птицу.
Он сидел за столом, чуть качаясь на стуле, в окружении книг, раскрытых, закрытых, лежащих друг на дружке, стоящих стопками из нескольких внушительных томов. Когда я зашла, я не сразу поняла, что за этим нагромождением прячется человек.
– Уже почти ночь, леди Лидделл, – ответил Кондор и вернулся к чтению. Не без усталого вздоха, словно само мое появление доставило ему массу неудобства. – Я ценю ваше рвение к знаниям, но призываю не увлекаться. Чтобы не стать кем-то вроде одного занудного вредного чародея.
Кажется, у вредного чародея очень хорошее настроение.
Я не хотела ему мешать, но особого выбора у меня не было.
– Я пришла вернуть то, что мне уже не нужно, – сказала я. – Но проблема в том, что я не знаю, с какой полки сняли эту книгу. Она ждала меня на столе.
Кондор снова посмотрел на меня.