Я помнила вид с башни: на все четыре стороны, куда ни глянь, бесконечный лес да острые горные пики. Восхитительная ловушка, просторная клетка, разве что золотой не назовешь. Зато с магией. С волшебными слугами. С порталами-зеркалами. Со всеми удобствами, вкусной едой, танцами и улыбками – не совсем настоящими, конечно.
Я оттолкнулась от стены и сделала шаг вперед, к толпе. Она все еще текла по улице, к центру, к площади вокруг городской ратуши. Рядом со мной, почти задев меня рукавами, обдав запахами хвои, воска и вина, прошла маленькая веселая компания. У них были бубны и флейта, громкие разговоры и смех. Кто-то в рогатой маске, не разберешь – юноша или девушка, одетая по-мужски, схватил меня за руку и коротко закружил, потянул за собой.
Над крышами висели обе луны, яркие, почти полные.
Я осторожно высвободила свою руку и отрицательно покачала головой.
Мне поклонились, принимая мое решение, и компания ушла дальше.
Толпа унесла ее, как река уносит сухие листья, деревянные обломки и венки.
Я стояла у самого берега, сунув руки под мышки, чтобы совсем не замерзнуть в платье из тонкой шерсти, и смотрела вперед.
«Если я сейчас уйду, – подумала я, – если я сбегу – что будет? Ничего, кроме беды. Я ничего не умею, только быть милой, во мне нет ни капли магии, все мои деньги – пара медных монеток в кармане платья, у меня нет никаких связей, ни одного союзника, облеченного властью. Только те, в чьей власти я оказалась, не злые, милые – до определенной степени, умные люди и не совсем люди.
Я сыграю свою роль – и уйду из их жизней.
Поэтому, – подумала я, – Ренар прав.
Не стоит плодить привязанности в мире, который ты однажды оставишь.
Не стоит рушить что-то, похожее на дружбу, ради иллюзии тепла».
Я с шумом выдохнула – и глотнула холодный, свежий воздух.
Что-то внутри меня встало на место.
Рука сама потянулась к амулету, спрятанному за воротом платья, но хрустальной льдинки на месте не оказалось. Цепочка исчезла. Я с замирающим сердцем провела рукой вниз по груди, надеясь, что она просто расстегнулась и застряла под платьем, но нет.
Ее не было.
На жгучем холоде меня бросило в жар, и я стремительно развернулась, чтобы бежать назад, в таверну.
Черт его знает, что мне будет за потерянный амулет. Лучше сразу сказать, чем…
– Куда торопишься, красавица?
Их было двое, и один из них был настолько наглым, что решил поиграть: он встал передо мной и не давал себя обойти, двигаясь из стороны в сторону. Я не сразу поняла, во что вляпалась, мои мысли были совсем о другом.
Юное, мальчишеское даже лицо сияло широкой улыбкой, руки были раскрыты, словно он хотел обнять меня. Его друг, тоже мальчишка, насколько я могла его разглядеть в полумраке, стоял рядом и переминался с ноги на ногу. Щегольская шапка открывала морозу чуть оттопыренные уши.
– Тороплюсь, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. – К братьям. Они вон там, ждут меня.
И я кивнула на таверну, втайне надеясь, что Ренар сейчас высунется, потому что пара минут, которые я у него выпросила, уже точно истекли.
Мои руки сами по себе сжались в кулаки.
– Ох, вот незадача, – хмыкнул тот, который стоял у меня на пути. – А мы как раз от них. Пойдем с нами, милая, с братьями мы договорились.
Он сплюнул на землю и чуть качнулся, и я поняла, что он пьян. Пьян, глуп и нагл, как любой подросток, решивший побыть крутым и смелым за чужой счет. Кажется, в этом наши миры тоже схожи. И его друг – такой же, только смелости в нем поменьше, вот и стоит рядышком, скрестив руки на груди, и улыбается глупо.
Мне было не до них. Я замерзла и очень, очень сильно накосячила. Поэтому я попыталась прошмыгнуть мимо с уверенным видом, но этот дурак схватил меня за руку.
– Да ладно тебе, – сказал он. – Не с братом же ты на крыльце обжималась. Или я тоже за брата сойду?
Я разозлилась.
Точнее, сначала я испугалась и удивилась, потому что чужие пальцы, липкие и холодные, крепко держали мое запястье, а перед лицом было чужое лицо, симпатичное, но с гадкой улыбкой. А потом он сказал еще одну фразу, и я разозлилась.
Ренар прав. Очень сложно решиться ударить человека, особенно, когда он тебе ничего не сделал. Но этот – сделал, точнее – сказал и сделал, и я от души пнула его под колено. Этого было достаточно. Мое запястье освободилось, я отошла в сторону так быстро, как могла, и поймала брошенное в спину оскорбление. Обидное и колючее.
В той, прошлой жизни в ответ на такое я бы пожала плечами и ушла, не желая связываться, но сейчас я была так зла на все на свете, что эта злость решила за меня.
Я развернулась у самого начала лестницы.
– Еще раз откроешь на меня свой поганый рот, – медленно и яростно сказала я. – И у тебя язык отсохнет. Обещаю.
Он посмотрел на меня со странным торжеством, а потом, не переставая улыбаться, повторил то же, что сказал, и моя ярость обернулась против меня. Я схватилась за перила, чтобы успокоиться. Голова кружилась, кончики пальцев слегка покалывало.
На самом деле я хотела одновременно разрыдаться и броситься на обидчиков с кулаками. Вряд ли это закончилось бы чем-то хорошим, конечно.
Наверху открылась дверь, кто-то вышел из таверны – и парней как ветром сдуло.
Я подняла взгляд и поняла, что все может быть еще хуже.
– Ты смотри, – сказал Кондор недовольно. – У тебя, милая, талант ввязываться в неприятности. Быстро внутрь, не хватало тебе замерзнуть!
Он подождал, пока я поднимусь по лестнице и прошмыгну мимо, а потом закрыл за мной дверь, оставшись там, снаружи.
Если бы он назвал меня дурой, я бы не удивилась.
Ренар поймал меня внутри, в двух шагах от выхода, настороженный, но все еще веселый. Такой веселый, что хотелось оказаться от него подальше.
– Ты… – он положил руку мне на плечо.
– Нормально, – сказала я и улыбнулась, пытаясь казаться вежливой. – Замерзла.
– И поэтому так дрожишь? – уточнил он. Его рука сжала мое плечо крепче. – Пойдем, я знаю, где тут стена, за которой кухонный очаг. Согреешься.
И он снова повел меня куда-то за спинами людей, которые слушали песню на незнакомом мне языке.
Очень… торжественную песню, как мне тогда показалось. И печальную.
Ренар повернул голову ко мне:
– Птица сказал, что скоро вернется.
– Очень хорошо, – равнодушно ответила я.
И подумала, что мой амулет, вполне возможно, валяется где-то здесь, на полу, под ногами, и, возможно, от него уже остались осколки. Хотя вряд ли. Это камень, не стекло. Или…
– Вот тут, – Ренар остановился у какого-то угла, от которого действительно шло тепло. Рядом, в паре шагов, за плотной занавеской прятался вход во внутренние помещения для слуг.
Я прислонилась спиной к стене и пожалела, что в местных тавернах мало стульев и табуреток. Колени все еще дрожали.
– С тобой точно все хорошо? – спросил Ренар, пытаясь заглянуть мне в глаза.
Я моргнула и сделала глубокий вдох.
– Точно, – соврала я. – И если ты принесешь мне что-то, в чем нет алкоголя, мне будет еще лучше.
Он рассмеялся и исчез в толпе, а я прижалась затылком к теплой стене и прикрыла глаза.
Певица все еще вела мелодию, кто-то подыгрывал ей очень тихо, кто-то подпевал, тоже тихо, словно боялся спугнуть. Я шмыгнула носом, уговаривая себя, что это все холод, но на самом деле мне очень, очень хотелось разреветься.
И от этой дурацкой красивой песни, и от усталости, и от всего остального. И больше всего – от собственной беспомощности.
Кто-то дотронулся до моего рукава, осторожно, словно боялся напугать – но в итоге напугал.
Я вздрогнула и открыла глаза.
Передо мной стояла незнакомая девушка, худенькая, чуть выше меня. Она казалась усталой и встревоженной и рассматривала меня пристально, как человека, в котором угадали знакомые черты и теперь пытаются понять, показалось или нет?
Глаза у нее были светлые, почти неприятные.
Я попыталась отодвинуться в сторону, подумав, что мешаю ей, но девушка слабо мне улыбнулась и протянула ладонь, сжатую в кулак.
– Кажется, это твое, дитя, – сказала она ласково.
Свет вдруг лег на ее лицо так, что стало ясно: она куда старше, чем я подумала в первый момент, и имеет полное право называть меня «дитя».
Ее ладонь раскрылась, цепочка скользнула вниз, сверкнули блики на гранях горного хрусталя. Я почувствовала себя так, словно меня ударили – в который уже раз за сегодня? – и схватила кристалл, крепко сжав его в руке.
– С… спасибо! – выдохнула я, надеясь, что меня было слышно.
Она снова коснулась моего рукава. Не руки, не плеча – будто бы сама меня боялась.
– Осторожнее, – сказала она тихо. – И с музыкой, и с зеркалами.
Я растерянно застыла, не понимая, о чем она. Мой взгляд выцепил в толпе рыжее пятно – Ренар махнул мне рукой, в которой был глиняный стакан.
Незнакомка исчезла. Так же незаметно, как появилась.
Рядом со мной, у самой стены, вдруг оказался большой кот, черный-черный, очень пушистый и величественный. Он умывался, поглядывая на меня, словно ждал подачки или наблюдал, что я буду делать.
Я посмотрела на свою руку, на кристалл – тот же самый, сомнений у меня не было, и поняла, что совсем запуталась.
– И что это было?
Мы шли по улице, уже изрядно опустевшей. Почти у каждого крыльца горел фонарь, а то и не один. Издалека раздавались отголоски музыки.
– Так что это был за внезапный побег, господин волшебник? – Ренар толкнул Кондора локтем.
Тот поморщился и покосился на меня. Я вжала голову в плечи и поежилась от этого взгляда.
– Захотелось прогуляться, – сказал Кондор. Голос его был спокоен. – Душновато стало.
– Или ты просто кого-то избегал? – спросил Ренар хитро.
Кондор не ответил.
Мы прождали его долго. Часов в таверне, конечно, не было, но за то время, пока Кондор отсутствовал, я успела согреться, перехватить что-то посерьезнее пряника, понаблюдать, как Ренар флиртует с девицей в венке, расстроиться, еще раз встретиться с черным котом – он оказался рядом на лавке, на расстоянии вытянутой руки от меня, и снова смотрел так, словно ждал от меня чего-то.