— Теперь Рысеву конец. Эта информация убьет его.
— Один раз мы уже попытались взорвать «информационную бомбу». В результате погиб честный порядочный человек.
— Что же делать?
— Ты заметила, что Рысев потребовал компромат на банкиров?
— Это как-то связано с обналичиванием?
— Уверен, что да. Для обналички в таких масштабах периодически требуется новый банк-помойка. Создать банк с нуля дорого. Рысев покупал за гроши готовый банк средней руки, используя компромат Иткина. И превращал такой банк в новый «сливной бачок», пока у него не отзывали лицензию.
— Получается, что коррупционные схемы Рысева процветают благодаря шпионажу Иткина.
— Они тесно связаны. Неплохо бы получить убедительные доказательства этой связи.
— Записей Лесника недостаточно?
— Они обозначают намерения. А нам нужен конкретный факт шпионажа. Хотя бы один.
Я внимательно смотрю на Коршунова. Когда живешь с мужиком, волей не волей научишься предугадывать его помыслы.
— И ты знаешь, как такой факт добыть?
— Есть вариант.
— Конечно, он касается меня?
Коршунов отводит взгляд, мнется.
— Светлая, тебе на время надо стать уборщицей.
— Спасибо, дорогой! Мало того, что я в деревенском доме убираюсь без горячей воды, теперь еще и офисы мыть!
— Светлая. — Кирилл берет меня за руку и меняется в лице. Неужели у него в запасе еще одна неприятность! — Я должен сказать тебе, что тогда по поводу экспертизы… Она давно готова. Словом, Рысев твой отец.
58
Итак, я обрела отца. Не могу сказать, что эта новость меня ошарашила. После всего, что я узнала о судьбе своей матери, я догадывалась, какова роль Рысева, но отгоняла неприятную мысль. Это всё равно, что стоять над пропастью и не смотреть вниз. Теперь всё встало на свои места.
Олег Рысев и Света Портнова были одноклассниками. Олег учился в Валяпинской школе только в последнем классе, а еще через два года его отца, полковника вооруженных сил, перевели на новое место службы, и семья навсегда покинула уральский город. В то последнее лето Олег Рысев приехал в Валяпинск на каникулы, вскружил голову продавщице Свете, и она забеременела. Возможно, если бы не случился суд над «торговой мафией» и Света не получила условный срок, я обрела бы полноценную семью с папой и мамой.
Но произошло то, что произошло. Света родила и стала добиваться замужества от курсанта Высшей школы КГБ. Олег понял, что брак с судимой женщиной — это конец его только зарождающейся карьеры. Когда Света стала угрожать, что напишет в партком, Олег Рысев решился на убийство.
Он тайно приехал в Валяпинск, зарезал Свету Портнову и ее мать, и подбросил улики выпивохе Сашке Демьянову. Жестокий план сработал. Демьянова приговорили к расстрелу, а Рысев продолжил учебу. Наверняка Рысев и думать забыл о своей дочери, оказавшейся в интернате.
Через двадцать один год в недрах ФСБ заработал совершенно секретный проект «СД», о котором знали единицы. Рысев руководил им. Девушка-киллер по прозвищу Светлый Демон исполняла особые задания сначала на благо страны, а потом уже и в личных интересах генерала Рысева.
Однажды, при ликвидации банкира Тумиловича, Светлый Демон получила ранение. Следственные органы впервые получили ДНК-анализ неуловимого киллера. Эти данные попали к Рысеву, и генерал сравнил их с собственным ДНК. Возможно, у него были некоторые подозрения: город, фамилия, возраст, глаза матери и решительный характер в отца. Рысев убедился, что его заказы на убийство исполняла собственная дочь. В случае поимки Светлого Демона к такому же выводу могли прийти следователи, ведь данные ДНК генерала, как сотрудника ФСБ, хранились в особой базе. А там уже и мотив давней резни в Валяпинске четко прослеживался, да и подбор «клиентов» Светлого Демона неизбежно привел бы к весьма неутешительным для генерала выводам.
Поэтому, как только появился ДНК-анализ Светлого Демона, генерал принял решение закрыть проект «СД». То есть уничтожить собственную дочь.
Отсрочку мне дала хитрость Коршунова с мнимой болезнью и необходимость отыскать след «крота», исчезнувшего в Калининграде. Мы выполнили сложное задание, в результате которого авторитет Рысева резко возрос. Он получил новое звание и должен был занять одну из самых высоких должностей в ФСБ. Единственной потенциальной угрозой этих планов являлась я.
Он послал убийц, и я вынуждена была вступить в смертельную схватку. Моим истинным врагом были не подчиненные Рысева, а он сам — кровный папа. Сколько раз в детстве я мечтала, что меня найдет мой родной папочка. Теперь я знаю его, а он меня. Мечта осуществилась, мы нашли друг друга, но один из нас должен умереть. Или дочь. Или отец. Разница в том, что Рысев может пристрелить меня как собаку, а я не желаю ему «геройской» смерти от моей пули. Он должен получить по заслугам как преступник.
С этими мыслями я подхожу к центральному офису московского банка. Для поиска доказательств мы с Коршуновым выбрали достаточно крупный банк с государственным участием из списка компаний, который обслуживают уборщицы Иткина. Сейчас я в роли провинциальной простушки, приехавшей в столицу в поисках работы. Такие бабенки нравятся мужикам-охранникам за пятьдесят. Рядом с ними они чувствуют себя генералами.
Я толкаю высокую дверь и сразу натыкаюсь на нужного типа.
— Ой! А где у вас отдел кадров? — обращаюсь я к усатому охраннику с пивным брюшком и нашивкой на груди «Security».
— А тебе зачем?
Охранник рассматривает меня. Я невзначай расстегиваю курточку и стягиваю шапочку. По опыту знаю, «Пивное брюшко» не прочь прижаться к тонкой талии, если для этого не требуется сверх усилий.
— Работу ищу. Уборщицы. В Москве, говорят, много платят. — Со скромной улыбкой я опускаю глаза.
— Так это… Банк обслуживают. Агентство «Чистый пол» называется. Тебе туда надо, дуреха!
— Ой! Там одни узбечки работают. Меня не возьмут.
— Ну почему? Кроме глупых азиаток им и наши бабы требуются. В директорские кабинеты назначают приличных уборщиц. Славянского вида, как говорится. Ты сгодишься.
«Пивное брюшко» тычем мне в грудь пальцем и показывает желтые от сигарет зубы. Надо взметнуть его авторитет.
— Ой! А что это у вас написано, — дотрагиваюсь я до нашивки «Security». — Вы начальник?
— Начальник, — важно кивает «Пивное брюшко».
— Порекомендуйте меня в «Чистый пол». Я всё умею. Вот так, вот так! — Я нагибаюсь руками к полу и активно двигаюсь задом на охранника, словно тру пол тряпкой.
— Да погоди ты, шебутная! — Пивное брюшко останавливает меня, когда я тычусь попой ему в брюки. Он доволен, но вынужден сделать замечание: — Давай без этого. Тут швабрами работают. А вот у меня дома…
— Я могу и у вас дома помыть! Если подсобите с устройством.
— Зовут-то тебя как?
— Света.
— Муж есть?
— Где ж их взять-то. Истосковалась, — вздыхаю я.
— Вот, что мы сделаем, Света. Скоро «Чистый пол» уходить будет. У них старшая есть, из директорских кабинетов. Я тебя с ней сведу. — «Пивное брюшко» разглаживает усы. — А вечером это… Экзамен у тебя приму по мытью полов. В семь приходи сюда.
— С удовольствием, начальник, — соглашаюсь я и делаю вид, что в восторге от его пивного брюшка, а особенно от того, что болтается под ним.
Охранник приосанивается, мысленно улетая в сладкое возбуждение.
Ну какие же мужики козлы! Если бы сейчас я вынесла мешок с деньгами, он бы и не заметил. Но мне нужны не деньги, а старшая уборщица.
— Ты с директорской полотершей свести не забудь, — грубо напоминаю я.
Про свой будущий интерес «Пивное брюшко» не забывает, и через полчаса мы с Коршуновым силой увозим сорокапятилетнюю женщину с натруженными руками.
59
— Что вы делаете! — возмущается уборщица, оттаяв от шока, после того, как Коршунов грубо запихнул ее на заднее сиденье «кашкая», а я сцепила ей руки пластиковой удавкой.
— Заткнись!
Коршунов ведет машину, я сижу рядом с уборщицей, и не собираюсь с ней церемониться. Обычного человека надо давить грубой силой и жестким запугиванием. Так быстрее и безболезненнее пройдет процедура дознания. Я копаюсь в объемной сумке уборщицы и достаю оттуда кипу бумаг.
— Опустите! — визжит женщина и бьется о дверь.
Я обхватываю локтевым сгибом ее шею и начинаю сдавливать. Она хрипит, ее лицо бледнеет, а я шиплю ей в ухо:
— Я задушу тебя, если будешь кричать. Будь паинькой и отвечай на вопросы — тогда отпущу. Усекла?!
Видит, Бог, я не хочу быть жестокой, но так надо. Женщина покорно затихает.
— Что это? — спрашиваю я, потрясая кипой бумаг. — Откуда ты их взяла и кому сдаешь?
— Из банка. Из кабинета директора. Я каждый раз забираю бумаги из его корзины и корзины секретарши.
— Куда ты их сдаешь?
— В наш офис.
— Зачем?
— Я не знаю.
— А что ты делаешь с теми бумагами, что на столе директора?
Уборщица пугается, а меня осеняет догадка. Я расстегиваю ей пальтишко и запускаю руки под лифчик. Есть! Я извлекаю микрокамеру размером с ноготь, которая крепится на палец, и микроскопическую карту памяти.
— В трусах тоже проверить?
— Там ничего нет, — плачет униженная женщина.
Мы выезжаем за город, сворачиваем с оживленной трассы и останавливаемся на обочине. Рядом темнеет непроходимая чаща зимнего леса.
— Ты можешь закончить жизнь в этом сугробе или вернуться домой. Что выбираешь?
Я демонстрирую пистолет. У бедной женщины перехватывает дыхание, но я подавляю в себе жалость. Она ворует чужие секреты и, конечно, понимает, что совершает преступление.
— У меня двое детей, я домой хочу, — ноет женщина.
— Понятно. Выбор правильный. Сейчас ты расскажешь всё о своей работе мне на камеру. Это единственный для тебя выход остаться в живых, — объясняю я пленнице и срезаю петли на ее руках. — Попей воды и приведи лицо в порядок.
Она начинает говорить. Рассказ путанный, я задаю уточняющие вопросы и снимаю на камеру. В течение часа мы узнаем следующее.