— Как я погляжу, у вас тут двери нараспашку. — Рысев показал на развороченный пулями замок.
— Починим, — глухо пообещал Алексей Петров, стараясь не дышать в сторону начальника перегаром.
— Да не об этом речь, Леша. Материальные потери восполнимы. Сломал — сделал, украли — купил. Ерунда! Если конечно речь не идет об украденной информации. Ее ведь не восстановишь. В единственном экземпляре была? — Генерал следил за мимикой подчиненного. — Да не молчи ты! Я знаю о твоем увлечении, Леша. Писал, писал, да исписался. Умыкнули твое собрание сочинений. Я спрашиваю, копии остались?
Лесник покачал головой. Рысев не заметил игры в его поведении. То, что подчиненный был пьян, упрощало задачу наблюдения: пьяного лгуна легче распознать, чем трезвого.
— Ладно, что сделано, то сделано, у каждого бывают проколы. Наша задача, свести их последствия к минимуму. — Рысев старался говорить спокойно и обращался к Петрову по имени: — А для этого, я должен знать, что было в твоем тайнике, Леша? Когда ты начал собирать информацию?
— Около трех лет, — признался Лесник после паузы.
— Три года, говоришь. Ну ладно. А что же хотел найти там Коршунов?
Лесник помотал головой.
— Не знаю.
— А ты подумай, Леша, как следует подумай. И не волнуйся. Я дам тебе шанс исправиться. Коршунов и Светлый Демон сунулись в бункер, хотя понимали, что сильно рискуют. Значит, их интересовало что-то конкретное и важное.
— Коршун упомянул Иткина, — вспомнил Матвеев.
— Иткина? — Рысев исподлобья посмотрел на агента. — А что у тебя есть на Иткина, Леша? Ты говори, не стесняйся, здесь все свои, и дальше этой комнаты твое признание не уйдет.
— Я писал вашу встречу в коттедже на Рублевке. После акции СД в ресторане «Охота».
— На Рублевке, значит. — Сердце Рысева бешено колотилось, а злость распирала его, как пороховые газы патрон. Но требовалось доиграть спектакль всепрощения до логического конца. — И что же там было? Звук? Видео?
— Видео.
Рысев на минуту помрачнел, но взял себя в руки, поднялся и ободряюще похлопал Лесника по плечу.
— Хотя, какая разница. Информация у наших врагов, и наша задача не изменилась. Найти их и уничтожить. Сейчас мы помозгуем, как это сделать быстрее. Дам ка я тебе, Леша, на исправление неделю. И подключу в помощь ресурсы управления. Уж, с такой поддержкой осилите зарвавшихся предателей?
— Конечно. Я их достану, товарищ генерал-лейтенант. Порву на части!
— Не возражаю. Ладно, сейчас подумаем, под каким соусом это провернуть. Вот что, — Рысев бросил ключи от своего «вольво» Гному. — Матвеев, поведешь мою машину, а меня подвезет Леша. В дороге мне хорошо думается, если сам не за рулем.
Опешивший Гном принял ключи. Что-то слишком добренький Рысев: Леша, да Леша. Не такой реакции он ожидал от сурового начальника. Как же теперь работать с Лесником? Ведь он прекрасно понял, что заложил его не кто иной, как верный напарник.
Такие невеселые мысли терзали майора Михаила Матвеева, пока он ехал за служебным БМВ. В одном из переулков внутри садового кольца БМВ остановился. Гному показалось, что за тонированным стеклом мелькнула вспышка. Рысев покинул БМВ и направился к «вольво». Генерал жестом показал, чтобы Матвеев вышел.
— Петров оказался человеком чести, — скорбно сообщил Рысев. — Не выдержал позора, застрелился. Как я не убеждал его…
— Сам? — вырвалось у Гнома.
— Если я говорю застрелился, значит, застрелился. Ты вот что, Матвеев, вызовешь следователей и оформишь, как надо. Депрессия, выпивка — найдешь, что сказать. Там у него левый ПМ, кстати. Ну а меня здесь не было, рядом с напарником сидел ты. И не подведи, Матвеев.
Генерал уехал, а Гном еще долго не мог отойти от его холодного всепроникающего взгляда. Точь в точь, как у Светлого Демона, почему-то подумалось Михаилу Матвееву.
62
Передо мной экран ноутбука. Я смотрю фильм, который смонтировала Татьяна. Всего двенадцать минут нарезки видео и аудиозаписей дают четкую картину преступлений генерал-лейтенанта ФСБ Рысева. Татьяна умница, справилась с заданием. Нам требуется короткая и емкая информация. Теперь мне предстоит озвучить фильм.
Я смотрю на исчерканные страницы, которые мы подготовили вместе с Кириллом, и понимаю, что-то не то. Сухой текст не цепляет, более того, он похож на донос. Так поначалу и будет относиться к фильму единственный зритель, для которого он предназначен. Нам требуется сразу привлечь его внимание и развеять скепсис.
Я откладываю страницы, включаю воспроизведение и микрофон, и начинаю говорить.
— Олег Владимирович Рысев мой отец. Он занимает высокий пост в Службе Безопасности России, а я ненавижу его. Вот он встречается с агентом ФБР Иткиным и договаривается, что тот спокойно может продолжать шпионскую деятельность. Условие одно — делиться компроматом на банкиров.
Я делаю паузу. На экране идет запись ключевого разговора Рысева с Иткиным.
— А вот так многочисленная армия уборщиц Иткина собирает информацию из служебных кабинетов крупных компаний и министерств.
Скрытая камера показывает, как уборщица фотографирует документы на столе, меняет карту памяти в «видео-жучке» и забирает бумаги из мусорных корзин.
— Зачем это надо Рысеву, ведь на его счету успешные ликвидации каналов обналичивания в стране.
Идет репортаж об операции во Внуково по захвату мешков с деньгами.
— Дело в том, что Рысев сам возглавил в этот нелегальный бизнес и привнес некоторый комфорт. Теперь чиновники и их родственники получают украденные деньги не из рук в руки, а из сейфовых ячеек подконтрольного Рысеву банка.
В качестве доказательства на экране мои съемки с женой Груздева в банковском хранилище.
— Прокачиваются украденные деньги через «банки-помойки», которые Рысев скупает за бесценок, используя компромат Иткина. За последние два года акульему поглощению в интересах Рысева подверглись шесть банков, а объем украденных и обналиченных средств оценивается пятнадцатью процентами общих бюджетных расходов страны.
В этом месте Татьяна включила в фильм зарисовки о богатстве чиновников.
— Эти люди радуются, они оседлали госпожу удачу! Но не будем забывать, что основная шпионская деятельность Иткина направлена на то, чтобы добыть информацию, с помощью которой понуждать тех же чиновников отстаивать чуждые нам интересы, обставлять в конкурентной борьбе наши компании, расшатывать общественное мнение и оказывать давление на Россию. Вот, чем страна обязана генералу Рысеву.
Я успокаиваю дыхание и перехожу к личной боли. На экране выпускная фотография Олега Рысева и Светланы Портновой.
— Однако я ненавижу отца по другой причине. 28 августа 1975 года в городе Валяпинске он, тогда еще курсант Высшей школы КГБ, убил мою маму и бабушку. С тех пор от его рук и по его приказу, лишились жизни многие. Жалеет Рысев лишь об одном, что в день первой кровавой расправы оставил в живых трехмесячную дочь. Теперь он жаждет исправить ошибку, и объявил на меня охоту.
Я говорю еще несколько личных слов, и фильм заканчивается. В комнате появляется Коршунов. На время записи он оставил меня одну. Мне кажется, что Кирилл слышал, что я отошла от текста, но не делает замечаний. Он говорит о том, о чем мы постоянно спорим в последние дни.
— Ты права, Светлая. Самые злободневные вопросы решаются в нашей стране в режиме ручного управления. Если на коррупцию Президент еще может смотреть избирательно, то шпионаж он не простит никому.
— На это я и рассчитываю.
— Остался главный вопрос: как мы передадим ему фильм? Интернет не подходит, мы убедились.
— Обычной почтой на имя президента.
— Не дойдет, — качает головой Коршунов. — Перехватят, посмотрят и, возможно, первым делом сообщат тому же Рысеву.
— Остается личная встреча. Из рук в руки. Во время поездок по регионам Президент часто встречается с простыми людьми.
— Я думал над этим вопросом и прикинул, где он может появиться в ближайшее время.
— И что?
— Сегодня первое февраля. Через шесть дней открываются Олимпийские игры в Сочи.
Мы переглядываемся. Оба прикидываем ситуацию и наши возможности. Я соглашаюсь:
— Президент будет среди зрителей и спортсменов. Это наш шанс.
Звякает мой телефон. Я смотрю на дисплей — «Коля».
— Наши подъезжают, — убеждаюсь я и сообщаю Кириллу.
Приучили, наконец, взрослых деток предупреждать о своем появлении. Иначе при срабатывание датчика, установленного Коршуновым перед воротами, мы бы схватились за оружие. В последние дни Николай перебрался к Татьяне в Москву. Они не скрывают своих чувств. Так им удобнее, и Коршунову тоже. В любой момент может стиснуть меня, ненасытный, и повалить на кровать.
Мы открываем дверь. Татьяна радостно светится, а Коля сдержано улыбается. Да что с ними такое, решились ошарашить нас новостью о свадьбе?
— Я буду работать на Олимпийских играх в Сочи! Это такая удача! — трясет кулачком Татьяна. — Меня берут! Представляете? Пусть помощником. Да я и волонтером бы согласилась.
С ней всё понятно, а парень чего лыбится. Это же две-три недели разлуки с любимой девушкой.
— Я Колю водителем устроила в нашу бригаду, — продолжает рассказывать Татьяна. — Мы будем работать вместе!
Радостные лица ребят заражают улыбками нас с Кириллом. Подарок судьбы какой-то. Только мы подумали об Олимпиаде — и такой фарт! Водитель и журналистка в олимпийском Сочи — о лучших помощниках и мечтать не приходится.
— Мы едем с вами, ребята, — сообщает Коршунов.
— Надо Пифика в городскую квартиру перевезти, здесь замерзнет. — Как у всякой женщины в моей голове сразу прокручивается последовательность действий для подготовки к поездке.
Николай расплывается в бесхитростной улыбке, а догадливая Танечка быстро соображает.
— В Сочи из-за фильма? Вы хотите передать его кому-нибудь из руководства страны?
— Самому главному.
— Только ему, — подтверждаю я слова Кирилла. — Ведь вместе мы справимся?