– Кэт, я старшая, – заявляет она с таким видом, словно это самое логичное объяснение. – Я должна о тебе заботиться!
– Господи Иисусе! – Внезапно вспоминается мама: злобное, нахмуренное лицо, вечные щипки, холодный пристальный взгляд, резкий голос… И я понимаю: в глубине души я всегда ее ненавидела, даже зная, что она сделала ради нас. – Мне нужно знать, почему и как.
Эл улыбается своей фирменной улыбкой: вызывающей и немного печальной.
– Спрашивай, я отвечу.
– Как ты попала сюда?
– После того, как я утопила яхту… В общем, добралась на каяке до Фишерроу. Это старая гавань в Массельбурге, сейчас почти заброшенная. Меня никто не заметил.
– Значит, это тебя видели в куртке с капюшоном в тот день? Ты вышла из прохода между домами.
Эл снова кивает.
– Каяк я бросила в сарае, достала из-под кровати в кафе «Клоун» «тревожный комплект» с деньгами и одеждой, пролежавший там несколько месяцев. Помнишь, как мы делали в детстве? Одна соседка – точнее, подруга, с которой мы вместе занимались благотворительностью, – помогла сделать фальшивый паспорт и прочие документы. Это было еще до того, как я поняла, что не смогу убежать…
– Ее зовут Мари, – говорю я.
– Ты ее знаешь? – Лицо Эл светлеет.
– Открытки с угрозами тебе, а потом и мне подбрасывал вовсе не Росс, – сообщаю я, – а Мари.
– О господи! – Эл никнет. – Бедная Мари…
Я снова злюсь, сама не зная почему. Эл расправляет плечи.
– Потом я добралась экспрессом до аэропорта в Хитроу. Мне было так страшно, Кэт!.. Я не знала, что делать, куда бежать. В итоге купила билет до Мексики – ближайший рейс на другой континент. Я боялась, что Росс меня найдет, ждала, что он появится в аэропорту в любую минуту и увидит меня! – Она издает то ли смешок, то ли всхлип. – Единственное, что помогло мне хоть как-то сохранить рассудок, – мысль о том, что Энди Дюфрейн тоже ужасно боялся, когда полз по тоннелю, по канализации, пробирался через дерьмо целых пять сотен ярдов и был так близок к свободе после стольких недель, месяцев, лет заключения…
Мой гнев улетучивается, мешаясь с облегчением и радостью; ведь теперь сестра рядом со мной! Злиться на нее – слишком большая роскошь.
– Сюда я приехала через месяц после прибытия в Мексику. Сначала отправилась на юг, в Коста-Рику, потому что никак не могла остановиться, и вдруг увидела на стене какого-то бара карту Санта-Каталины. – По губам Эл скользит улыбка. – И подумала: не зря я купила билет в Мексику! Хватит убегать, хватит скитаться.
Я опускаю веки. Прекрасно понимаю, что именно так я и делаю всегда: обвожу боль вокруг пальца, притворяюсь, что ее не существует. И Эл делает то же, что и всегда: позволяет мне это. Вспоминаю о розовой картонной коробке в отеле, и сердце бьется так сильно и тяжко, что я не могу его игнорировать. Делаю глубокий вдох, выдох, смотрю на красно-синюю лодочку.
– Расскажи мне, что случилось, Эл.
Она молчит и ждет, пока я не взгляну ей в глаза.
– Все, что я писала тебе про мою жизнь с Россом, – правда. Я не могла от него уйти. Я не могла его убить. Конечно, я об этом думала… Но если был хоть малейший шанс, что я замешкаюсь или не справлюсь, то что он сделал бы со мной, с тобой? – Сестра пожимает плечами. – И я сдалась. Мне стало все равно.
– Что же изменилось?
Эл набирает в грудь побольше воздуха.
– Мышка.
– При чем здесь Мышка?
– Помнишь, какой навязчивой и обидчивой она была в детстве? – Эл закрывает глаза.
– Все из-за Ведьмы, – говорю я, вспоминая, как та стояла перед домом на Уэстерик-роуд, высокая и холодная, словно восковая фигура. – Маминой сестры-близнеца.
Эл с удивлением кивает.
– Мышка вернулась в мою жизнь за полгода до Плана. Сначала я ее даже не узнала. Ведьма умерла, Мышка обрела свободу и хотела вернуться… Не знаю, следила ли бедняга за мной и проведала, где я живу, или просто заявилась наудачу. Если думаешь, что наше детство было трудным, то представь, каково пришлось Мышке! Ведьма ее била, морила голодом, держала взаперти. Мне казалось, я знаю об унижениях все, пока за меня не взялся Росс… Мы с тобой, несмотря на все издевательства и оторванность от внешнего мира, были вместе. Мама нас любила, мы никогда не оставались в одиночестве. Я почувствовала себя очень виноватой. Помнишь, как паршиво мы с ней обращались?
Вспоминаю… Ведьма тащит Мышку по коридору. «Нет, нет! Я не хочу уходить!» Звонкие, лишенные эха пощечины. Мы разжимаем руки, и Ведьма торжествующе улыбается. Мышка стоит в потоке света на пороге, опустив голову и дрожа, как собачонка.
– Росс ее на дух не переносил, – говорит Эл. – Он ненавидел любого, кто мог забрать у него хотя бы часть меня. Поэтому я сделала вид, что тоже не хочу видеть Мышку, но продолжала звонить ей со второго телефона. Мне удавалось улизнуть из дома на часок, пока Росс был на работе, и мы рассказывали друг другу о своих горестях. Увы, это не помогало. Нам уже ничего не могло помочь. В конце концов все стало неважно. – Сестра закрывает глаза. – Я поняла, что с меня довольно.
– Ты ведь не собиралась бежать? Последнее письмо не было ложью. Ты решила покончить с собой, как мама. В этом и заключался твой План?
– Кэт, я так устала, – с задумчивой улыбкой признается Эл. – Мне было так грустно…
– Рассказывай! – Я снова перевожу взгляд на лодку, на пирс, на море.
– Третьего апреля выдалось прекрасное утро. – Голос сестры смягчается, становится мечтательным. – В Форте свой, особый микроклимат. В тот день залив был похож на коридор света между черными тучами, собравшимися над сушей. Меня провожали тюлени; вокруг парусов и мачты кружились олуши, приняв мою яхту за рыбацкое судно. Я не видела ничего, кроме расстилавшейся впереди глади Северного моря. Я была готова. – Эл умолкает, к уголку ее губ скатывается слеза. – Но потом все пошло наперекосяк.
– Что случилось?
Она сглатывает и страдальчески улыбается.
– Мышка.
В животе шевелится знакомый страх.
– Как…
– Извини, я на минутку, – говорит Эл, вскакивает и уходит с балкона.
Возвращается она гораздо быстрее; в одной руке у нее две стопки, в другой – пластиковая бутылка с красно-золотистой жидкостью.
– Местный ром, – поясняет Эл, наливая дрожащей рукой две щедрые порции. – Убойная штука.
Я отпиваю, и по телу разливается огонь.
– Мышка позвонила, когда я уже отчалила, и спросила, где я. – Эл говорит так тихо, что мне приходится прислушиваться изо всех сил. – Я пыталась вести себя как ни в чем не бывало, но она что-то заподозрила. Пригрозила, что если я с ней не встречусь, то она отправится прямиком ко мне домой и найдет Росса. Я и так уже рассказала ей слишком многое… О том, какой он на самом деле. О том, что он себе позволял. Зря, конечно, – ведь я знала, как это опасно. Порой Мышка вела себя чересчур импульсивно; к тому же помнишь, какая она была навязчивая?
Вспоминаю контору шерифа. Мышка стоит, положив руки на бедра, и улыбается. Зубы сверкают, как у Чеширского кота в «Алисе в Стране чудес». «Хочешь, чтобы я помогла?»
– Мышка думала, что я собираюсь сбежать, как мы сделали в детстве. Она ужасно разозлилась. – Эл качает головой. – Ведьма была не единственной причиной, по которой Мышка много лет с нами не общалась. Она обиделась.
«Не хочу уходить! Хочу в Зеркальную страну!» Мышка тянет к нам руки, а Ведьма тащит ее по коридору к двери. Я прижимаю пальцы к векам.
– Мы лишили ее Зеркальной страны.
– И бросили одну. – Эл вздыхает, качая головой. – Я знала, что Росс вернется из Лондона. Даже не представляю, что случилось бы, встреться они у нас дома без меня! Я всего час как отчалила, может, чуть меньше… – Она делает большой глоток рома прямо из бутылки. – Не могла же я предать ее снова! – Поднимает взгляд. – И я взяла ее с собой в Фишерроу.
Ужасная уверенность сдавливает мне грудь, и я не могу сказать ни слова.
Эл берет меня за руки и грустно улыбается.
– Я рассказала ей все: про план, про таблетки, про яхту. Не знаю, зачем я это сделала. Наверное, в глубине души мне хотелось, чтобы меня остановили. И я радовалась, что она позвонила. Стоило взять трубку, и вся моя решимость улетучилась. – Улыбка Эл ужасна. – Я отступила.
Не дождавшись ответа, Эл сжимает мои руки сильнее.
– После того, как я ей рассказала, меня всю трясло. Похоже, из-за адреналина с кортизолом или что там вырабатывает организм, когда ты собираешься наложить на себя руки… – Она вздрагивает. – Я пообещала Мышке, что ничего с собой не сделаю и вернусь к Россу. Я разговаривала с ней так, словно она – наша прислуга, пороховая мартышка, любимая игрушка… Словно она не человек. А ведь Мышка была живым человеком и очень страдала! Ей хотелось чувствовать себя нужной, хотелось помочь мне… – Эл снова вздрагивает. – Я высказала все, что у меня накипело, я забрала все ее сочувствие до капли и оставила одну в каюте. Затем поднялась наверх и управляла яхтой, пока не поняла, что готова вернуться в гавань. – Она закрывает глаза. – Я испытала облегчение. Вот тебе ужасная правда обо мне, Кэт! Я испытала огромное облегчение. Побег не удался, можно возвращаться домой.
Когда я спустилась через час, в каюте было слишком тихо. Я сразу поняла: что-то случилось. Мышка лежала на сиденье и… она стала ужасно серая! И тогда я все поняла – еще до того, как увидела на полу пакет из-под чертовых таблеток Росса! Диазепам и флуоксетин, мой суицидальный набор. Я пыталась ее спасти, но она уже начала остывать. – Эл качает головой, потом поднимает взгляд; в ее глазах и печаль, и вызов. – Я поняла, что это мой шанс! Я могла бы вернуться в Грантон, встретиться с Россом лицом к лицу, ответить на все вопросы об обстоятельствах смерти Мышки, о моем звонке с яхты, когда я умоляла его приехать, – или же я могла спастись…
Вспоминаю тело на каталке, белую кожу, черные швы у ключиц, жуткое лицо… Пальцы Эл дрожат в моих руках, она тяжело сглатывает.
– И я решила заменить себя Мышкой.
– Не понимаю, – бормочу я, хотя это ложь. Я готова броситься бежать, только Эл не отпускает.