Охотнее всего Юлиан разорвал бы этот конверт на мелкие кусочки. Он чувствовал себя обманутым, и мысль, что отец и Гордон хотят сделать как лучше, не утешала его.
— Я не хочу уезжать! Я останусь здесь!
— Не осложняй жизнь отцу, ему и без того сейчас хватает! — Гордон вздохнул. — Неужели ты думаешь, что ему самому хочется тебя отсылать?
— Это же наверняка твоя идея. Скажешь, нет?
Губы Гордона сжались в ниточку. Юлиан по его глазам понял, что причинил ему боль, и тут же сам пожалел о своих словах.
— Если хочешь, да, — сказал Гордон ледяным тоном. — Поезд уходит через три часа. Мы можем спорить до самого его отхода, а можем обойтись друг с другом как хотя бы полуцивилизованные люди. Выбирай, мне все равно. В любом случае через два часа я отвезу тебя на вокзал и посажу в поезд, подходит тебе это или нет.
Отец все еще был занят с полицейскими, и четверть часа драгоценного времени была потеряна на пустое ожидание, тем более что они переливали из пустого в порожнее. Наконец полицейские поднялись.
— Итак, мы договорились, — сказал старший. — Вы остаетесь в нашем распоряжении до тех пор, пока мы не получим дополнительных сведений.
— Иными словами, я не имею права покидать город, — сказал отец Юлиана. — А как же с моими выступлениями?
— А что с ними? Продолжайте выступать как обычно, за исключением этого фокуса с зеркалом, разумеется.
— Но люди приходят именно ради него! — запротестовал Гордон.
— Боюсь, на некоторое время вам придется от него отказаться, — холодно произнес полицейский. — Я могу конфисковать у вас этот прибор, если вам так хочется.
— Нет! — поспешно ответил отец Юлиана. — Я даю вам слово, что больше никого... не отправлю сквозь зеркало.
Или Юлиан ослышался, или отец оговорился? Похоже, полицейских тоже смутили эти слова, потому что некоторое время они смотрели на отца с недоумением. Юлиан отчетливо увидел, как в мыслях старшего полицейского возник вопрос и как он сам же мысленно на него ответил.
— Хорошо, — сказал он. — Я дам вам знать, как только станет известно что-нибудь новенькое.
Юлиан с отцом хоть на некоторое время остались одни.
— Мартин поговорил с тобой? — начал отец. Он казался смущенным и нервным и не поднимал на Юлиана глаза.
— Да. — Юлиан сам испугался своего отчужденного тона.
— И теперь ты зол и огорчен, — определил отец.
— Я так ждал этих каникул! Целый год ждал. Ведь ты обещал...
— Сам знаю, — перебил отец. — Я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Все, что обещал, я исполню, поверь мне. Но сейчас будет лучше, если ты вернешься в интернат.
— Но почему? — взмолился Юлиан. Слезы внезапно навернулись ему на глаза. — Неужто из-за этого пропавшего мальчишки! Но ты же не имеешь к этому никакого отношения!
— И все равно так будет лучше, — настаивал отец. — Потом, когда... все это кончится, я приеду к тебе и все объясню. Ты поймешь меня, как только все узнаешь. А до тех пор я прошу тебя просто мне поверить.
Но Юлиан чувствовал, нет — знал, что здесь что-то не то. Его отец носил в себе какую-то мрачную тайну.
— Скажи мне правду, — попросил он. — Пожалуйста!
— Не сейчас. Потом. Если... мы увидимся.
Дело было решено. Примерно через час Юлиан простился с отцом и сел в двухместный спортивный автомобиль Гордона, который стоял на улице.
Дождь больше не моросил, он лил как из ведра, к тому же сильно похолодало. На улице почти не осталось прохожих, и Юлиан вспомнил о ярмарке: сегодня там не особенно прибыльный день.
Погода портилась с каждой минутой. Тучи нависли так низко, что до них, казалось, можно было дотронуться рукой. Внезапно так стемнело, что уличные фонари автоматически зажглись, а водители включили фары. Машины еле ползли по залитой дороге, и Гордон все заметнее нервничал.
Времени у них было достаточно, но Гордон любил быструю езду, и это черепашье продвижение терзало его нервы. Он барабанил пальцами по рулю, взгляд его все чаще обращался к зеркалу заднего вида, будто он выискивал возможность вырваться из ряда и обогнать всю колонну впереди. Юлиан надеялся, что такая возможность ему не представится. Своей манерой вождения Гордон уже не одного человека довел до преждевременных седин.
Юлиан оглянулся назад. Потоки дождя не позволяли рассмотреть через заднее стекло какие-нибудь подробности, но он увидел позади одиночную фару мотоцикла. В такую погоду мотоциклист на дороге — явление редкое. Может, поэтому Гордон так часто поглядывал в зеркало заднего вида?
— Я наблюдаю за этим парнем уже давно, — подтвердил Гордон предположения Юлиана. — Должно быть, он совсем лишился рассудка. Он идет за нами так плотно, что стоит мне нажать на тормоз, и он врежется в нас. Кстати, на заднем сиденье лежит кое-что для тебя.
Юлиан увидел коричневый пакет, осторожно взял его и заглянул внутрь. Там был мокрый плюшевый тролль и белый конверт. Юлиан вынул тролля и посадил его на заднее сиденье, не без злорадства отметив, как на дорогой обшивке сиденья тут же стало расползаться мокрое пятно. Конверт же засунул в карман, не вскрывая. Ему, конечно, было любопытно, что там, но он догадывался, что Гордону это еще любопытнее, и решил про себя, что распечатает конверт только в поезде.
— Этот пакет мне передал твой новый друг, — сказал Гордон.
— Франк? — переспросил Юлиан. — Он мне не друг.
— Мне тоже трудно было себе это представить, — сказал Гордон.
— Что ему было нужно?
— Это я у тебя хотел спросить, — ответил Гордон.
— Что репортерам обычно бывает нужно, — сказал Юлиан, — информацию, что же еще? И все-таки я думаю, ты в нем ошибаешься. Он показал мне свою статью насчет вчерашнего. Эта статья и впрямь не такая, как все остальные.
— Я знаю, — ответил Гордон. — Я ее читал. И это единственная причина, почему я вообще подпустил его к себе.
— Что он сказал? — снова спросил Юлиан.
— Рассказывал что-то про соглашение, которое вы с ним заключили. Пришлось мне сказать ему несколько подходящих слов, после чего он отвалил. — Заметив растерянность Юлиана, Гордон добавил: — Да не бойся, башку я ему не оторвал. И всю вину взял на себя. И все же я бы посоветовал тебе впредь обходить репортеров стороной.
Они подъехали к вокзалу, Гордон стал искать, где припарковаться. Юлиан краем глаза отметил, что мотоцикл все еще ехал за ними.
— Что это за штуковина? — спросил Гордон, кивнув в сторону тролля.
— Я его выиграл, — односложно ответил Юлиан.
— Выиграл? Такую старую игрушку? У нее такой вид, будто до тебя ее выигрывали еще человек десять.
— Мне. она нравится.
— Выкинь! — посоветовал Гордон. — Друзья в интернате засмеют.
Юлиан молча взял тролля с заднего сиденья и снова засунул его в коричневый пакет; Гордон все понял.
Гордон, по примеру других автомобилистов, приехавших до него, пренебрег знаком, запрещающим стоянку перед входом, и они вышли из машины. Юлиан испугался, почувствовав, как сильно похолодало. Ведь стояла середина лета, солнцу полагалось жарить вовсю. Мальчик втянул голову в плечи, прижал к себе пакет с троллем и побежал к входу в вокзал.
Когда Гордон попытался поспеть за ним, стало заметно, что он слегка прихрамывает. Мало кто знал, что менеджер имел инвалидность. Сам он неохотно говорил об этом и даже на прямые вопросы отвечал уклончиво. Правый коленный сустав был у него наполовину лишен подвижности. Юлиан предполагал, что эта хромота — следствие старой травмы, вполне возможно, полученной в автомобильной аварии. Во времена резкой смены погоды колено давало о себе знать. Юлиан замедлил шаг и подождал Гордона.
Перед тем как войти внутрь, они остановились под козырьком. Гордон отряхнулся, как вымокшая собака, и потопал ногами.
— Вот зараза! — ругался он на погоду. — Настоящий конец света!
— Тебе придется отогнать машину, — сказал ему Юлиан. — Иначе тебе грозит полицейский протокол!
— В такую погоду ни один полицейский не высунет носа... — Гордон оглянулся и осекся. Их «феррари» красным пятном виднелся у самого подножия широкой лестницы, Позади машины остановился мотоцикл. Фара его все еще горела.
— Черт возьми! — восхитился Гордон. — Вот это мотоцикл! Ты хоть знаешь, что это такое? Это «нортон»! За плечами у этой машины по меньшей мере семьдесят лет, если не все восемьдесят! И он еще ездит!
— Мотоциклист совсем рехнулся: в такую погоду выезжать на таком металлоломе, — поддакнул Юлиан.
— Металлолом? — Гордон не поверил своим ушам. — Юлиан, это настоящий раритет! Ему цены нет. Я даже не знал, что эта модель еще где-нибудь существует. Да еще на ходу! Я должен ее купить!
Юлиан больше не слушал его. Он смотрел на мотоциклиста, рослого юношу, с головы до ног упакованного в черную кожу, блестевшую от дождя. На голове у него был черный шлем со щитком, и Юлиан не мог видеть его лица. И все же он явственно ощутил, как из-за темного щитка тот сверлит его взглядом.
— Стой, Мартин! — испуганно крикнул он, но Гордон уже сбегал вниз по лестнице к мотоциклу.
Ураганный порыв ветра пронесся по площади, и на несколько секунд серая стена воды поглотила все, что еще виднелось на расстоянии пяти-шести шагов.
Когда порыв ветра улегся, мотоцикла на месте не было. Гордон остановился, недоуменно оглядываясь по сторонам, а потом вернулся назад. Он вымок до нитки и ругался:
— Вот зараза! Я так хотел с ним поговорить!
Юлиан понимал огорчение Гордона. Гордон любил не только новейшие скоростные модели, но и всяческую старину на колесах — не важно, на двух, на трех или на четырех. Он собрал уже целую коллекцию такой старины. Мотоцикл восьмидесятилетней давности мог бы достойно увенчать эту коллекцию.
— Правда, я бы на его месте никому не продал такую вещь. Ни за какие деньги. — Гордон глубоко вздохнул. — С другой стороны, я бы и ездить на нем не стал. Да еще в такую погоду!
Они медленно продвигались к перрону. Переполненный зал гудел: плохая погода загнала сюда многих прохожих. Поезд уже стоял на пути. До отправления оставалось еще двадцать минут, но они все же поднялись в вагон, потому что на перроне было холодно. Юлиан уселся у окна и еще добрую четверть часа выносил общество Гордона, хотя ему не хотелось ни о чем разговаривать.