Последняя фраза была неприятна Юлиану, но он понимал, что, если попадется рыжему один, дело может кончиться плохо. К тому же слова Рогера уже разбудили в нем любопытство. Он неуверенно кивнул:
— Ну ладно.
— Я так и знал. — Рогер улыбнулся, щелчком отшвырнул сигарету в лужу и взял Юлиана за локоть. — Идем. Ты не пожалеешь.
Они отправились не туда, откуда пришли, а к северной стороне ярмарочки.
Обстановка вокруг постепенно менялась. Поток прохожих редел, однако не иссякал до конца. Музыка звучала тише, павильоны, мимо которых они проходили, становились все меньше и, наверное, все беднее.
Должно быть, это обманчивое впечатление, думал Юлиан. Но павильоны действительно стали меньше, огни горели не так ярко, и вместо дюжины соперничающих динамиков здесь было слышно только две или три мелодии — к своему удивлению, Юлиан услышал звуки шарманки.
Он присмотрелся внимательнее. Нет, павильоны не стали беднее. Они стали проще — и стариннее. Он разглядел колесо счастья, которое вертелось, поблескивая золотом и серебром, заметил старинный тир, в котором можно было сбить мячиком консервную банку или попасть маленькой стрелой в воздушный шарик. Еще тут были качели-лодочки и многое другое, но совсем не было никаких электронных, компьютерно-управляемых устройств, которые преобладали на нормальной ярмарке.
— Что это здесь такое? — спросил он.
— Старая часть, — ответил Рогер, не останавливаясь. Звуки шарманки становились все громче, и Юлиан увидел, что музыка исходила не из динамика магнитофона, а из настоящей старомодной шарманки, на которой сидела обезьянка. Человек во фраке и в цилиндре одной рукой вертел ручку, а вторую поднял, приветствуя Рогера.
Рогер тоже помахал ему в ответ.
— Здесь только маленькие будки, потому что эти люди не могут оплатить аренду дорогих павильонов, — закончил он свои объяснения.
— И что ты хочешь мне здесь показать? — спросил Юлиан.
— Наше заведение, — ответил Рогер. — Аттракцион моего отца.
— Я думал, вы закрылись...
— Закрылись. Но для тебя будет особое представление. — Он указал в сторону узкого переулка между тиром и киоском с жареной рыбой, откуда заманчиво пахло едой. — Тебе понравится. Вот увидишь.
Пройдя между киосками, они очутились в совсем малолюдной части ярмарки. Прохожие попадались здесь лишь изредка. Большинство будок было закрыто, жалюзи или подъемные двери опущены, музыка звучала все отдаленнее и тише, а потом осталась слышна только шарманка. Наконец они дошли до места, где вообще не было людей. Темнота обступила их, музыка доносилась издалека еле слышно. Юлиану стало немного не по себе, и он невольно придвинулся ближе к Рогеру. Их шаги гулко отдавались между опустевшими киосками.
Как странно, подумал Юлиан. Он часто видел ярмарочную площадь издали. Но никогда не замечал, чтобы целая часть ее была погружена в темноту.
Он спросил об этом Рогера, и тот кивнул, словно ждал этого вопроса:
— Я же сказал, это старая часть. Люди сюда почти не заходят. Им больше нравится давка посреди электронного рева. — В его тоне послышалась горечь. — Поэтому здесь закрываются раньше. Нет смысла сидеть в палатке ради трех посетителей за вечер.
Это звучало убедительно. Юлиана удивляло только, что темная часть ярмарочной площади так велика. Но он не решился задать Рогеру еще один вопрос, потому что они уже дошли до места.
Внешне павильон ничем не отличался от других: еще одно темное строение среди таких же темных будок, ну разве что немного просторнее. Но для Рогера, судя по всему, оно представляло собой нечто совершенно особенное. Он хоть и не произнес ни слова, жестом приглашая его подойти поближе, однако Юлиан заметил, как он весь преисполнился гордостью.
— Это и есть ваше заведение? — Вопрос Юлиана был излишним.
Рогер кивнул.
— А твой отец не будет против? — спросил Юлиан, не двигаясь с места. Он не мог объяснить почему, но у него вдруг пропала всякая охота заходить внутрь. Ему вообще не хотелось больше здесь оставаться. Эта зловещая, словно вымершая часть ярмарочной площади внушала ему неприятное чувство. — Я хочу сказать, если ты приводишь с собой чужого...
— Ерунда, — перебил его Рогер. Похоже, перебивать людей на полуслове было его любимым занятием. — Кроме того, какой же ты чужой, ты мой друг. Идем.
Полный какой-то неясной, но нарастающей тоски, Юлиан неохотно двинулся за ним. Дверь была не заперта: она распахнулась, едва Рогер к ней прикоснулся. Внутри было темно, но Юлиан и в темноте ощутил, что помещение очень просторное.
Вначале Юлиан лишь слышал, как Рогер двигается в темноте, потом раздался щелчок, и под крышей и вдоль стен зажглись дюжины, если не сотни маленьких лампочек. Они располагались так хитроумно, что казалось, будто свет исходит не из определенного источника, а отовсюду разом, потому что не было заметно никаких теней.
— Что это? — растерянно спросил Юлиан.
За исключением нескольких предметов, таких далеких, что их можно было различить только по серебристым отсветам, в помещении ничего не было. И — или так казалось из-за искусного расположения ламп — Юлиана мучило странное впечатление, что изнутри это строение больше, чем снаружи. Но этого, естественно, не могло быть.
Он повторил свой вопрос, но Рогер опять не ответил, только жестом пригласил его пройти вперед. Юлиан пожал плечами, сделал шаг и больно ушибся, наткнувшись на какое-то препятствие. Он вскрикнул и отшатнулся, но Рогер не дал ему упасть и засмеялся.
Юлиан сердито сверкнул на него глазами и потрогал ушибленный нос, будто хотел проверить, на месте ли он.
— Здорово, правда? — улыбнулся Рогер.
Юлиан взглянул на него еще враждебнее, но потом все же повернулся посмотреть, чем это Рогер так восхищен. Он не сразу понял, но когда до него дошло, вся злость бесследно прошла.
Это завораживало.
Помещение казалось пустым, по крайней мере на первый взгляд. Оно представляло собой лабиринт из сотен и сотен стеклянных стенок.
Конечно, Юлиан и раньше видел стеклянные лабиринты. Он уже не раз бывал в них — как и всякий, кто хоть однажды посещал ярмарочное гулянье или луна-парк, — но такого не видел.
Стекла отличались не просто прозрачностью — они были почти невидимы. Лишь кое-где по слабому отсвету можно было догадаться, что здесь есть еще что-то, кроме пустоты; но искать это что-то пришлось бы на ощупь; но и найдя, трудно было поверить собственным рукам.
— Невероятно, — прошептал Юлиан. — Такого я... еще не видел!
— В том-то и фокус, — объяснил Рогер. — Ты не должен это видеть! — Он сделал приглашающий жест. — Хочешь попробовать?
Юлиан помедлил. У него все еще болел ушибленный нос. Но теперь он уже знал, чего ожидать, и медленно поднял руки, выставив вперед растопыренные пальцы. Через два шага он опять наткнулся на препятствие.
Это сводило с ума — он ощущал стекло: твердое, как сталь, и такое холодное, что кончики пальцев покалывало, но так и не смог его увидеть!
Потом он вспомнил один прием, про который ему говорил отец. Юлиан победно рассмеялся в сторону Рогера и опустил взгляд, ища металлические рамы, в которые должны быть вмонтированы стеклянные стенки лабиринта.
Но там ничего не было.
Юлиан посмотрел вверх. И там ничего.
Его удивление стало перерастать в беспокойство. Если весь этот лабиринт не отлит как единое целое — а это было решительно невозможно! — то он видел перед собой фантастическое изделие ручной работы, какого больше нет нигде в мире. Не было видно никаких краев. Никакой окантовки. Даже те места, где стеклянные стенки пересекались — к тому же еще под разными углами! — были совершенно невидимы! Это надо показать отцу! — вот первое, что пришло ему в голову.
Он снова опустил руки, отступил на шаг и помотал головой.
— Лучше не надо, — произнес он.
Рогер рассмеялся:
— Боишься?
— Нет! — ответил Юлиан, опять немного задетый его вопросом. — Но я... у меня правда больше нет времени. Мой отец будет вне себя, если я не вернусь в отель вовремя.
На удивление, Рогер не стал его уговаривать, а лишь пожал плечами:
— Может, ты и прав. Надо много времени, чтобы пройти насквозь. — Он тихо засмеялся. — Нам уже приходилось выводить отсюда людей, которые сами не могли найти выход.
— А вдруг там кто-нибудь остался? — спросил Юлиан в шутку. Но когда произнес это, по спине у него пробежали мурашки. И потом еще раз, когда он взглянул в лицо Рогера и тот ответил очень серьезно:
— Много осталось.
— Ты ведь шутишь, да? — занервничал Юлиан.
На мгновение ему показалось, что Рогер не шутит, — таким серьезным и пронзительным оставался все это время его взгляд. Но вот в глазах Рогера блеснули искры усмешки.
— Конечно шучу, — сказал он, смеясь. — Пока все выбирались. Рекорд длительности пребывания лежит где-то между тремя и четырьмя часами. Даже мне иногда бывает трудно пройти насквозь.
Но эти слова почему-то не убедили Юлиана. Что-то мешало поверить — да нет же, вздор! Он сам перебил ход собственной мысли. Обыкновенный стеклянный лабиринт, такие есть на каждой ярмарке. Ему ли не знать, чего можно добиться при помощи света и нескольких ловко расставленных зеркал.
Но все же он еще раз остановился у двери и оглянулся, любуясь просторным, на первый взгляд пустым помещением.
— Фантастика! — сказал он. — Как вы это делаете? Светом?
— И светом тоже, — ответил Рогер, и по голосу его было заметно, что он удивлен догадливостью Юлиана. — Я и сам точно не знаю. Дело еще в стекле. Оно какого-то особого сорта, такое делают на одной-единственной фабрике.
— И где же эта фабрика?
— Понятия не имею. — Рогер нахмурился. — Но если бы и знал, не сказал. Мой старик ревнив к профессиональным секретам.
— Я совсем не это имел в виду, — поспешно заверил Юлиан. — Но понимаешь, мой отец тоже занимается... чем-то похожим. Его бы это заинтересовало.
— Вот как? — сказал Рогер, и отчуждение в его глазах усилилось.