Нож заточился остро, резал гладко, глубоко – Милена на руке попробовала, прижала полотенцем сразу. А потом она вернулась в комнату, посидела с Батышевым, пока он не проснулся и кричать не начал. Поцеловала его в дрожащие горячие губы – он пах смертью. Взяла нож поудобнее.
И изменила историю – ту, которую знала раньше, в которой поэт Батышев сказал после дуэли: «дух, если крепок, то всегда способен боль и слабость телесную превозмочь», а потом орал и хрипел, медленно умирая пять дней, все громче и отчаяннее по мере того, как дух переставал быть способен.
Глаза ему закрыла и долго потом еще с ним сидела, пока на улице не стемнело, и фонари не загорелись – в Сен-Этьене газовые были, фонарщик залезал, зажигал, громко переговариваясь с ребенком, который нес за ним лучину и спички. В открытое окно было хорошо слышно. Детский голосок звенел, свежий, как утренняя песенка с холмов.
Сейчас надо было встать, крикнуть гостиничную служанку, послать ее за старым доктором… Дать тому денег, много наверное придется… Митю чтобы забальзамировали побыстрее и в гроб, железная дорога примет ли в багаж… Если нет, то карету грузовую, пересадки… В Москве уж точно карету нанять придется… Домой, домой, отец Николай отпоет…
И ляжет Митя под молодой, но уже могучий дубок в дальнем конце погоста, туда, где через триста двадцать лет прошло-будущая Милена прижмется щекой к позеленевшему каменному надгробью Батышева Дмитрия Сергеевича и поклянется ему в вечной любви.
Ангела большеглазого мраморного сверху не забыть приладить. Пусть сидит и смотрит.
Тимур МаксютовИзменить полярность
Вторые сутки сумасшедшей скачки. Меня мотает в седле, как хлипкую шлюпку – на океанской волне. Вверх – вниз, влево – вправо. Сквозь дремоту я вспоминаю: надо быть аккуратным, чтобы не сбить коню спину. Трясу головой, прогоняя туман усталости.
Почва гудит, будто в ее глубинах набухает корень вулкана. Клокочет магма, готовясь разорвать поверхность, выплеснуться наружу жидким пламенем – и сжечь геоид до самого неба, до звезд и Солнца, которые ужаснутся от картины гибели мира.
Но это не тектонические плиты грохочут в черной глубине – это тысячи копыт нашей коней, бьющих в такт землю, порождают напуганный гул. Нас – тьмы. Грязных от чужой засохшей крови, провонявших дымом пожарищ и равнодушных к крикам умирающих.
Мы пришли смыть мутную накипь цивилизации с чистого лика планеты.
Медный шлем вождя сияет, как маленькое солнце. На его шее болтается страшное ожерелье из отрубленных человеческих пальцев – уже подгнивших и совсем свежих. Вождь скалит желтые, как у хищника, зубы; утирает пот с чумазого лба и кричит:
– За этой грядой – город! Уводи свою тысячу на правое крыло.
Я киваю. Вождь хлещет плеткой по бокам каурого жеребца и уносится дальше.
Выхватываю лук, из колчана достаю сигнальную стрелу. Откидываюсь назад, почти ложась на круп своей соловой кобылы, и запускаю снаряд в зенит.
Стрела пронзительно свистит и трепещет алыми шелковыми лентами – и ее видят все мои бойцы, вся тысяча. И вместе со мной принимают вправо, перестраиваясь из походной колонны в атакующую лаву.
А небо уже таранят десятки других стрел – синих, желтых, сиреневых…
И знамя из семи белых лошадиных хвостов – впереди.
Сейчас, еще совсем немного – мы взлетим на гребень, яркий свет полдня ударится в темную массу орды. И замрет, растерявшись.
Перед нами раскинется очередной город. Сонный, ленивый и глупый город.
Беззащитный.
Обреченный.
Роман резко сел в постели. Ветхое одеяло соскользнуло на пыльный пол.
Во рту еще ощущался горький привкус дыма, в ушах гремел топот копыт бесчисленного войска. Странный сон не отпускал вот уже несколько месяцев, заставлял вскакивать посреди ночи и лихорадочно нащупывать рукоятку несуществующего боевого топора.
Бывшая жена правильно говорила:
– Ты свихнешься со своими грунами, Ромка. Ты живешь далеким прошлым. Кому нужны эти твои древние кочевники, существовавшие без смысла и исчезнувшие без следа? Займись, наконец, делом. В доме ни копейки, мы месяц не меняли обои! Я третью неделю хожу в одном и том же пальто, это просто неприлично!
Роман встал, пошлепал босыми ногами на кухню.
Дешевая автоматика давно просроченной модели зажгла свет, среагировав на движение. Женский голос, когда-то звучавший загадочно и интимно, с годами надоел хуже горькой редьки:
– Местное время шесть часов утра. Желаете сводку новостей?
Роман отрицательно покачал головой и схватил пластмассовый чайник. Поискал глазами чистую кружку, не нашел и начал пить прямо из неудобного носика, выливая половину на подбородок и голый живот.
Старая автоматика не реагирует на кивки или покачивания головой – только на голос. Поэтому робот с энтузиазмом затянул:
– Специальный комиссар ООН по делам потребителей выступил с докладом об обязательном вживлении гаджетов новорожденным младенцам…
Роман замотал головой и возмущенно рявкнул:
– Заткнись!
Автоматика озадаченно помолчала и продолжила:
– Вас поняла. Местное время шесть часов четыре минуты. Желаете услышать прогноз погоды?
– Нет!
– Вас поняла. Завтрак?
– Нет, твою мать. Просто заткнись, и все.
– Вас поняла. Напоминаю, что просрочка платежа за квартиру составляет.
Роман взвыл и шарахнул по корпусу динамика чайником. Дешевая одноразовая пластмасса разлетелась, брызнув осколками и оцарапав ладонь до крови.
Автоматика, конечно, выдержала. Но, кажется, испытала стресс – даже тембр голоса изменился, появились какие-то истерические нотки:
– Спортивные новости! Новый правый полувратарь футбольной команды «Зенит», выращенный в инкубаторе республики Каталония.
– А-а-а, да чтоб ты сдохла!
Рома швырял в динамик всем, что попадалось под руку. Потом сдался, заткнул пальцами уши и пошел досыпать.
В очередной раз подумал, что устал от безумия и бессмысленности города. Что смертельно хочется уехать на старую дедушкину дачу, спрятавшуюся в лесу недалеко от северной трассы из города. Там – настоящие, бумажные книги, которые не изменят, если вдруг сядет аккумулятор. Печка, банки с маринованными огурцами в подполе и древнее ружье, из которого стреляют забытыми пороховыми патронами. Охота, грибы…
Сел на кровать. Раскрыл ладонь, разглядывая царапину.
Свет галогенного уличного фонаря окрасил руку в синее. Роман вспомнил ожерелье из отрубленных пальцев на шее вождя из сна, вздрогнул и чертыхнулся.
И понял, что заснуть не получится. Поднялся, побрел к рабочему столу, включил компьютер. Открыл файл «Груны – предшественники Аттилы. Загадочное исчезновение степной армады» и застучал клавиатурой.
На остановке турбокапсул народу было немного. Какой-то пенсионер восторженно внимал голограмме рекламного агента, рассказывающего о новых плавучих островах в Тихом океане «всего за два миллиона кредитов». Пенсионер цокал языком и переспрашивал о количестве спален и площадок для космояхт. Роскошная блондинка нарочито не замечала соседей и тарахтела по комму с подружкой. Роман скромно притерся в уголке и стал разглядывать плакат о скором открытии «грандиозного проекта Pipe Down».
Блондинка вдруг перестала радостно щебетать и растерянно вытянула ботексные губки:
– Как ты сказала, Ларочка? Примадонна была в ЗЕЛЕНОМ?!
– Конечно, Миммочка – ответила далекая подружка, – а в каком же еще? С понедельника все носят только зеленый. Розовый уже сутки как не комильфо. Ты разве не знаешь?
Блондинка искусственно засмеялась и торопливо ответила:
– Что ты, Ларочка, конечно же, знаю! Все, до связи, бай-бай!
Захлопнула крышечку комма с такой силой, что отколовшиеся стразы брызнули, как шрапнель. Бормоча проклятия, начала сдирать с себя розовые плащ, сапоги, брючки – все, вплоть до нижнего белья. Открыла люк уличного утилизатора, с трудом пропихнула туда ворох. Подскочила к шкафу доставки, сверкая обнаженными прелестями. Долго возилась с кодами заказа, чертыхаясь. Потом путалась с кредиткой. Наконец, дверца открылась, и прямо на асфальт посыпались пакеты с бирюзовыми, салатными и изумрудными шмотками. Острыми ноготками начала распарывать тонкий пластик, расправлять и натягивать новую одежду, довольно урча.
Роман деликатно отвернулся, зато пенсионер полностью насладился картиной, открыв слюнявый рот.
Слава Богу, наконец-то подошла турбокапсула.
Секретарша подняла глаза. Сжала губы в куриную гузку – Романа она не любила. Он совершенно не походил на щедрых мачо – миллиардеров из стереосериалов, которые внезапно влюблялись в таких серых мышек, как секретарша ректора. И увозили их на белом единороге в собственный замок на плавучем острове.
– Вам срочное послание от ректора, его сегодня не будет.
Брезгливо, как чужую козявку, протянула мерцающий шарик. Выдвинулся усик анализатора, тихо прозвучало:
– Индивидуальное послание Роману Николаеву, соответствие ДНК адресата подтверждено.
Голографический ректор покашливал, кутаясь в плед:
– Кхе-кхе. Роман, вам придется участвовать в качестве официального представителя университета на презентации проекта «Пайп Даун». Я, увы, заболел. Как вы знаете, проект напрямую связан с историческими исследованиями, так что вам и карты в руки. Удачи!
Шарик мигнул в последний раз и рассыпался пылью. Секретарша завистливо протянула:
– Везет вам, Николаев! Там будет весь бомонд. Надо же – увидите самого господина Полянского! И Примадонна, наверное, осчастливит присутствием.
– В зеленом? – не удержался Роман.
– А в каком же еще? – удивилась секретарша. И торопливо заметила: – Вам надо непременно хорошо одеться, вот сейчас мужчины носят на подобные мероприятия малиновые камзолы и кеды из серебристого туанчи.
Роман кивал и благодарил за полезные советы, а сам бочком отступал к лифту.