Сопляк расплылся в идиотской улыбке:
– Мне на девок как-то плевать, господин ревизор.
Екарный бабай!
Еще и из этих. Вот как лететь черти куда, если боишься спиной к товарищу повернуться?
А это мурло лыбится:
– Могу и по полной форме представиться. Александра Грин, оператор бортового оборудования, к вашим услугам.
Е-мое, девка!
Я растерялся даже. Молча прошел на корабль, протиснулся по узкому коридору. Вполуха выслушал доклад капитана «Джейрана». Махнул рукой:
– Взлетай, шкипер. Действуй согласно плана полета.
И в свою каюту, обживать.
Месяц ползли на планетарных, до орбиты Плутона. А там уже девица-оператор запустила гипер, и пошли мы с приличным ускорением в сторону «квадрата». Пришлось три недели терпеть два «же», но я-то привычный.
Александра, кстати, оказалась толковым технарем. И перегрузку держала, как заправский космач, будто на железе с рождения.
Я старался пореже с ней пересекаться, насколько это возможно на крохотном корабле. Не по себе. Все-таки женщина на борту – это нонсенс, в боевом космофлоте невозможный. Хотя, какая она женщина? Так, цыпленок.
При любой оказии я пробирался в рубку. Посторонним там болтаться не положено, но я все-таки – старший на борту. Могу себе позволить.
Я садился на откидном кресле и пялился в единственный обзорный экран.
Вот они, звезды.
Врачи души моей.
Кажется, капитан меня робеет. Он неплохой парень, но «пиджак». Его не гоняли сержанты в лагерях, не выбрасывали на Новосибирских островах, без жратвы и без связи, с одним ножом – на выживание. Гражданских пилотов почти не осталось: всех заменила автоматика. Если не считать боевой флот, людей пускают к штурвалу только на пассажирских рейсах. И еще у научников: яйцеголовые лезут в такие дыры, что роботы могут просто свихнуться. Вот и наш капитан первым садился на Нептун, а до этого гонялся за кометами.
Ужинаем мы обычно вместе, в закутке у рубки, гордо именуемом «кают-кампанией». Когда сбавили ускорение, шкип выкатил из своих запасов армянский коньяк.
По стерео показывали дайджест новостей с Земли. Все то же самое: массовое увлечение молодежи виртами, попытки признать их виртуальными наркотиками и запретить; выход Штатов из международного проекта по строительству суперколлайдера на Луне; стычки в Антарктиде.
– Эти либералы доведут планету до цугундера – сказал я, – вместо того, чтобы шарахнуть кулаком, мажут повидло на какашки.
– То есть, господин ревизор, вы считаете неверной нынешнюю политику соглашения? – аккуратно поинтересовался шкип.
– Конечно, – кивнул я, – ты не представляешь, как меня, да всех ребят, достали эти крысиные морды из правительства. Каллисто был уже нашим – так нет, вмешались, остановили боевую операцию, ввели управление ООН. Сдали все завоеванное. Просто навалили кучу на могилах погибших пацанов.
– Силой всего не решить, – упрямо сказал шкип, – мир разнообразен, сотни государств. Надо искать компромисс. Почву для объединения. Всеобщую цель: продление активной жизни, развитие. Наука. Освоение космоса, наконец.
– Собрать в кучу этот балаган нереально, – хмыкнул я, – говорят, в Австралии до сих пор фермеры ездят на лошадях – настоящих, на четырех ногах. Что у меня может быть общего с этими колхозниками? Объединить может только глобальная катастрофа. Какая-нибудь смертельная эпидемия. Словом, враг.
– Например, зеленые человечки, напавшие на планету? – подала голос Александра.
– Или так, – кивнул я.
– И тогда храбрые космофлотцы достанут свои десятидюймовые плазмоганы из широких штанин и спасут всех? А самый лучший верхом на белом слоне въедет в золотой чертог и станет Императором Земли! Ах, как это романтично!
Александра артистично закатила глаза и изобразила «глубокое волнение», задышав грудью – которая, оказывается, у нее имелась. Явно издевалась, пигалица.
Я промолчал. Капитан – тоже.
Нас вела автоматика, и в вахтенных на мостике не было нужды, пока корабль шел по прямой, все ближе подбираясь к субсвету.
Нередко я встречался в рубке с Александрой: она приходила с кружкой кофе, забиралась на свое кресло с ногами и читала. Мне нравилось, что она не пользуется дурацкими очками-шторами от лба до губ, в которых молодежь постоянно смотрит сериалы. Освещавший ее лицо старинный планшет был гораздо симпатичнее. У нее новый бзик: носит старинные приспособления для улучшения зрения – стеклянные линзы в оправе. Такие винтажные штуковины, кажется, тоже называются «очки». Они ей очень идут. И вообще, я перестал ее избегать. Привык.
– Здорово, правда?
– Что «здорово»?
Она качнула кружкой в сторону экрана.
– Звезды. Вселенная. Полет.
Я кивнул:
– Да. Жаль только, что мы не знаем, есть ли эти звезды. Может, они давно погасли, а свет идет и идет миллиарды лет.
– А зачем знать? – удивилась она, – Свет в глазах смотрящего. Пока я вижу их, они живы.
Я не стал возражать. Мы еще помолчали дуэтом.
– Хотите увидеть «квадрат»? – вдруг спросила Александра.
– Ведь далеко еще. Разве это возможно? – удивился я.
– Ха, с таким оператором нет ничего невозможного, – заявила она. Ловко соскочила с кресла и наклонилась над пультом.
Я вдруг поймал себя, что пялюсь на ее, так скажем, спину. Покраснел, как сопляк-первокурсник.
– Даю увеличение на правый сегмент.
Лобовой экран разделился по вертикали: левая половина померкла; правая, наоборот, набрала бархатной глубины. Звезды летели прямо в глаза золотой дробью, становясь крупнее, тяжелее. И тут…
– Ох, – не выдержал я.
Будто развернулся агатовый парус, затрепетал, закрыв собой весь центр звездной россыпи.
Я словно заглянул в темный колодец: непроглядный, сосущий. Но это была не пустота – это было Нечто. Как «Квадрат» Малевича: дверь в Бездну…
– Вырубаю, – вздохнула Саша, – телескоп жрет много энергии.
Экран вернулся в прежнее положение. После минутного великолепия потускневшие звезды казались девками- чернавками, застывшими вдоль осенней дороги после проезда кареты Императрицы.
– Спасибо, – сказал я искренне.
– Правда, похоже чем-то на маскировочную пелену? В котором прячется фрегат «Отчаянный».
Я поразился:
– Откуда ты знаешь про «Отчаянный»?
Александра хмыкнула:
– Я хронику боя у Каллисто пересматривала раз двести. У одноклассниц комнаты были оклеены плакатами с принцами из «Истории снега и дождя». А над моей кроватью висел портрет капитана Крюкова, командира лучшего в космофлоте корабля-разведчика.
У меня челюсть отвисла.
Она рассмеялась:
– Вы сейчас так потешно выглядите. Как Курочка Ряба, у которой из яйца внезапно вылупился Золотой Петушок и улетел к Пушкину. Да, вы – кумир моего детства. Но это было очень давно. Когда вы еще были бравым космофлотчиком, а не занудным старикашкой-ревизором.
До меня дошло, что соплячка просто издевается. Ну держись, пигалица!
Я уже приготовил семиэтажный монолог, когда вошел капитан. Вид у него был озадаченный.
– Странно, все показатели в норме, – пробормотал он.
Я выдохнул и переключился от малолетней хамки:
– А должно быть по-другому? Корабль крепкий, курс правильный, до прыжка – неделя. Что тебя смущает?
– Я про свои показатели, – мотнул головой шкипер, – только из медицинского бокса. У меня была галлюцинация, вот и решил провериться.
Черт, это плохо. Полет в разгаре, а у капитана проблемы.
– Хреново, шкип. Кто будет управлять маневром рывка сквозь «квадрат»?
– За это я как раз не боюсь, – вздохнул капитан, – у нас на борту лучший пилот космофлота в вашем лице.
– Так уж и лучший, – хмыкнул я.
– Не спорьте. Я видел, как вы работаете. Просто вы меня не помните, а я стажировался в вашем дивизионе после военной кафедры.
– Так в чем у тебя проблема? – перевел я разговор на насущное.
– Три часа назад я был здесь, в рубке. Проверял расчеты, ну и визором поработал – просто так, чтобы убедиться, что он в порядке. И увидел, как за нами идет объект тороидальной формы. С рыжей обшивкой.
– Екарный бабай! Откуда здесь корабли?
– Вот именно. Я сразу врубил сканирование по всем диапазонам. И ничего. Пусто. И в визоре он исчез.
– А записи приборов? Если объект был – есть записи радиолокационного и инфракрасного сканирования.
– Посмотрел сразу. Этого тора никогда не было. И, главное, в записях видеообзора его тоже нет. То есть, он мне просто привиделся. Поэтому я сразу побежал в медицинский бокс, чтобы понять, не пора ли на меня надевать смирительную рубашку.
– Просто усталость, – предположила Александра, – мало ли. Если долго всматриваться в бездну…
– Погоди! – меня как торпедой оглушило, – сейчас.
Я сбегал в каюту, принес снимок. Показал:
– Ничего не напоминает?
– Ого! Это он и был. Откуда у вас изображение?
Я промолчал. Забрал снимок и уставился в оранжевый бублик «Призрака».
Если бы не врожденный здравый смысл, я бы мог подумать, что самый современный боевой корабль планеты незаметно преследует нас.
Может, близость «квадрата» сносит нам мозги?
А в прыжке сквозь КВАМ не было ничего сногсшибательного: просто замерло на секунду сердце, и вот – иные созвездия перед глазами.
Мы опять перешли на планетарные вблизи Алтимы – красной звезды Париса. «Джейран» полз, как улитка по склону.
Маяк с этой стороны «квадрата» оказался брошенным. Значит, наши земляки давно не пытались пролезть в червоточину.
Мы все чаще собирались в рубке. В конце концов, я уломал шкипа ввести четырехчасовые вахты: поделенные на троих, они были не в тягость.
Александра попыталась извиниться за «старикашку», но я ее прервал:
– У слаборазвитых детей это бывает: несут всякую пургу. А у женщин обычно нарушена связь между языком и мозгом, нередко из-за отсутствия мозга как такового. Все нормально, не парься и продолжай выпускать звуки: это меня забавляет.