Жаль, что с нами не было вихрастого гения Толика Бермана. Он бы наверняка придумал что-нибудь такое, что раздолбало бы любой инопланетный флот. Какую- нибудь абсолютную бомбу из опилок, ржавых болтов и оленьего дерьма.
Но Толика здесь не было, поэтому мы делали то оружие, которое умели. Наши ребята работали круглосуточно, собирая торпеды и лазерные установки. Китайцы реанимировали огромный танкер «Дракон» и превратили его в грозную махину, набитую торпедами, как любимый ящичек Фиделя Кастро – сигарами.
Американцы подняли на орбиту все, что могло летать – вплоть до музейных туристических яхт.
Весь металл и все ядерное топливо Париса шли на оборону.
На следующей день после встречи лидеров секторов к нам прилетел Жан – здоровенный черный парень, глава добытчиков из Братства Кормушки.
– Мне предложили возглавить объединенный флот. Как командиру самого крупного отряда кораблей и нейтралу.
– Поздравляю, Жан.
– Не с чем. Я отказался в вашу пользу, Крюков. Мне поручено официально предложить вам должность адмирала Объединенного флота Париса.
– Я принимаю предложение. Но с одним условием: буду не адмиралом, а командором. Зачем чужие погоны, когда есть свои?
Он хмыкнул и пожал мне руку.
Я спал урывками: на столе в командном пункте, в кабине грузовика, под стеллажами в ремонтном цеху, где даже визг лазерного резака и вспышки сварки не могли мне помешать.
Александра, кажется, не спала вообще.
Мы собрали все экипажи на своей базе. Я ничему не мог научить эту разношерстную ораву: хорошего боевого пилота готовят годами. Просто надо было, чтобы ребята увидели друг друга. Попотели рядом на кроссе через тундру. Поели за одним столом, касаясь соседей локтями.
В бою очень важно в безликой точке на экране увидеть лицо парня, который храпел на соседней койке и сделал тебя в дартс. Чтобы знать, чью спину ты прикрываешь, предназначенный кому выстрел принимаешь на себя.
Я написал и раздал им краткую инструкцию «Основы боя в космосе». Она не имела ничего общего с трехтомником «Боевого устава космофлота».
Она была про то, что каждый должен драться самостоятельно, а не ждать команд флагмана. Которого, может быть, давно уже разнесло на атомы.
Про то, что любые хитроумные планы, составленные штабными на красивых цветных экранах, рассыпаются с первым же залпом. И настоящий бой – это свалка, в которой побеждает тот, кто позже испугался. И кому больше повезло.
Завтра – старт всем кораблям.
Пусть нам повезет.
Пусть повезет народу Париса.
– Какого хрена, командор?! Ваше место – на «Джейране», как на лучшем корабле флота!
Александра срывает очки и мечет в меня зеленые молнии. Распрямляется в благородном гневе: комбинезон обтягивает прелестные холмики.
Она невообразимо красива, когда злится. Надо было тогда сказать ей об этом. Но я сказал другое:
– Юнга, не ори на начальство. Твоего мнения здесь не спрашивали. Ты полетишь на «Джейране», будешь моим главным резервом. И репетичным судном: будешь дублировать мои команды на эскадру. А я возьму своим флагманом русский почтовик: у него лучше приспособлена к местным условиям связь и локаторы работают по всем диапазонам. Ребята привыкли уворачиваться от астероидов, и это может пригодиться.
Она перестала раздувать тонкие ноздри. Подошла, ткнулась мне в грудь и прошептала:
– Береги себя, старикашка. Если тебя убьют, то кого я буду троллить?
Мне надо было обнять ее. Просто прижать к себе. А я отшатнулся, похлопал по плечу и гаркнул:
– Выше нос, юнга! Будь молодцом, четко исполняй приказы.
Идиот, что тут скажешь.
Она ушла к «Джейрану». Не обернулась.
Когда эскадра столпилась на орбите, я попробовал устроить маневры – хотя бы научить их повороту «все вдруг». Это была глупая затея. Три корабля после столкновения похромали обратно на космодром, а я еще полчаса матерился в эфире, пытаясь навести порядок в этом бардаке.
В итоге выстроил их простой кильватерной колонной, которую возглавлял набитый торпедами под завязку китайский экс-танкер «Дракон». Впереди шла завеса из разведчиков на яхтах и трапперах.
Я на почтовике – вне колонны, Саша на «Джейране» – вслед.
Потом скажут, что я железной волей сплотил объединенные силы Париса и внушил всем веру в победу. Полная чушь. Откуда вера в победу с пестрой толпой калек, наскоро вооруженных чем попало и обученных кое-как? Просто я орал на них, не переставая. Не давая задуматься и испугаться раньше времени.
Серое облако приближалось. Казалось, что оно клубится: это был оптический обман. Нам многое тогда мерещилось.
Инопланетяне дали первый залп, предупреждающий: из тумана вылетели сиреневые искры неизвестного оружия, заплясали по обшивке трапперов и сухогрузов, заставляя трещать переборки, сходить с ума приборы и сжиматься сердца экипажей.
Дальше вы знаете. Как я приказал искать корабли пришельцев по искажению гравитационных линий. Как дал команду готовить залп вслепую.
Как растерянный траппер, избегая столкновения с тушей «Дракона», резко отвернул и потерял торпеду с наружной подвески.
Как эта торпеда самопроизвольно стартовала и полетела искать цель. И захватила излучение двигателя моего флагмана-почтовика.
А чему удивляться? Мы делали боевое оружие на коленке, в кустарных условиях, в жутком цейтноте. Странно, что не перебили друг друга случайными выстрелами еще до боя.
Я не видел этой торпеды, набирающей скорость. И мой пилот не видел. Да никто ее не видел: до залпа вслепую было сорок секунд, и все взгляды и щупальца радаров сошлись на сером облаке, прячущем врага.
Ее увидела Александра. Или почувствовала.
Своими тремя секундами она распорядилась единственно возможным для нее способом. Бросила «Джейран» на перехват и приняла смерть на себя. Предназначенную мне смерть.
Я ничего этого не знал. Я закончил маневр и дал команду на общий залп. Десятки ярких искр вонзились в бесцветное марево. А потом…
Потом была вспышка, безумная пляска огней, распадающийся на горящие клочки туман. Наверное, наш залп вызвал какую-то цепную реакцию у чужаков. Остался только бешено вращающийся сиреневый шар. Потом он стремительно сжался в полыхающий оранжевым бублик. Прыгнул в черный межзвездный бархат. И исчез.
Сначала была мертвая тишина. Затем эфир взорвался от радостных воплей:
– Йоу, мы сделали это!
– Круто, ребята, круто!
– Да здравствует свободный Парис! Слава командору!
Экипаж почтовика наперебой хлопал меня по спине, а я пялился в браслет комма, который сработал впервые после вылета с Земли – ни в полете, ни на Парисе он не включался ни разу. С неизвестного адреса пришло сообщение.
Вот оно:
– Так держать, Капитан Крюк!
Дел у нас невпроворот.
Я работаю по двадцать часов, сплю урывками. Да и весь Парис – в таком режиме. Мы наверстываем упущенное за тридцать последних лет.
Мы восстановили два «солнца» и подвесили над северным полушарием. Льды тают и отступают. В новорожденных озерах плещутся карпы, выращенные из привезенной «Джейраном» икры. Биолог Юлия реанимировала древние запасы семян. Первые зеленые ростки картошки на открытом грунте стали мне дороже первых лейтенантских звезд.
Мы восстановили базу в поясе астероидов и построили еще две. Жан объявил о самороспуске Братства Кормушки, теперь он – глава департамента снабжения.
Где-то на складе пылится гипердвигатель, снятый с «Джейрана». Иногда, когда я устаю материться на очередном совещании по поводу срыва запуска устричной фермы, я угрожаю:
– Достали вы меня, раздолбаи. Вот угоню сухогруз покрепче, вставлю гипер и свалю на Землю. Дорогу знаю.
Они хохочут. Эти смертельно уставшие инженеры, биологи и оленеводы не верят, что я способен сбежать.
Когда мы вернулись после боя, и вся планета встречала нас на космодроме, ко мне подошел мальчишка из технической обслуги. Я часто видел его: он крутился возле Александры, помогал ей с «Джейраном» и, кажется, был в нее влюблен.
Вокруг кипел праздник, пенилась ягодная брага, танцевали самбу и джигу. Мрачных было только двое: я и этот парень.
– Где «Джейран»? – спросил он.
– Там, – ответил я, – она прикрыла меня. И осталась там.
Он закрыл глаза. Поморщился. Так морщатся старики от внезапной сердечной боли.
– Неравноценный обмен, – сказал он. И протянул мне звездочку звукозаписи:
– Она просила передать, если не вернется. Я не хотел брать, но она заставила. Умела быть убедительной.
– Спасибо, – сказал я.
– Да пошел ты.
Мальчишку я больше не видел. Кажется, он ушел к шахтерам, прогрызающим сейчас туннель к железнорудному узлу.
Я никогда не переслушивал эту запись. Хотя звездочка всегда со мной. Я и так помню ее послание наизусть.
Мой командор!
Если ты слушаешь эту ерунду, значит, мы не вместе. Значит, ты вернулся из боя, а я – нет.
Это плохо. Лучше бы вместе – хоть по ту, хоть по эту сторону смерти.
Мне так и не хватило смелости. Решимости сказать тебе, как я люблю. Как я сразу согласилась, узнав, кто будет объектом операции. Я врала тебе: твой портрет ВСЕГДА висел над моей кроватью, не только в детстве. И в колледже. И в разведшколе. И мне было плевать, что начальство решило использовать тебя втемную, и это пованивает с точки зрения обывательской морали. Главное – быть с тобой рядом.
Конечно, я все делала согласно приказа. Постоянно держала связь с «Призраком» и сообщала о происходящем. Генерал Чугунный был мной доволен и даже обещал звание капитана по возвращении на Землю.
Да, мой старикашка. Я вовсе не «юнга» и не «кадет». Хотя пока и не командор. Я – лейтенант разведки.
Ты должен был сплотить Парис и превратить его в верную провинцию Империи. И ты сделал это. В смысле – первую часть. Чем станет Парис после, ты все равно решишь сам. И я заведомо с тобой согласна.