— напевали вокруг; время, обозначенное календарями, заканчивалось.
Все, что нам соблаговолили сообщить о войне, можно было запихнуть в кончик мизинца Теха, который он приспособил под разрывные дротики. Тем не менее рассчитывали на наше в ней участие. Типа для начала нас отправили бы тренироваться на лунную базу Инглиш, потом, опытными бойцами, вперед-вперед-в атаку, обратно на Землю. На югах чайносовки несли войны, что наседка — яйца. Время было жаркое: по ночам небеса раскалялись добела, днем остывали до желтизны.
Федеральный контроль запечатал наш городишко в плотную прозрачную оболочку. Внутрь без пропуска проникал лишь воздух да солнечный свет. Когда начало светиться желтым, Тех уверенно сказал, что чайносовки замутили против невидимого занавеса что-то убойное, достаточно мощное, чтобы прорвать оборону.
Тихонько, как индейцы, мы выползаем на стрит. Наш квартал протянулся между Пятьдесят шестой и Восемьдесят восьмой, между Вестлендом и Чико. Все уличные фонари, все окна в зданиях и оставленных автомобилях разбиты. Мусор и тела никто не убирал.
—Вот дерьмо!— отмечает Тех.
Плакса начинает рыдать.
—Смотри внимательно, Хрип,— напоминает Шрам, не упусти ничего.
Мне хочется отвернуться, но необходимо сохранить увиденное для истории. Я чуть не плачу: мама и родной брат мертвы, но беру себя в руки и записываю. Шрам велел вести историю Братанов.
В Федеральной Башне, где занимаются контролем людей и программируемых компонентов, мистер Корректор отрезал большую часть моего языка и принялся за остальное.
Но завершить работу не смог — не дожил: сводная банда — Квази, Морфы под руководством Братанов — вытащила меня оттуда.
Надо держаться вместе. Я знаю, Контролеры вечно треплют, что мы, мол, вандалы и хулиганы, вроде Анархиканцев, которым плевать на Клевый Город. Если хоть раз поверил им, отрежь свои никчемные уши. Банды никогда не разрушали без необходимости. Как жизнь пошла в Клевом Городе наперекосяк, некуда было деваться — кроме как по соседним кварталам. Входи без стука, тогда… как-то все разрулится.
Дальше по стриту я замечаю серебристый отблеск. Там заглохла распознайка: сканеры опущены, больше бритоголовым сидельцам Башни не разглядывать с ее помощью улицы.
Я показываю в ее сторону: немного уж тех бритоголовых осталось.
—Закона больше нет,— констатирует Неф.
—Ничто не стоит на пути,— добавляет Шрам.
Мы вступаем на стрит. Проходя мимо распознайки, Тех свинчивает лазерные затворы с орудия. Подсоединить к ним батареи — получатся крутые резаки.
В огромном недоразграбленном маркете подбираем себе фонари. Некоторое время еще копаемся в обломках, но быстро становится тошно. Продолжаем путь через холмы, бывшие некогда многоквартирными ульями и пирамидами. Довольно долго.
Устоявшие стены никогда не просохнут от краски: с них капает красно-черным. Из центра города шибает в нос вонью свежей смерти.
Поганая кошка снова пометила наш квартал.
Задумываюсь о выживших. Проникая разумом в руины, мы не ощущаем там никого. В добрые старые времена тут много народу жило. Большинство ульев опустело во время эпидемии, тогда померли старики, а пацаны, которых вирус не тронул, научились держаться вместе, объединяя силу.
Становится темнее, жарче, сильнее воняет. Из окон выглядывают трупы — хорошо я не стал разыскивать маму и брата. Мы собираем консервы, держимся супертихо. Такой мертвецкой ночи на стрит до сих пор не опускалось. Банды постоянно болтались, безудержно куролесили в клевом, неуправляемом тусняке. А теперь остались только мы.
Проходим квартал за кварталом, здесь обитали Зайки, Шелка, Квази, Няньки и Ангелы. Никого. Если какая банда и выжила, она ушла на хату. Если укрытие наземное, они мертвы, как и все окружающие.
Мы пытаемся уловить подсознательный сигнал — тогда внутри живота как будто защекочет — от другой банды. Но, кроме смерти, в ночи никого нет.
—Упокойтесь с миром, бандюки,— говорит Неф.
—Стоп!— командует Шрам.
Останавливаемся на Двести шестьдесят пятой — в квартале Курносиков. Вниз по стриту кто-то сидит на бетонной куче. Трясет головой и поднимает руки.
—Как интересно!— удивляется Шрам.
Чувак пытается слезть, но он так слаб, что путается в ногах и мешком катится на землю. Окруженный, он вглядывается в черную дыру Шрамовой пушки.
—Здорово, Низверх,— хрипит Шрам. На его лице расплывается улыбка, которую, должно быть, он берег вместе с серебряной пулей. От уха до уха.— Как поживают Душманы?
Низверх больше не тянет на пахана. Его красно-черный костюм с молнией изорван и заляпан, оторванный воротник перебинтовывает запястье. Левое стекло темных совино-круглых очков выбито, ежик волос выдран с корнем.
Низверх застыл, он смотрит в дуло и ждет щелчка бойка, последнего звука в своей жизни. И мы тоже ждем.
Из под разбитого стекла на грязную щеку скатывается крупная слеза.
—Не этой ночью,— посмеивается Шрам, опуская пушку.
Низверх никак не реагирует.
Дальше по стриту взрывается газопровод, освещает нас оранжевой вспышкой.
Тут мы все хохочем. Так смешно получилось. Низверх молча улыбается.
—Потом с тобой разберемся, Пахан.— Шрам резко ставит Низверха на ноги.— Выглядишь, как дерьмо из под колес. Где твоя банда?
Низверх только смотрит в землю и медленно качает головой.
—Пахан,— начинает он,— нас раздавило. По-другому не скажешь.— Тут он вытирает свежие слезы.— Нет больше Душманов.
—Но ты-то есть.— Шрам кладет руку ему на плечо.
—Не бывает Пахана без банды.
—Ну тебя! Что случилось?
—Новая банда в нашем квартале.— Он оглядывает улицу.— Они — великаны; Шрам, знаю, это звучит глупо…
—Нет,— встревает Неф,— я их видел.
—Мы слышали, как они идут,— рассказывает Низверх,— но не видели, иначе я бы никогда не приказал Духам стоять стенкой. Думал, мы сможем их сдержать, но нас попросту смели… раскидали. Некоторых парней — выше Башни. Эти поганцы… Четырехсотая ими кишит. Они светятся, мерцают, а потом — удар, и ты теряешь сознание.
—Похоже на Страходилеров,— бакланит Тех.
—Если бы я думал, что они — простые пацаны, я бы не сдрейфил,— продолжает Низверх.— Но они — не такие. Мы их пытались запсихачить, почти сработало. Они из такого сделаны, оно как бы целое, порвет тебя на куски, но как только по нему психачишь — разлетается на части, как пчелиный рой. Да и немного нас было, чтобы сопротивляться. Не готовы были. Я сам выжил только потому, что Хитрюгаджек меня вырубил и закинул под машину. Когда пришел в себя, все уже закончилось. Пошел по стриту, думал — может, банда какая слоняется. Никого. Наверное, по хатам попрятались. Стремно проверять. Они ж меня прибьют на счет «раз».
—Одно дело с бандой за спиной, другое — в одиночку,— подпевает ему Шрам.— Сколько ты хат знаешь?
—Шесть, наверное. Слышал еще что-то невнятное про Чайнапошек. Знаю, где найти Застежек, Центровых, Герлов, Солдафонов и Саночников. Через туннели подземки можно быстро добраться к Чиксоидам.
—А у нас что имеется?— Шрам поворачивается ко мне.
Я достаю измятый список, передаю его Нефу, тот читает.
—Чайнапошки, Саночники, Барабанщики, А-В-марии, Дикие телки, Чинарики, Денни. Если кто из них еще жив, еще узнаем.
—Точняк,— подтверждает Шрам.
—Надо бы новеньким кликуху придумать,— толкает меня в бок Неф.
Он знает, я люблю давать названия вещам. Улыбаюсь, забираю бумажку, достаю карандаш и записываю: ЧЕТЫРЕСТА ПОГАНЦЕВ.
—Потому как взяли Четырехсотую,— доходит до Нефа.
Я киваю, но причина не только в этом. Где-то я читал, как поганцы разнесли мир вдребезги, запытали бабулек. Чего-то подобного можно ожидать и от наших.
Дальше по улице сквозь дым видно, как восходит сильно обкопанная луна, окрашивая все вокруг в цвета ржавчины.
—Мы их уделаем,— толкает Тех.
От облика луны становится грустно и страшно одновременно: я еще помню те времена, когда она была круглой и совершенной, как драгоценный камень на бархате витрины, как яркостью затмевала огни улиц даже после того, как в дыму поблекла ее красота. Даже тогда, коричневой, она смотрелась лучше сегодняшнего кроваво-красного огрызка. Похоже, ее использовали в качестве мишени. А может, эти самые Поганцы кидались мостами по базе Инглиш.
—Нашего квартала больше нет,— подводит итог Низверх.— Я достану этих Поганцев. Или они, или — я.
—Мы с тобой,— заверяет Шрам.— Действовать нужно быстро. Разбиваемся на пары, Братаны. Нужно пройтись по хатам. Неф, Хрип — пойдете со мной и Низверхом. Посмотрим, вставят ли Чиксоидам доводы разума.
Шрам указывает другим Братанам места поисков и встречи.
Мы прощаемся, находим ближайший спуск в подземку, бредем по станциям мимо трупов, дожидающихся последнего поезда, гоняем крыс, ставших жирнее и опаснее, чем когда-либо, но они боятся наших фонарей.
—То клятое перо все еще с собой носишь?— интересуется Шрам.
—Ты про эту малютку?— Низверх встряхивает здоровый рукой, и скальпель ложится ему в ладонь.
—Может понадобиться,— цедит Шрам, он холодно смотрит на нож, сжимает губы.
—Понял, братан.— Низверх прячет перо.
Я думаю, все пока идет правильно. Мы минуем еще несколько станций, потом поднимаемся, выходим на поверхность. Так получается быстрее, чем поверху, мы подошли к окраине Клевого Города.
—Сюда,— Низверх указывает в сторону разрушенных ульев.
Стены в облупившейся краске исписаны загадочными сообщениями, возможно — тайными знаками Чиксоидов.
—Подождите,— просит Неф,— я проголодался.
В квартале отсюда — винный магазин. Приподнять и взломать дверь — не сложнее, чем руку сломать. Мы скользим лучами фонарей по рядам бутылок, внутри и снаружи на улице — все тихо. Под кроссовками крошится разбитое стекло. Пахнет бухлом так, что мне шибает в голову. Под кассой уцелели чипсы и шоколадки, пихаем их в рот и уходим.
—Так где хата Чиксоидов?— спрашивает Неф, приканчивая батончик «Пятая авеню».
И тут подсознание шепчет нам о смерти: другая банда предупреждает: мы окружены.