Памела бросила взгляд на пустой проулок.
— Я только что прочитала в «Афтонбладет» об убийстве на детской площадке… насколько я поняла, расследованием руководите вы.
— Вы что-то хотели сообщить?
— Мне кажется, мой муж кое-что видел, когда во вторник ночью выгуливал собаку… Он не может позвонить сам, потому что у него тяжелое психическое расстройство.
— Нам надо немедленно поговорить с ним. — Теперь Бек заговорил совсем иначе.
— Видите ли, разговаривать с ним очень тяжело.
— Можете для начала сказать, где он сейчас?
— Дома, Карлавеген, одиннадцать. Если это срочно, то я доберусь туда минут через двадцать.
Памела прошла мимо контейнера и свернула на Дроттнинггатан, где ее чуть не сбил какой-то мужчина на электрическом самокате. Памела машинально извинилась.
Она прошла позади Культурного центра, чтобы подняться к Регерингсгатан, но вся Брункебергсторг оказалась перекопана. Пришлось возвращаться на Дроттнинггатан.
Ничего страшного, подумала Памела.
Времени еще много.
Через пятнадцать минут после разговора с полицейским Памела уже бежала вверх по Кунгстенгсгатан. Она задыхалась, блузка прилипла к потной спине. С тяжело бьющимся сердцем она свернула на Карлавеген, где ее взгляду открылись пять или шесть полицейских машин с включенными мигалками.
Машины заблокировали всю улицу и тротуар возле ее дома.
У ворот уже начали собираться любопытные.
Двое полицейских в бронежилетах и с оружием наизготовку прижались к фасаду, еще двое дежурили на тротуаре.
Увидев приближающуюся Памелу, один из полицейских вскинул руку, веля ей остановиться.
Полицейский был низкорослый, со светлой бородой и глубоким шрамом на носу.
Памела, не останавливаясь, кивнула полицейскому: ей надо поговорить с ним.
— Прошу прощения, но я здесь живу, и…
— Придется подождать, — перебил полицейский.
— Я только хочу сказать — меня, наверное, не так поняли. Это я звонила в полицию, чтобы…
Памела вдруг замолчала. Из подъезда донеслись возбужденные голоса, полицейские открыл дверь, и двое других, в шлемах и бронежилетах, выволокли Мартина, одетого в одни пижамные штаны.
— Вы что делаете? — пронзительно закричала Памела. — Совсем спятили?
— Успокойтесь.
— Какое право вы имеете так обращаться с людьми?! Он болен, вы его напугали…
Полицейский со светлой бородкой отодвинул ее в сторону.
Руки у Мартина — испуганного, растерянного — были скованы за спиной наручниками. Из носа текла кровь.
— Кто отдал приказ? — завизжала Памела. — Арон Бек? Позвоните ему, спросите…
— Так, послушайте-ка, — перебил полицейский.
— Я…
— Успокойтесь и отойдите.
Кровь заливала Мартину рот и подбородок.
Молодая женщина — служащая галереи из их квартала — стояла по ту сторону ограждения и снимала происходящее на телефон.
— Вы не понимаете, — заговорила Памела, пытаясь придать голосу хоть какую-то внушительность. — Мой муж психически больной человек, он страдает от тяжелого посттравматического расстройства.
— Если вы не уйметесь, я и вас арестую, — пообещал полицейский, глядя ей в глаза.
— За что? За то, что я разволновалась?
Полицейские крепко держали Мартина выше локтя. Когда он споткнулся, они приподняли его. Босые ноги болтались над плитками тротуара. Мартин задохнулся от боли в плечах, но ничего не сказал.
— Мартин! — позвала Памела.
Мартин услышал ее, растерянно поискал глазами, но прежде чем он успел определить, где она, ему нагнули голову и усадили в машину.
Памела попыталась пробиться к нему, но полицейский со светлой бородкой не дал ей отойти от кирпичного фасада.
23
В глухой допросной в полицейском участке Норрмальма пахло потом и немытыми полами. Арон Бек рассматривал человека, которого идентифицировали как Мартина Нордстрёма. Лицо в подсохшей крови, из ноздри торчит бумажный тампон. Седые волосы стоят дыбом. Цепочка наручников пропущена через толстую металлическую скобу на столе. Арестованного уже переодели в тюремные футболку и зеленые штаны.
Видеокамера записывала все, что он говорил и делал.
Сначала Мартин отказался отвечать, нужна ли ему поддержка адвоката. Арон повторил вопрос, но Мартин лишь покачал головой.
Теперь оба сидели молча.
Слышалось только тихое жужжание лампы дневного света. Лампа слегка помаргивала.
Мартин то и дело пытался обернуться, словно чтобы проверить, не стоит ли кто-нибудь у него за спиной.
— Смотрите на меня, — сказал Арон.
Мартин повернулся к Арону, мельком взглянул ему в глаза и снова уставился в стол.
— Вы знаете, почему находитесь здесь?
— Нет, — прошептал Мартин.
— В ночь со вторника на среду вы выгуливали собаку, — начал Арон. — Около трех часов утра вы оказались на лужайке возле Высшей школы экономики.
Арон сделал паузу и прибавил:
— Рядом с детской площадкой.
Мартин хотел подняться, но его не пустили наручники. Браслет звякнул, и Мартин резко сел.
Арон подался вперед.
— Не хотите рассказать, что там произошло?
— Я не помню, — еле слышно произнес Мартин.
— Вы помните, что были там?
Мартин покачал головой.
— Но что-то же вы помните? Вот и начните, расскажите, что осталось у вас в памяти. Не торопитесь.
Мартин снова оглянулся через плечо, покосился под стол и выпрямился.
— Мы не выйдем отсюда, пока вы не заговорите, — сказал Арон и вздохнул: Мартин оглянулся в третий раз. — Что вы ищете?
— Ничего.
— Почему вы встали, когда я упомянул детскую площадку у Школы экономики?
Мартин не ответил. Он замер, глядя в какую-то точку рядом с Ароном.
— Поначалу вам может быть трудно, — продолжал Арон. — Но большинству людей становится легче, когда они наконец говорят правду.
Мартин мельком глянул на Арона и перевел взгляд на дверь.
— Мартин, давайте вы лучше будете смотреть на меня, вот я здесь, — предложил Арон и открыл черную папку.
Мартин перевел на него взгляд.
— Помните вот это? — спросил Арон и подтолкнул через стол фотографию.
Мартин откинулся назад с такой силой, что руки вытянулись и кожа на тыльной стороне ладоней сморщилась.
Он быстро задышал, крепко зажмурился.
Фотография представляла собой четкое изображение повешенной. Вспышка осветила ее в подробностях — за секунду до того, как вокруг девушки снова сомкнулась тьма.
Полные света дождевые капли неподвижно повисли в воздухе вокруг Йенни Линд.
Почти все лицо было скрыто мокрыми волосами, цветом напоминавшими полированный дуб. Между прядями угадывались подбородок и открытый рот. Стальной трос врезался в кожу, и кровь текла по шее, отчего платье девушки сделалось почти черным.
Арон забрал фотографию и вернул ее в папку.
Мартин мало-помалу успокаивался.
Он снова наклонился через стол, и руки у него побелели.
Потное бледное лицо, глаза в красных жилках.
Подбородок дрожал, словно Мартин пытался сдержать слезы.
— Это я. Я ее убил, — прошептал он и снова задышал чаще.
— Расскажите своими словами, — предложил Арон.
Мартин помотал головой и стал тревожно раскачиваться взад-вперед.
— Спокойнее. — Арон выдавил дружелюбную улыбку. — Когда вы все расскажете, вам станет лучше, поверьте.
Мартин прекратил раскачиваться и мелко засопел.
— Мартин, что там произошло?
— Не помню. — Мартин тяжело сглотнул.
— Нет, помните. Вы очень бурно отреагировали на изображение жертвы, сказали, что это вы ее убили. — Арон перевел дух. — На вас никто не сердится, но вы должны рассказать, что произошло.
— Да, но я…
Мартин замолчал, оглянулся через плечо, заглянул под стол.
— Вы признались, что убили девушку на детской площадке.
Мартин кивнул и стал теребить цепь наручников.
— Я ничего не помню, — тихо сказал он.
— Но вы помните, что только что признались в убийстве?
— Да.
— Вы знаете, кто она?
Мартин помотал головой и посмотрел на дверь.
— Как вы ее убили?
— Чего?
Мартин пустым взглядом смотрел на Арона.
— Как убили? Как вы убили ту девушку?
— Я не знаю, — прошептал Мартин.
— Вы были один? Или у вас имелись сообщники?
— Не могу сказать.
— Но почему вы ее убили, вы сказать можете? Не хотите мне изложить?
— Я не помню.
Арон с тяжким вздохом поднялся и молча вышел из допросной.
24
Идя по длинному коридору полицейского участка в Норрмальме, Йона на ходу сунул солнечные очки в кармашек рубашки.
По коридору в разных направлениях сновали полицейские — и в гражданском, и в форме.
Арон Бек поджидал Йону возле кофемашины, широко расставив ноги и сцепив пальцы за спиной.
— Ты что здесь делаешь? — спросил он.
— Просто хочу посидеть на допросе.
— Опоздал. Он уже признался. — Арон выдавил улыбку.
— Поздравляю.
Арон откинул голову и посмотрел на Йону.
— Я только что разговаривал с Марго. Она считает, что самое время передавать расследование в прокуратуру.
— По-моему, это несколько преждевременно. — Йона достал из шкафчика чашку. — Ты же знаешь, что он психически нездоров.
— Но он был на месте преступления во время убийства, это доказано. И признался в убийстве.
— А какой у него мотив? Как он связан с жертвой? — Йона нажал на кнопку «эспрессо».
— Говорит, что не помнит.
— Чего он не помнит?
— Ничего, что было в тот вечер.
Йона взял чашку и протянул ее Арону.
— Как в таком случае он мог признаться в убийстве?
— Не знаю, — сознался Арон, принимая чашку. — Но он почти сразу сказал, что убил. Хочешь — посмотри запись.
— Обязательно посмотрю. Но мне бы сначала понять твое мнение о допросе.
— Это в каком смысле? — Арон отпил кофе.
— А ты не мог истолковать его признание неправильно?
— Что значит неправильно? Он сказал: «Я ее убил».
— Что было перед признанием?