— В смысле?
— Что ты сказал ему прямо перед тем, как он сознался в убийстве?
— Теперь меня допрашивают? — Арон скривил рот в улыбке.
— Нет.
Арон поставил пустую чашку в раковину, вытер руки о джинсы и проворчал:
— Я показал ему фотографию жертвы.
— С места преступления?
— У него проблемы с памятью. Я хотел ему помочь.
— Понимаю. Но теперь он знает, что речь идет о повешенной девушке, — сказал Йона.
— Мы топтались на месте. Мне пришлось это сделать, — сухо объяснил Арон.
— Как по-твоему, не могло признание касаться чего-нибудь еще?
— Сейчас ты скажешь, что я ошибся.
— Я только… а вдруг он имел в виду, что косвенно способствовал ее гибели. Например, не сумел спасти.
— Хватит.
— Нам известно, что он не успел бы закрепить лебедку на столбе… Конечно, есть вероятность, что он сделал это раньше, а по лестнице поднялся, чтобы не попасть под камеры. Но тогда непонятно, зачем он потом пошел убивать свою жертву именно этой дорогой.
— Да иди ты!.. Можешь сам с ним поговорить, и тогда…
— Отлично, — перебил Йона.
— Вот поймешь тогда, насколько это легко.
— Он склонен к жестокости или агрессии?
— Он только что совершенно хладнокровно признался в жутком убийстве. Это отвратительно. Я бы его самого на той лебедке подвесил, если бы мог.
25
Йона коротко постучал и вошел в допросную. Рослый надзиратель с черной бородой сидел напротив Мартина и просматривал что-то в телефоне.
— Прервитесь, — предложил Йона и отпустил охранника.
Лицо у Мартина отекло и стало изжелта-бледным. Пробившаяся на щеках щетина придавала ему болезненный вид. Волосы стояли дыбом, светлые глаза были уставшими, в допросной пахло потом. Мартин положил руки на исцарапанный стол и сцепил пальцы.
— Меня зовут Йона Линна, я комиссар Национального бюро расследований, — начал Йона, усаживаясь напротив Мартина.
Мартин еле заметно кивнул.
— Что у вас с носом? — спросил Йона.
Мартин осторожно потрогал нос, и окровавленный тампон упал на стол.
— Вас спрашивали, чем вы болеете, не нужны ли вам лекарства и так далее?
— Да, — прошептал Мартин.
— Я могу снять наручники. Хотите?
— Не знаю. — И Мартин торопливо оглянулся через плечо.
— Вы не будете вести себя агрессивно?
Мартин покачал головой.
— Сейчас я их расстегну. Но я хочу, чтобы вы оставались на своем месте, — предупредил Йона. Он расстегнул наручники и сунул их себе в карман.
Мартин, медленно массируя запястья, перевел взгляд с Йоны на дверь.
Йона положил на стол перед сцепленными пальцами Мартина лист бумаги и стал наблюдать за лицом арестованного. Мартин смотрел на точно воспроизведенное клеймо с затылка Йенни Линд.
— Что это? — спросил Йона.
— Не знаю.
— Посмотрите внимательнее.
— Я смотрю, — тихо сказал Мартин.
— Мне известно, что у вас комплексное посттравматическое расстройство, вам трудно вспоминать и говорить.
— Да.
— Разговаривая с моим коллегой, вы признались в убийстве молодой девушки. Можете сказать мне, как ее звали?
Мартин покачал головой.
— Вы знаете, как ее звали? — повторил Йона.
— Нет, — прошептал Мартин.
— Что вы помните о той ночи?
— Ничего.
— Тогда почему вы так уверены, что убили ту девушку?
— Если вы говорите, что это сделал я, то я хочу признаться и принять наказание.
— Признание — это хорошо, но чтобы оформить все должным образом, мы должны понять, что именно произошло.
— Ладно.
— Вы были там, когда ее убивали, но это еще не делает вас убийцей.
— Я думал — это я, — еле слышно сказал Мартин.
— Значит, не вы.
— Но…
По лицу Мартина потекли слезы, закапали на стол между его рук. Йона дал Мартину бумажное полотенце, и тот тихо высморкался.
— Почему вы так тихо разговариваете?
— Приходится. — И Мартин посмотрел на дверь.
— Вы кого-то боитесь?
Мартин кивнул.
— Кого?
Мартин, не отвечая, в который уже раз обернулся через плечо.
— Мартин, кто-нибудь может помочь вам все вспомнить?
Мартин покачал головой.
— Я имею в виду вашего психиатра из больницы Святого Йорана, — пояснил Йона.
— Может быть.
— Давайте попробуем с его участием. Хорошо?
Мартин еле заметно кивнул.
— У вас часто бывают провалы в памяти?
— Не помню, — пошутил Мартин и опустил глаза, когда Йона рассмеялся.
— Помните, помните.
— Довольно часто, — прошептал Мартин.
Кто-то прошагал по коридору, напевая и гремя ключами. Когда человек с ключами проходил мимо допросной, дубинка случайно стукнула о дверь.
Мартин испуганно дернулся.
— Я считаю, что той ночью вы увидели что-то страшное, — заговорил Йона, не спуская глаз с лица Мартина. — Что-то настолько чудовищное, что вы не смогли думать об увиденном… но мы с вами оба знаем: то, что вы увидели, засело у вас в голове. И я хочу, чтобы вы для начала рассказали то немногое, что помните.
Мартин сидел, уставившись в стол. Губы шевелились, словно он пытался найти давным-давно потерянные слова.
— Шел дождь, — подсказал Йона.
— Да. — Мартин кивнул.
— Помните, с каким звуком капли падали на ткань зонтика?
— Она стояла, как…
Мартин замолчал: в замке скрежетнул ключ, и дверь распахнулась. В допросную ворвался Арон.
— Допрос окончен, прокурор забирает дело, — пояснил он и коротко кашлянул.
— Мартин, — Йона словно не замечал Арона, — что вы хотели сказать?
— А? — Мартин вопросительно взглянул на него и облизал губы.
— Ну, довольно.
Арон взмахом подозвал рослого надзирателя.
— Вы только что начали рассказывать о том, что видели. — Йона пытался удержать взгляд Мартина.
— Я не помню.
Арон взял у надзирателя конторскую книгу и сделал отметку о предстоящем переводе в другую тюрьму.
— Арон, дай мне минуту.
— К сожалению, не могу. Теперь это от меня не зависит, — враждебно сказал Арон.
Надзиратель поднял Мартина и объяснил, что сейчас его вернут в камеру и покормят.
— Мартин, — настаивал Йона, — капли стучали по зонтику, вы посмотрели в сторону детской площадки и увидели молодую девушку — она стояла, как… Что вы хотели сказать?
Мартин затряс головой, словно даже не понял вопроса. Арон распорядился, чтобы надзиратель увел его.
— Вы увидели ее под дождем, — не сдавался Йона. — Как она стояла? Мартин, мне нужно знать, что вы хотели сказать.
Мартин открыл рот, но не издал ни звука. Надзиратель взял его за плечо и вывел из допросной.
26
Оставив машину возле Каролинской больницы, Памела пересекла Сольна-чюрквег и вошла в ворота Северного кладбища.
Она уже столько раз бывала здесь, что не задумываясь выбирала самые удобные дорожки между могильными плитами и усыпальницами.
Полицейский, который в пятницу прижал ее к стене, не стал отвечать, куда увезли Мартина. Когда Памела поднималась к себе в квартиру, ее все еще трясло. Дверь оказалась открыта нараспашку, детали выломанного замка валялись на полу.
Памела собрала детали, закрыла дверь и заперла за собой металлическую дверь. Проглотила болеутоляющее из упаковки Мартина и села за компьютер. Нашла номер пенитенциарной службы и узнала, что мужа поместили в следственную тюрьму Крунуберг.
Памела быстро сложила в сумку одежду и бумажник Мартина, добралась до тюрьмы на такси, но дальше ворот ее не пустили. Охранник принял сумку с вещами, но не разрешил Памеле переговорить с кем-нибудь, кому стоило бы знать, что Мартин душевно нездоров, что ему нужны лекарства и наблюдение врача.
Три часа Памела прождала у ворот тюрьмы на Бергсгатан. Когда охранник сменился, она предприняла еще одну попытку, но потом сдалась и уехала домой.
Поздно вечером Памела узнала, что Мартина заключили под стражу как подозреваемого на веских основаниях в убийстве Йенни Линд.
Той самой девушки, что пропала без вести пять лет назад.
Теперь негодование Памелы улеглось, сменившись вялым недоумением по поводу абсурдности происходящего.
Мартин увидел на детской площадке мертвую девушку. Может быть, даже стал свидетелем самого убийства. Но вместо того, чтобы выслушать его свидетельство, полицейские заключили его под стражу.
В тени вяза Памела сняла с ветки раскладной стульчик, подошла к могиле Алисы и села.
Солнце лилось на темный гранит с надписью, на фиалки и вазочку с леденцами.
Со стороны северной часовни доносился треск газонокосилки. Шум, долетавший сюда с шоссе, ощущался как ворчание уходящей грозы.
Памела стала рассказывать Алисе о том, что случилось в последние дни: как Йенни Линд нашли убитой в центре Стокгольма, как Мартин нарисовал место убийства, как она, Памела, позвонила в полицию, думая, что Мартин сможет помочь следователям.
Памела замолчала, пережидая какую-то женщину с роллатором, которая шла по дорожке. Когда женщина скрылась, Памела собралась с силами и заговорила о том, ради чего пришла.
— Алиса, я люблю тебя… — Она перевела дух. — Но у меня наладились отношения с одной девочкой. Ей семнадцать лет, она живет в интернате в Евле… мне хочется, чтобы она переехала к нам, чтобы она жила в надежном безопасном месте…
Памела опустилась на колени и прижала ладони к нагретой солнцем траве на могиле.
— Не думай, что она сможет заменить тебя — нет, не сможет… Я не хочу расстраивать тебя… но мне кажется, что если бы она перебралась к нам, лучше стало бы и ей, и мне, и Мартину… прости меня.
Памела вытерла слезы и подавила желание заплакать — горлу стало больно. Она поднялась и торопливо зашагала по узкой дорожке. Навстречу шел старик с красной розой в руке, и Памела отвернулась.
Ласточка пронеслась над недавно подстриженной травой и взмыла вверх.
Быстро идя по аллее, Памела поняла, что забыла повесить на ветку стульчик, но возвращаться не было сил.
Ощущая странную скованность движений, Памела прошла по тротуару к парковке.