Прозрачная крышка отражала свет, и на потолке белел солнечный зайчик.
Йона пытался припомнить свой сон о бледных стрекозах.
Там было что-то, связанное с убийством.
Йона закрыл глаза. Много лет назад он случайно увидел три фотографии, сделанные в морге Эребру.
На секционном столе лежал труп девушки.
Самоубийство.
Йона отчетливо вспомнил, как стоял и рассматривал фотографии. Девушку положили на живот, и Йона подумал, что фотограф, должно быть, выбрал неверный угол: вспышка отразилась от какого-то блестящего предмета, и отсвет лег на темные волосы на затылке покойной.
А что, что если это не блик? Что, если на затылке были белые волосы?
Йона заставил себя встать и сказал Лайле, что ему пора. Пошатываясь, он вышел на кухню, умылся и прополоскал рот.
Те фотографии лежали на столе у Нолена. Еще там был вскрытый конверт.
Йона тогда так и не узнал, что послужило причиной смерти.
Нолен как раз говорил про самоубийство, когда в кабинет вошел напарник Йоны, Самуэль Мендель.
— Мне пора, — повторил Йона и промокнул лицо бумажным полотенцем.
Лайла достала из открытой картонной коробки белую футболку и протянула ему. Йона сказал «спасибо» и быстро оделся. Оставшиеся на груди капли воды быстро впитались, и спереди на футболке расплылись серые пятна.
— Сам знаешь — я не хочу, чтобы ты ходил сюда. Тебе здесь не место, у тебя важные дела.
— Все не так просто. — Йона оперся о спинку дивана. — Я изменился. Не знаю, как объяснить, но во мне появилось что-то, с чем я не могу справиться.
— Я так и поняла. Если тебе понадобится еще один сеанс — я здесь.
— Спасибо. Меня ждет работа.
— Вот и хорошо, — кивнула Лайла.
Йона снял с крючка кобуру с пистолетом, застегнул на правом плече и потянулся за пиджаком.
30
До полицейского управления на Кунгсхольмене Йона доехал на такси. Надо рассказать Марго и прокурору о той мертвой девушке, о фотографиях, сделанных в отделении судебной медицины в Эребру.
Да, Мартин Нордстрём сделал признание, но это ничего не решает.
Нельзя терять времени.
Дорожное полотно гудело под покрышками; такси объехало рейсовый автобус, снова вернулось в правый ряд и пристроилось за старым «мерседесом».
Несмотря на долгий сон, Йона чувствовал усталость после наркотического опьянения. Руки дрожали от ломки.
Нельзя говорить Марго, что он так и не прекратил заниматься делом Йенни Линд.
А еще нельзя говорить, что допрос Мартина и его признание — дело во всех отношениях неправильное. Мартин явно ничего не помнит о событиях той ночи. Он просто сказал то, что, по его мнению, хотел услышать от него Арон.
Камешек отскочил из-под колес и ударился о лобовое стекло, оставив после себя голубую звездочку.
Йона думал о фотографии, виденной много лет назад. Ему тогда показалось, что на ней блик от вспышки.
Он, не особо задумываясь, принял белое пятно на затылке мертвой девушки за отраженный свет.
Сейчас Йона думал по-другому.
Смерть девушки классифицировали как самоубийство. Но кто-то поставил ей «холодное» клеймо и, по всей видимости, убил ее — так же, как убили Йенни Линд.
Йона напомнил себе: разговаривая с Марго, следует выражать почтительность, упомянуть, как он уважает работу, проделанную полицейскими Норрмальма, признать, что ему бывает трудно бросить тот или иной случай, а потом попросить разрешения заняться именно этим — ради собственного душевного спокойствия.
Нужно только с согласия Марго запросить информацию, связанную с тем старым делом о самоубийстве. Сделать один-единственный телефонный звонок.
«А если Марго откажет?» — подумал Йона.
Машина повернула. Высокие здания бросали на асфальт глубокие тени. Йона откинулся на спинку, чувствуя, как не до конца оставившее его головокружение перекатывается в мозгу, будто скользкий шарик в подшипнике.
Йона набрал номер полицейского округа Бергслаген. Через несколько секунд его соединили с коллегой по имени Фредрика Шёстрём.
— Йона Линна, — повторила она, когда Йона представился. — Какой у вас вопрос?
— Четырнадцать лет назад одна девушка в Эребру покончила с собой. Я не помню обстоятельств, но, по-моему, это произошло в раздевалке бассейна.
— Не припомню, — призналась Фредрика.
— А не могли бы вы поднять отчет судебно-медицинской экспертизы? И фотографии?
— Как звали девушку?
— Я не имел отношения к расследованию.
— Неважно, я ее нашла. Здесь такое нечасто случается… Мне только залогиниться. Четырнадцать лет, говорите. Значит…
Йона услышал, как полицейская из Эребру щелкает клавиатурой.
— Вот, наверное, — сказала Фредрика и тихо кашлянула. — Фанни Хёг… Повесилась в женской раздевалке Дворца спорта в Эребру.
— Ее нашли повешенной?
— Да.
— А фотографии есть?
— Их не оцифровывали… но я вижу регистрационный номер. Давайте я вам перезвоню через минутку.
Йона нажал «отбой» и закрыл глаза. Мягко покачивалась машина. Дело Фанни Хёг могло оказаться важным, даже решающим моментом для текущего расследования, но Йона все равно надеялся, что он ошибается.
Потому что если он прав, то тут просматривается определенная схема. И тогда они ищут убийцу, который повторяется. Который уже стал или скоро станет серийным убийцей.
Телефон у Йоны в руке зазвонил; Йона открыл глаза и ответил.
— Здравствуйте, это снова Фредрика. — Женщина на том конце кашлянула. — Судебно-медицинской экспертизы не было. Только обычное вскрытие.
— Но фотографии вы нашли?
— Да.
— Сколько их?
— Тридцать две. Включая детальные.
— Они сейчас перед вами?
— Да.
— Вопрос прозвучит странно, но… на них нет ничего неправильного? Может быть, вы видите какие-нибудь дефекты проявки или странные блики от вспышки?
— А поточнее? — спросила Фредрика.
— Бледные пятна, засвеченные места, что-то вроде солнечных зайчиков.
— Нет, совершенно обычные снимки… Погодите-ка. На одной фотографии белое пятнышко.
— Где?
— У верхней границы снимка.
— Я имею в виду — где на теле Фанни?
— Посреди затылка.
— Еще снимки ее затылка есть?
— Нет.
Четки, свисавшие с зеркала заднего вида, качнулись: машина переехала через «лежачего полицейского».
— Что написано в отчете?
— Не много.
— Прочитайте, пожалуйста, — попросил Йона.
Такси причалило к тротуару Польхемсгатан, напротив шероховатой каменной стены. Йона вышел, пропустил семейство с детской коляской, нагруженной надутыми фламинго, водными пистолетами и зонтиками.
Он пересек дорогу и вошел в стеклянные двери полицейского управления, слушая, как Фредерика читает то немногое, что было написано о смерти Фанни.
Четырнадцать лет назад девушку по имени Фанни Хёг обнаружили повесившейся в женской раздевалке Дворца спорта в Эребру.
У Фанни были контакты с Церковью саентологии, и когда она сбежала из дома, родители были уверены, что она прибилась к саентологам. Полицейским не удалось отыскать ее, а потом Фанни исполнилось восемнадцать лет, и через полгода поиски прекратились.
Когда Фанни вернулась домой, родители были в отпуске. К тому времени она числилась пропавшей уже больше года.
Может быть, ей требовалась помощь, чтобы порвать с саентологами, и из-за того, что родители оказались в отъезде, девушка почувствовала себя совсем одинокой.
По версии полицейских, Фанни отправилась во Дворец спорта, чтобы поговорить с тренершей футбольной команды, видя в ней свою последнюю надежду. Не найдя тренерши, Фанни повесилась.
И криминалисты, и судебный медик расценили ее смерть как самоубийство. Полиция свернула предварительное расследование.
Узнав имя судмедэксперта, Йона поблагодарил Фредрику и закончил разговор. Он стоял возле лифта, упершись руками в стену. По телу прокатывались волны озноба.
Большие стеклянные двери управления беспрестанно то открывались, то закрывались.
Группа полицейских, что-то громко обсуждая, торопливо вышла под стеклянный купол внутреннего дворика.
Прислушиваясь, как во сне, к громким голосам, Йона собрался с силами и нажал кнопку лифта. Вытер губы, провел рукой по волосам.
Фредрика подтвердила, что на остальных снимках она не увидела ни бликов, ни отсветов.
Блик был на одной-единственной фотографии: затылок Фанни.
Видимо, Йона все же оказался прав, несмотря на ломку.
Кто-то поставил Фанни холодное клеймо.
А потом повесил ее. Казнил.
Один и тот же убийца, один и тот же модус операнди.
Войдя в кабину, Йона набрал номер патологоанатома, который четырнадцать лет назад проводил вскрытие Фанни Хёг. Сейчас эксперт работал в отделении лабораторной диагностики в университетской больнице Эребру.
Двери лифта разъехались, и Йона вышел в коридор, слушая скрипучий голос в трубке:
— Мистер Курц.
Йона остановился, ощущая, как его захватывает опиумная петля. Он откашлялся и объяснил, по какому поводу звонит.
— Да, я ее помню, — ответил патологоанатом. — Она училась в одном классе с моей дочерью.
— У нее в волосах были белые пряди.
— Верно, — удивленно сказал эксперт.
— Но вы их не сбрили. — Йона снова зашагал.
— Причины не было. Никто не сомневался в произошедшем, и я подумал о ее родных… — Курц помолчал, напряженно дыша, и сказал: — Я подумал, что она осветлила пару прядей, вот и все.
— Вы ошиблись.
Йона прошел мимо своего кабинета. Убийца держал в плену двух девушек, а потом убил их. Не исключено, что он собирается схватить или уже схватил третью. С этой мыслью Йона подошел к двери Марго Сильверман, постучал и шагнул через порог.
Марго взглянула на него, и он заговорил:
— Марго, ты знаешь, что мне трудно выбросить незавершенные дела из головы. Я бы хотел, чтобы мне разрешили запросить информацию у Региона Восток. Она касается одного старого случая, который, возможно, связан с убийством Йенни Линд.