В углу стояла, вытянув руки вверх, неправдоподобно высокая фигура, причем шевелились у фигуры только пальцы.
В следующую секунду Мартин сообразил, что это Пророк. Тот стоял на стуле и что-то вынимал из шкафа.
Мартин тихо попятился, глядя на Пророка. Тот, держа в руках пакет сахара, слез со стула и сел в инвалидное кресло, скрипнувшее под его тяжестью.
Мартин тихо пробрался к выходу и потянул дверь. Петли по-комариному запели у него под ухом.
— Считай, что видел чудо Господне, — сказал у него за спиной Пророк.
Мартин замер, отпустил дверную ручку и обернулся.
— Мне нужно кое-что забрать перед отъездом, — объяснил Пророк и подкатился к мойке.
Высыпав сахар в слив, он достал из пакета спрятанный там пластиковый чехол с мобильным телефоном, чехол снял, а телефон сунул в карман, после чего открыл кран.
— Меня через час выписывают.
— Поздравляю, — прошептал Мартин.
— У всех у нас в жизни разная миссия. — Пророк подъехал к Мартину. — Примус — большая муха, ему, чтобы отложить яички, нужна падаль. Я откладываю яйца в человеческие души. А ты пытаешься уничтожить себя электричеством.
39
В пять часов Памела осталась в бюро одна. Она опустила шторы, села за компьютер и принялась набрасывать чертеж огромного окна, выходящего на заставленную зеленью террасу на крыше. Зазвонил телефон.
— Архитектурное бюро «Рос», — сказала Памела в трубку.
— Это Йона Линна из Национального бюро расследований… Для начала я хочу извиниться за то, что вам с мужем пришлось пережить из-за моих коллег.
— Хорошо, — натянуто ответила Памела.
— Я понимаю, что вы больше не доверяете полиции, и знаю, что вы не хотите с нами разговаривать. Но подумайте о жертве, о ее близких, о том, что в итоге пострадают они.
— Знаю, — вздохнула она.
— Ваш муж — наш единственный свидетель, — продолжал Йона. — Он видел все и при этом находился рядом с местом преступления. А еще я думаю о том, что большинству тяжело носить в себе подобное…
— А, теперь вы о нем беспокоитесь, — перебила Памела.
— Я только хочу сказать, что он носит в себе воспоминания о жутком убийстве.
— Я не…
Памела замолчала. Кто-то угрожает Мии, и Памела уже начала оборачиваться через плечо, как Мартин.
Она даже купила перцовый баллончик, чтобы Мия могла защититься, если на нее нападут.
— Мы считаем, что преступник, прежде чем убить Йенни Линд, удерживал ее пять лет, — продолжал комиссар. — Не знаю, помните ли вы историю с ее исчезновением. Об этом много писали, а родители Йенни обращались к преступнику через СМИ.
— Я помню, — тихо сказала Памела.
— Недавно им показали дочь в морге.
— Простите, мне некогда. — Памела ощутила, как внутри нарастает панический страх. — У меня встреча через пять минут.
— Уделите мне полчаса после встречи?
Чтобы только закончить разговор немедленно, Памела пообещала комиссару встретиться с ним в «Эспрессо Хаус» в четверть седьмого. Слезы уже катились у нее по щекам, и Памела заперлась в туалете.
Она не решалась рассказать полиции про угрозы. Ей казалось, что так она подвергнет Мию и Мартина опасности.
Кто-то последовал за ними в Евле, сфотографировал Мию в парке развлечений.
Памела всего лишь хотела дать Мии шанс, которого не получила Алиса. Но вышло так, что она привлекла к девушке внимание убийцы.
Йона смотрел, как Памела пьет кофе. Чашку она держала обеими руками, чтобы та не слишком дернулась, когда Памела поставит ее на блюдце. Памела выглядела очень встревоженной и попросила сменить столик — выбрать на втором этаже, в глубине зала.
Каштановые волосы крупными кольцами падали на плечи, а следы недавних слез Памела постаралась скрыть косметикой.
— Я, конечно, понимаю, что любой может ошибиться, но это… Вы заставили его признаться в убийстве. Его, психически больного человека.
— Согласен, такое недопустимо. Прокуратура проведет внутреннее расследование.
— Йенни Линд… как бы это сказать… она занимает особое место у меня в сердце… я очень, очень сочувствую ее близким, но…
Памела резко замолчала и с трудом проглотила комок в горле.
— Памела, мне нужна возможность поговорить с Мартином в спокойной обстановке… желательно в вашем присутствии.
— Мартин снова в стационаре, — сухо сказала Памела.
— Насколько я понимаю, у него комплексное посттравматическое стрессовое расстройство.
— У Мартина параноидальный психоз, а вы отправили его за решетку, напугали его.
Памела отвернулась к окну и стала смотреть на людской поток на Дроттнинггатан.
Она проводила взглядом двух девушек и едва заметно улыбнулась; Йона смотрел на нее.
В ухе покачивалась аквамариновая капелька.
Памела снова повернулась к Йоне. То, что он принимал за две родинки под левым глазом, на самом деле оказалось татуировкой.
— Вы сказали, что Йенни Линд занимает в вашем сердце особое место.
— Когда она пропала, она была ровесницей моей дочери Алисы. — Памела снова проглотила комок.
— Понимаю.
— А всего несколько недель спустя Алиса погибла.
Памела взглянула в светло-серые глаза комиссара. Ей казалось, что он понимает ее, понимает, что делают с человеком тяжелые потери.
Памела, сама не зная зачем, отодвинула чашку и стала рассказывать комиссару об Алисе. Слезы капали на стол, когда она описывала поездку в Оре — до того самого дня, когда ее дочь утонула.
— Большинству из нас выпадает переживать тяжелые потери, — заключила она. — Но мы справляемся с ними. Поначалу нам тяжело, но у нас получается жить дальше.
— Да.
— Но Мартин… он как будто все еще в первой фазе и переживает шок. И мне не хочется, чтобы ему стало еще хуже — ему и так плохо.
— А вдруг ему станет лучше? — спросил Йона. — Я могу приехать в клинику, поговорить с ним там. Очень бережно, на его условиях.
— Как вы собираетесь говорить с человеком, который не решается разговаривать?
— Попробуем гипноз, — предложил Йона.
— Это вряд ли. — Памела невольно улыбнулась. — Гипноза Мартину точно не надо.
40
Мия оглядела себя, заправила прядь волос за ухо, не сдерживая улыбки, постучала в полуоткрытую дверь кабинета.
— Проходи, садись, — сказала соцработница, не глядя на нее.
— Спасибо.
Мия прошла по скрипучему полу, подвинула стул и села напротив соцработницы.
В кабинете было жарко — температура на улице снова поднялась градусов до тридцати пяти. Окно, выходящее на лесную опушку, было открыто, тихо постукивала ржавая щеколда. Соцработница что-то напечатала и подняла глаза на Мию.
— Итак. Я списалась с муниципальной соцслужбой, и мне сообщили, что апелляции от Памелы Нордстрём не поступало.
— Но она говорила, что…
Мия резко замолчала, опустила глаза и стала ковырять облупленный лак на большом пальце.
— Насколько я понимаю, — продолжала соцработница, — отказ основан на том, что обстановка в семье Нордстрём оценивается как небезопасная. Дело в муже Памелы.
— Да он же невиновен, об этом везде пишут.
— Мия, я не знаю, как рассуждала комиссия, но в любом случае апелляции не поступало… отказ никто не обжаловал.
— Понятно.
— Мы ничего не можем поделать.
— Я же сказала — понятно.
— Что ты об этом думаешь?
— Что все как обычно.
— Как бы то ни было, я рада, что ты еще побудешь с нами, — ободряюще сказала соцработница.
Мия кивнула и поднялась. Пожала руку соцработнице, закрыла за собой дверь и стала подниматься по лестнице.
Уже издалека было слышно, как Лувиса орет и швыряет что-то на пол. У Лувисы СДВГ, они с Мией вечно ссорятся.
Мия начинала думать: а вдруг Лувиса ее убьет.
Вчера ночью она проснулась от того, что Лувиса пробралась к ней в комнату. Мия слышала, как та ходит в темноте, как останавливается возле кровати, как садится на стул возле комода.
Войдя в свою комнату, Мия увидела, что нижний ящик комода выдвинут. Она заглянула в ящик и со словами «Это что еще за…» вышла.
Истертые половицы скрипели под тяжелыми ботинками. Мия распахнула дверь в комнату Лувисы и остановилась.
Лувиса стояла на коленях, вокруг нее было рассыпано содержимое ее сумочки. Волосы всклокочены, плечи изодраны ногтями.
— Позволь, пожалуйста, узнать, зачем ты забрала мои трусы? — спросила Мия.
— Ты о чем вообще? Больная. — Лувиса поднялась.
— Это же ты у нас с диагнозом.
— Рот закрой. — Лувиса поскребла щеку.
— Не могла бы ты вернуть мое белье?
— А по-моему, это ты воровка. Ты взяла мой риталин.
— А-а, опять таблетки потеряла… и поэтому мои трусы прихватила?
Лувиса затопала ногами и дернула рукава, и без того уже разорванные зубами.
— Не трогала я твои сраные трусы!
— У тебя, как это, проблемы с контролем над импульсами…
— Рот закрой! — выкрикнула Лувиса.
— Настолько крышу снесло, что ты сама уже не знаешь, что делаешь…
— Закрыла рот!!
— Небось спрятала куда-нибудь свои таблеточки, найти не можешь, а я виновата…
— Да пошла ты! — заорала Лувиса и ногой запустила какую-то тряпку через всю комнату.
Мия вышла и стала спускаться по лестнице. За спиной у нее Лувиса кричала, что убьет всех, весь интернат. Мия нацепила свою военную куртку, хотя на улице стояла жара.
Она пошла обычным путем: напрямую, мимо леска, спустилась к промышленной зоне, свернула к старым газгольдерам.
Оба кирпичных цилиндра давно уже использовались для кинопоказов, театральных постановок и концертов.
Пытаясь прогнать разочарование, Мия спустилась к воде позади большого газгольдера.
Басы и барабаны слышались издалека, еще до того, как Мия добралась до заброшенного участка.
Максвелл и Рутгер стояли возле исходящего дымом одноразового гриля.
Оба входили в маленькую группу и мечтали сделаться знаменитыми рэперами.
Максвелл подключил динамики к телефону, начал было декламировать в такт, но сбился и рассмеялся.