— Как Люми? — спросил Эрик и сел рядом с Йоной.
— Не знаю. Я ее не тороплю… точнее, это она меня не торопит. Потому что она права, мне пора завязывать с полицейской службой.
— Но сначала ты должен раскрыть дело об убийстве на детской площадке.
— Оно как будто жжет меня…
— А ты уверен, что хочешь покончить со службой?
— Я изменился.
— Это называется «жизнь». Жизнь меняет людей, — заметил Эрик.
— Но я начинаю думать, что изменился к худшему.
— Это тоже называется «жизнь».
— Прежде чем мы продолжим сессию, я должен знать, во что она мне обойдется, — улыбнулся Йона.
— Тебе сделаю скидку.
Йона глянул вверх, сквозь сплетение веток. Солнце пронизывало листву, листья свернулись от жары.
— А вот и гости, — сказал Йона.
Через несколько секунд Эрик тоже услышал, что кто-то идет по гравийной дорожке. Оба встали с гамака, обогнули коричневый кирпичный дом и направились к входу.
Мартин, держа Памелу за руку, оглядывался на железную калитку и улицу. Позади них стоял мужчина лет сорока, с острым взглядом, кривым, как у боксера, носом, в тонированных очках, белых брюках и розовой футболке.
— Это наш друг, он взял на себя лечение Мартина, — представила мужчину Памела.
— Деннис Кранц, — назвался мужчина и пожал Эрику и Йоне руки.
Эрик повел гостей по садовой дорожке вокруг дома, к кабинету, где он вел прием.
Шагая рядом с Деннисом, Йона спросил его, знаком ли тот с доктором Густавом Шееле.
Деннис прижал пальцы ко рту, словно хотел изменить его форму или выражение.
— Он наблюдал пациентов в главном здании Сетера, — пояснил Йона и придержал дверь.
— Это было задолго до того, как я начал работать психологом, — ответил Деннис.
Гости вошли в маленькую приемную с четырьмя креслами. У стены, возле встроенного книжного шкафа, стояло кресло, обтянутое искусственным мехом. На лакированном дубовом полу громоздились стопки книг и рукописей.
— Прошу извинить за беспорядок, — сказал Эрик.
— Переезжаете? — спросила Памела.
— Книгу пишу, — улыбнулся Эрик.
Памела вежливо рассмеялась и вместе со всеми последовала в кабинет. Эрик наморщил лоб и провел рукой по жестким волосам.
— Я рад, что вы мне доверяете и согласились еще на одну попытку. Постараюсь, чтобы на этот раз все вышло как надо.
— Мартин хочет помочь полиции найти Мию, ему это важно, — пояснила Памела.
— И мы очень благодарны ему, — сказал Йона. Мартин едва заметно улыбнулся, не глядя Йоне в глаза.
— Он стал очень разговорчивым после первого раза… но теперь вот откат. Не знаю, должна ли я упомянуть…
— Памела, можно тебя на два слова? — спросил Деннис.
— Погоди, я только расскажу, как Мартин…
— Если ты не против.
Следом за Деннисом Памела вышла в приемную. В гостевом туалете Деннис налил себе воды в бумажный стаканчик.
— В чем дело? — вполголоса спросила Памела.
— Мне кажется, зря ты собралась рассказать этому гипнотизеру о травме Мартина. — Деннис отпил из стаканчика.
— Почему?
— Во-первых, Мартин должен говорить сам, не торопясь, как ему удобно. А во-вторых, гипнотизер во время внушения может использовать эти знания недолжным образом.
— Но ведь речь о Мии…
79
Когда Памела с Деннисом вернулись к остальным, Мартин сидел на коричневой кожаной кушетке и покусывал пластырь на ладони. Эрик присел на край стола, а Йона смотрел в окно.
— Начнем, если вы не против? — спросил Эрик Мартина.
Тот кивнул и встревоженно оглянулся на приоткрытую дверь приемной.
— Будет удобнее, если вы ляжете, — доброжелательно напомнил Эрик.
Мартин, не отвечая, разулся, осторожно вытянулся на кушетке и устремил взгляд в потолок.
— Давайте сядем поудобнее и выключим телефоны, — предложил Эрик и закрыл дверь приемной. — Лучше, чтобы все молчали. Если кому-то понадобится что-нибудь сказать — пожалуйста, говорите негромко.
Он задернул шторы и убедился, что Мартин лежит удобно, после чего подкатил кресло и приступил к медленным упражнениям на расслабление.
— Слушайте мой голос, сейчас нет ничего важнее моего голоса… Я здесь ради вас. Вы в безопасности.
Эрик призвал Мартина расслабить пальцы ног; тот послушался. После указания расслабить икры он увидел, как мышцы на ногах Мартина обмякли. Эрик участок за участком проходил тело пациента, и Мартин, получив очередное указание, послушно расслаблялся.
— Все спокойно, умиротворенно. Веки тяжелеют…
По мере того как Эрик вводил Мартина в состояние особого оцепенения, при котором пациент отзывается на указания, его голос становился все монотоннее. Потом Эрик перешел непосредственно к индукции.
Вентилятор на столе щелкнул, закрутился в другом режиме, и шторы шевельнулись. Солнечный луч проник в щель между ними, прорезал комнату, осветил стопки книг и кипы бумаг.
— Вы ощущаете спокойствие и глубокое расслабление, — говорил Эрик. — Если вы услышите посторонний звук, сосредоточьтесь на моем голосе еще больше, еще больше расслабьтесь и сконцентрируйтесь на моих словах.
Эрик изучал лицо Мартина, его полуоткрытый рот, губы в трещинах, острый подбородок. Продолжая говорить, он отслеживал малейшее напряжение, чтобы пациент еще глубже погрузился в состояние покоя.
— Сейчас я начну обратный отсчет… С каждой новой цифрой вы будете расслабляться еще немного, — спокойно произнес Эрик. — Восемьдесят один, восемьдесят… семьдесят девять.
Продолжая обратный отсчет, Эрик, как всегда, погружался в воду вместе с пациентом. Стены, пол, потолок уплыли в сторону, мебель медленно колыхалась в темной толще океана.
— Вы расслаблены, вам ничего не угрожает, — говорил Эрик. — Вы слушаете только мой голос, сейчас есть только он… Представьте себе, что вы идете вниз по длинной лестнице, спускаетесь с удовольствием… с каждой услышанной цифрой вы спускаетесь еще на две ступеньки, становитесь все спокойнее, еще больше сосредотачиваетесь на звуке моего голоса.
Эрик вел отсчет, наблюдая, как в такт дыханию поднимается и опускается живот Мартина — медленно, как у спящего, хотя мозг Мартина, очень активный сейчас, улавливал все до последнего слова.
— Тридцать пять, тридцать четыре, тридцать три… Когда я досчитаю до нуля, вы в своих воспоминаниях снова окажетесь на детской площадке и сможете, ничего не боясь, рассказать мне обо всем, что видите и слышите… двадцать девять, двадцать восемь…
Эрик вплетал в спокойный отсчет указания о времени и месте, куда они с Мартином должны были вернуться.
— Идет проливной дождь — вы слышите, как капли барабанят по зонтику… девятнадцать, восемнадцать… вы переходите с дорожки на мокрую траву.
Мартин облизал губы, его дыхание стало тяжелым.
— Когда я досчитаю до нуля, вы обойдете Школу экономики сзади, — мягко говорил Эрик. — Остановитесь и наклоните зонтик так, чтобы отчетливо видеть детскую площадку.
Мартин открыл рот, словно пытался что-то беззвучно крикнуть.
— Три, два, один, ноль… что вы сейчас видите?
— Ничего, — еле слышно произнес Мартин.
— Возможно, там незнакомый человек делает что-то непонятное, но он не представляет для вас никакой опасности, вы спокойны… расскажите, что вы видите.
— Вокруг темно. — Мартин уставился в потолок.
— Но не на площадке, верно?
— Я как будто ослеп, — встревоженно пожаловался Мартин и дернул головой влево.
— Вы ничего не видите?
— Ничего.
— Но до этого вы видели красный домик… опишите его еще раз.
— Темно, темно…
— Мартин, вы расслаблены и спокойны… ваше дыхание замедленно. Когда я сосчитаю от трех до нуля, вы окажетесь в первом ряду театрального зала… Из динамиков звучит фонограмма: дождь. Посреди большой сцены устроена ненастоящая детская площадка.
Эрик сейчас был на одной гипнотической волне с Мартином; он видел, как тот опускается в толще темной воды. Лицо Мартина с крепко сжатым ртом стало пупырчатым от множества серебристых пузырьков.
— Три, два, один, ноль, — отсчитал Эрик. — Детская площадка на сцене — просто картонная декорация, она ненастоящая, но актеры загримированы под людей, которых вы видели. Они действуют и разговаривают так же, как действовали и говорили те люди.
Лицо у Мартина напряглось, веки задрожали. Памела узнала на лице мужа выражение боли. Может, попросить гипнотизера, чтобы он не так давил на Мартина?
— Поодаль стоит фонарь, от него исходит слабый свет, — проговорил Мартин. — Перед ним дерево, но когда ветки качаются от дождя, немного света падает на лазалку.
— Что вы видите?
— Пожилую женщину, одетую в мусорные мешки… у нее на шее странное украшение… она тащит грязные пластиковые пакеты…
— Посмотрите на сцену еще раз.
— Там слишком темно.
— Над дверью аварийного выхода есть табло, его свет достигает сцены, — сказал Эрик.
У Мартина задрожал подбородок, по щекам потекли слезы; он едва слышно заговорил:
— Два маленьких мальчика сидят в грязной луже…
— Два мальчика?
— Дети играют, мамы смотрят на них, — прошептал Мартин.
— Кто говорит эти слова? — спросил Эрик, чувствуя, что у него самого подскочил пульс.
— Не хочу, — произнес Мартин со слезами в голосе.
— Опишите человека, который…
— Ну, довольно, — перебил Деннис и тут же понизил голос. — Простите, но я обязан прекратить сеанс.
— Мартин, бояться совершенно нечего, — продолжал Эрик. — Я очень скоро выведу вас из гипноза, но сначала скажите мне, кого вы услышали, кто произнес слова про мам и детей. Я хочу, чтобы вы увидели этого человека на сцене.
Грудь Мартина теперь поднималась рывками.
— Темно. Я слышу голоса — и все.
— Рабочие сцены включили прожектор и направили яркий луч на Цезаря.
— Он прячется, — заплакал Мартин.
— Но луч света следует за ним, падает на Цезаря, когда тот стоит возле лазалки…
Эрик вдруг замолчал: Мартин перестал дышать. Глаза закатились и побелели.