«Эй, криволапый!» – рявкнул сержант. Доберман с забинтованным плечом нехотя двинулся к машине. Я замер. Острое лицо, улыбка, похожая на волчий оскал, дрожащий кончик крупного носа. Фурри чуть нагнулся над приоткрытым стеклом, глубоко вдохнул, пошевелил ноздрями. Улыбка стала ещё шире. Доберман отозвал сержанта в сторону и что-то зашептал тому на ухо. Сержант пару раз покосился на меня, а потом быстро направился к своей будке. Теперь оставалось только догадываться, кому сейчас звонит полицейский слизняк – в управление или одному из бригадиров Аффатто. Если это Аффатто, то пройдет минут пять, пока новость доберется до ушей их дона. Ещё пять минут на звонок дона Аффатто в резиденцию Барбаросса. Плюс обратная цепочка. Итого – четверть часа. Хватит на то, чтобы выкурить половину сигары.
Ровно через пятнадцать минут шлагбаум пополз вверх. Кто-то дал сержанту указание беспрепятственно пропустить в город красную клянчию, под завязку набитую отличным сырьем для дури. И я догадывался кто.
Единственному наследнику империи Карлиони не рекомендуется слишком часто бывать на территории других кланов, поэтому восточную часть города я знал неважно. Сегодня это было мне только на руку. Я пропетлял по незнакомым улицам около часа, действительно заблудился и даже обратился к продавцу сахарной ваты с просьбой о помощи. Мне требовалось потянуть время – не только растрясти курьеров, но и дать возможность Барбаросса оценить ситуацию. К тому же я предполагал, что уличный торговец (и, разумеется, шестерка-дилер) сообразит доложить о том, что небезызвестная клянчия ещё не добралась до резиденции в южной части Норка.
– Дон Тино, – рука-лапка дотронулась до моего плеча. – Нам совсем худо.
– Уже скоро, бородавочка. Терпи, – усмехнулся я. Пора было возвращаться домой.
Педаль ушла в пол, мотор взревел. Растущие по обочине акации помчались навстречу с огромной скоростью. На заднем сиденье кто-то охнул, издал гортанный звук, и в салоне завоняло гнилью. «Пока доберемся, от машины ничего не останется». Я пожалел, что не лишен обоняния, переключил скорость и снова выжал газ.
Я вел машину неровно, резко притормаживая на поворотах так, чтобы сидящие сзади лягушки выблевали всё содержимое желудков и даже сами желудки, по возможности. Кожаный верх был полностью откинут, но бриз так и не смог перебить отвратительного кислого запаха испорченной обивки. Машину придется продать. Или лучше подарить кому-нибудь из рядовых бойцов. Ребятам будет приятно получить тачку самого Тино Карлионе.
– Дон Тино, пожалуйста… Долго ещё? – лупогла-зенькая ещё держалась, но это уже не имело значения.
– Приехали. Stop!
Пепе встречал нас у крыльца. Стоял на нижней ступеньке и хмурился. Обычно улыбчивый и внешне безобидный консильери никогда мне не нравился. Мне не нравились его колючий подбородок, его мешковатый костюм-тройка, нарочито-медленный крестьянский говорок (хотя, думаю, он, прежде чем сказать что-то вслух, просто проговаривал мысль про себя), его манера шевелить губами и цепкий взгляд. Всеведущий Пепе, хитрый Пепе, Пепе-плотник (когда-то юный Пепито зарабатывал этим на жизнь), он считался правой рукой отца и моим наставником. Именно он двадцать лет назад посоветовал дону решить вопрос с наследником не вполне обычным образом, после чего и получил должность старшего советника. То, что консильери уже знал о моем приезде и ждал на крыльце, означало одно – план сработал.
– Салют. Рад видеть тебя, сынок, в добром здравии. Мы тут думали, что ты поехал в Ла-Фергус поиграть в рулетку, и не слишком уж волновались. Но, гляжу, ты был в другом месте. Увлекся зверушками? – Пепе, прищурившись, смотрел, как жерлянки неловко выбираются из машины – одна, другая, третья.
– Ты не понял. Look! – я схватил двух едва стоящих на ногах девчонок за плечи и толкнул к крыльцу. – Это же товар. Слушай. Я немного их растряс, и они испортили мне тачку. Завтра закажу новую. Так вот, о чем я? Это не просто товар, а эксклюзив. Догадайся откуда? Ну? Не поверишь – от самой старухи Перрес!
Торжествующая и глуповатая улыбка не сходила с моего лица. Джузеппе переводил взгляд то на меня, то на жерлянок и тихонько шевелил губами.
– Выходит, всё выблевали подчистую?
– Одна вроде «полная». Ну и что? – я возбужденно подпрыгнул на месте. – Главное, я и Перрес обо всем перетерли, как полагается. Вообще странно, что это раньше никому не пришло в голову! Только мне! Мне! Это же отличная idea! Правда, Пепито?
– У Аха Перрес хороший товар, – консильери о чем-то усиленно думал. Я почти слышал, как скрипят его тяжелые плотницкие мозги.
– Хороший? Ты шутишь! Да у неё лучшее сырье во всем штате! Она готова поставлять по дюжине «полных» курьеров в месяц, если качество пробной партии нас устроит. Представляешь, Пепито! Дюжину отличных напичканных дурью лягушек! С такими объемами мы натянем Бородатого за неделю. А старик дома? Пойду порадую его новостями.
– Погоди, – Пепе наконец-таки сошел с крыльца и одним шагом преодолел расстояние от нижней ступени до открытой дверцы клянчии (иногда тяжеловесный Джузеппе напоминал кабана-фурри). – Твой отец обо всем уже знает, сынок.
– Так ему доложили? Откуда узнали? Нет, правда… Он рад? – взволнованно зачастил я.
– Тут видишь как… – консильери замялся, подбирая правильные слова. – Ты молодой, жаркий, скорый на решения и пока не слишком шаришь в политике. Ты это… маленько облажался, сынок. Два раза облажался. Первый, когда решил всё сделать сам, не спросив совета у старших. Второй… Когда воспользовался восточными воротами. Почему ты въехал через шлагбаум этой жирной скотины – Аффатто? И почему не пришел ко мне, когда надумал отправиться на болота? Малыш, мы же с тобой договаривались – ничего не делай, не посоветовавшись со мной…
– Ах, вот оно как! – осторожная ярость подкатила к горлу. Мне даже не пришлось слишком притворяться – всякий раз, когда Пепе выдавливал из себя это карамельное «малыш», меня начинало по-настоящему трясти. Разумеется, не так сильно, как трясло бы, будь я человеком, но достаточно для неприятного скрипа в челюстях. – Послушать тебя и отца, так Тино Карлиони не смеет даже шагу ступить самостоятельно!
– Не кипятись! Ну почему, почему ты не въехал «нашим» шлагбаумом?
– Да потому что эти хреновы головастики внезапно передумали удерживать внутри себя смесь! А пилить к южным воротам – терять три часа на объезд! Fuck! Я рисковал! Я притащил вам поставщика отличной дури! И что взамен? «Отец недоволен тобой, Тино», «ты не разбираешься в политике, Тино», «не лезь не в свое дело, Тино».
Я давно уже успокоился, но продолжал кричать и скрипеть челюстями, сам себе напоминая зубастого рождественского вояку с сабелькой из фольги. Пепе тяжело молчал.
Лягушка – не фурри, а обычная – выползла на дорожку и уселась прямо посередине светового пятна (дом и аллея всегда хорошо освещались). Я с удовольствием опустил на треугольную голову ботинок и впечатал влажное пятно в плитку патио. Одна из моих недавних спутниц, кажется, лупоглазенькая, вздрогнула и задавила испуганный всхлип.
Тощенькая и даже симпатичная жерлянка-фурри, или, как они сами себя называют, «истинная лягушка», жадно хватала ртом вечерний воздух, не решаясь поинтересоваться собственным будущим.
Я мог ей рассказать. Я мог рассказать, что сейчас их, скорее всего, загонят в подвал, где хирург-самоучка под местным наркозом вскроет нежные пятнистые животы, чтобы достать оттуда товар. У «полного» курьера это четыре-пять фунтов полупереваренных галлюциногенных пиявок. Но и незадачливые перевозчики тоже пойдут под скальпель, потому что даже четверть фунта концентрата означают тысячи сольдо в годовом балансе семьи Карлиони. Потом пиявки поедут на стерильных тележках в лабораторию, оттуда в цех, а оттуда выберутся на улицы Норка в виде зелёного порошка – не самой плохой штуковины, которую можно найти в этом городе и его окрестностях.
Я мог рассказать всё, потому что всю цепочку я вызубрил получше азбуки, которую отец вручил мне на шестой день рождения. Я знал всё от А до Z, от выуживания из вонючей тины пиявок и скармливания их курьеру с заранее растянутым камнями желудком до самого последнего этапа… До момента, когда дурь из кармана дилера перекочевывает в потную ладонь нарика. Я мог рассказать, как выдерживают в эмалированных лотках вязкую, похожую на медузу субстанцию и как потом выпаривают из неё порошок. Я мог рассказать про студиозусов и актерок, которые ошиваются на улицах в ожидании знакомого дилера, и про легавых, которые частенько приторговывают наркотой из-за полуопущенных стекол своих авто. Я мог рассказать… Но вместо этого я отодвинул Джузеппе и направился к крыльцу.
Джузеппе кивнул бойцам, и те, привыкшие к его манере отдавать приказы жестами, повели курьеров в дом через черный ход. Сам консильери внутрь возвращаться не спешил. В саду, благоухающем цветущими мандаринами, думалось отлично, и Джузеппе присел на скамью.
Да. На этот раз мальчишка действительно облажался! Это тебе не забавы-вечеринки с девками и с пальбой по прохожим; и не угон полицейского цеппелина со стоянки управления. Пацан обделался сам и подставил семью! Хуже всего, что теперь о поездке знают не только Аффатто и Барбаросса. Уж наверняка они сообщили остальным семьям, что Карлиони совсем обнаглел и нарушил все старинные договоренности. А доказывать, что Тино сговорился с черепахой без ведома отца, – чушь! Кто поверит, что наследник великого папы Карло – своевольный дурак! Да ещё этот бездарный кусок полена умудрился растрясти по пути курьеров, и теперь отдать их Барбаросса вместо отступного не получится. С какой стороны ни возьмись – семья Карлиони выглядит не слишком красиво. Плохо она выглядит. Ох как плохо…
Джузеппе вздохнул, полез во внутренний карман пиджака за целебной облаткой. В последнее время у него побаливало под ребрами, но от лекаря он это скрывал – боялся, что тот проболтается дону и дон отправит верного консильери на больничную койку. А какие тут отдых и лечение, когда город лихорадит? После смерти старого Барбаросса всё и так висит на волоске. Молодой Барбаросса (хотя не слишком он и мол