Солнце жгло, но ветер всё так же тянул, а иногда налетал, быстрый, как удары ножа. Рваный.
Они ещё походили по улице, заглянули в пару окон. Углубились в чей-то сад и выбрались, покрытые паутиной и древесным мусором.
Колхозного сада нигде не было. Во все края тянулись густевшие по мере углубления заросли, но явно не шелковичные.
В конце концов присели на поваленный бетонный столб некогда крепких ворот.
Димон положил мешок с лотками и пакетами, Кирюха – борсетку. Их ужасно надоело с собой таскать.
Посидели. Помолчали. Солнце било слишком ярко, ветер шумел вершинами, дрожали, как от холода, осины. Сидеть было неуютно.
– Ну что, пошли ещё походим? Где-то ж оно есть?
– Только давай не будем всю эту хрень таскать, я тебя умоляю, – сказал Димка. – Тут же нет ни собаки и не будет.
– Ну ладно, – с сомнением отозвался Кирюха. – А если шелковицу найдём?
– Тогда вернёмся.
Кирюха переложил ключи и документы из борсетки в карман, а саму её сунул в пакет.
Внезапный шорох шагов раздался за спиной так близко, что у Димки похолодел затылок и погорячело внутри. Они оба одновременно обернулись.
Никого.
В разваленном дворе обшитого зелёными планками дома без крыши что-то шумело. Громко шуршало травой.
– Ёжик? – сказал Кирилл полувопросительно.
– Скорее всего. Пойду гляну, – Димон встал с холодного бетона и полез в чернобыльник, проросший сквозь доски давно упавших ворот.
Кирилл остался сидеть.
Никакого ежа Димка так и не увидел, трава была густая, а шорох, похожий на шаги, стих.
Нет, он увидел что-то тёмное и нагнулся, но тут же отшатнулся от запаха разложения: в траве, неловко вывернув крыло и шею, лежал свалявшийся, уже не блестящий, давно мёртвый грач.
– Там птица дохлая, – сказал Димка, возвращаясь к столбу. Лазить по двору ему расхотелось.
– Так это она и шуршала, – кивнул Кирилл.
Димка невесело усмехнулся, а про себя вздохнул. Он как-то начал уставать, сам не пойми от чего.
Облака наползали, медленно и ровно. С постоянной, едва заметной глазу, скоростью. Он были тяжёлые, мокрые, с синевато-серыми плоскими днищами; сливались в тучу и темнели. Свет приобрёл какой-то сумеречный оттенок.
– Мож ну её к хренам, эту шелковицу? – без особой надежды спросил Димка. Он хорошо знал Кирюхино упрямство в таких делах.
Кирюха же, считавший, что Димон занудствует на ровном месте, сказал едва ли не осуждающе:
– Ну и чего мы сюда чесали? Не, пошли уже.
Димон пожал плечами и согласился. В конце концов, не он за рулём. У него ни машины, ни прав вообще нет. Только велосипед. Ну а, как известно, чья тачка, тот и главный.
– Сад должен быть с той стороны, по идее, – рассуждал Кирилл. – Может, там ещё была улица, за теми зарослями?
– Слушай, а может, это вообще не то село? – спросил Димка.
– Да то, – сощурился на выглянувшее солнце Кирюха. – То. Другого тут просто нет.
Они снова дошли до конца улицы. Тупик. Видно, сад и правда был где-то за селом, со стороны неведомой старой дороги.
– Пошли напролом? – предложил Кирилл.
– А пошли, – вдруг неожиданно легко согласился Димка. Ему просто надоело слоняться туда-сюда, и хоть какое-то иное действие радовало.
Прикрываясь рукавом, натянутым на кулак и зажатым в горсти, Димон полез первым. Кирюха отставал ровно настолько, чтоб не получить крапивой или разогнувшейся веткой по лицу.
– Смотри-ка, а тут вишни…
– Значит, сад был.
– Опа…
Стена зарослей истончилась, поддалась, едва Димон переступил, чуть не запахав носом, через сломанный, лежащий на земле плетень. Дальше стоял ряд серебристых тополей.
А за ними – брошенный дом.
Большой, явно старый, из красного кирпича, обмазанный осыпавшейся глиной и когда-то белёный. Четырёхскатная крыша, крытая железом, была цела; круглые своды окон выдавали здание старой-старой постройки; рамы пустовали, только в одной глазнице застрял треугольный кусок мутного пыльного стекла.
Димон сделал несколько шагов параллельно стене, Кирюха двинулся в другую сторону, туда, где виднелись сарай и какие-то постройки.
– Ух ты, блин, – пробормотал Димон, резко останавливаясь. И упреждающе протянул руку. По спине посыпались крупные мурашки, всё тело будто током прошило.
– Там кто-то есть, – тихо, внезапно хрипло сказал он Кирюхе.
У того расширились зрачки, но он повернул голову к дому. И успел заметить движение.
Странное дело – в городе встречаешь десятки, сотни человек, и ничего.
В пустом незнакомом дворе разве что чуть пристальнее глянешь на мужика, идущего тебе наперерез, да и всё.
В лесу насторожишься и приумолкнешь, увидав человека за деревьями.
А в брошенном селе, в пустом доме с дырявой крышей, в дикой глуши, увидеть человека отчего-то страшно. Будто волка или кабана. А то и страшнее.
Беглый бандит, больной бомж, сиделец-алкаш, чёрный археолог, – кто угодно. Это мог быть кто угодно.
Не давая себе застыть в испуге, Димка медленно поднял ногу и шагнул к дому. Что-то смущало его в увиденном движении.
Человек, или что оно там, тоже пошевелилось, изменил своё положение тёмный силуэт на светлом фоне.
Вот фон-то и смущал.
– Дим, – окликнул Кирюха.
– А ну… Странно… Щас, – шёпотом отозвался Димон и пошёл уже смелее.
Силуэт в доме, вроде бы двигаясь ему навстречу, оставался на месте, и Димона это несколько успокоило.
Он решительно подошёл к окну и – заглянул внутрь.
На него взглянул человек, лицом к лицу, и лицо это было в тени, а позади него – мутнеющее голубое небо и ветки зелени, машущие на ветру, на просвете редких солнечных лучей.
Человек был вылитый Димка.
Зеркало.
– Это зеркало, – сказал он негромко. – Зеркало, Кирюх.
– Фууууух, мать его, – шумно выдохнул Кирюха, подходя и заглядывая. – А я аж испугаться успел.
– Да не говори… – Димон замолчал – не хотел показывать заметную дрожь в голосе.
Зеркало оказалось расколотое, узкое, в высокой резной деревянной раме, перекошенной и чёрной. Не рассохшейся, а как бы наоборот, размокшей. Пыль и мелкая зеленоватая замшелость по краям покрывали потемневшее стекло. Вверху, у косого скола, забравшего правый верхний угол, осыпалась амальгама. Оно стояло на облезлом стуле, так, чтобы отражать всё, что за окном. Пол и сиденье стула были засыпаны сырой глиной с обваливающегося потолка.
Страх прошёл, и парни теперь один вперёд другого желали обследовать дом. В окно лезть не стали, решили найти дверь.
Они прошли вдоль стены в сторону двора, всем телом проламывая репейник и матёрую дикую морковь, прикрываясь поднятыми локтями. Впрочем, в самом дворе, лишённом остатков забора, бурьян рос пусть и буйный, но не выше колен.
За двором и домом, под сенью старых-старых вязов и тополей, не росло ни кустов, ни сорняков. Там был почти лес. Наверное, так, вокруг дома, легче выбираться обратно, прикинул Димка.
Тут было жарко, и они расстегнули кофты, полные репьёв после штурма зарослей.
Во дворе, кроме длинного низкого сарая с запертыми дверьми и мутным, заляпанным побелкой окошком, обнаружился ещё погреб с открытой дверью.
Над входом сидел жук-олень, но, когда Димон тронул его, обнаружил, что жук давно высох и держался лишь чудом. Тельце упало вниз, один рог сломался.
Погреб был вполне себе обычный – тоже обмазанные глиной, белёные известью кирпичи, выпирающие углами из продавленного сводчатого потолка; косые каменные ступени. Их истёртые блоки оказались неудобными, короткими; свод нависал низко и мокро, на нём сидели рыже-серые ночные бабочки, не то спящие, не то, как жук, мёртвые. Внизу сгущалась темнота. Заплесневелая, полуобитая облезшей мешковиной внутренняя дверь косо висела на одной петле. Пыльно отсвечивали в темноте банки, белела на полу осыпавшаяся известь. Стояла пара вёдер с какими-то гранулами.
– Что это? – спросил Кирюха, указывая на вёдра. – Удобрение какое-то?
– Нитроаммофоска, по ходу, – пожал плечами Димка.
Кирилл вошёл под арку и спустился на три ступени.
– Мож ну его нафиг? – спросил Димка. – А то ещё надышишься там чем-нибудь.
– Да ну. А что то?
Он показал на жестяную коробку. Она лежала на второй снизу ступеньке, смутно поблёскивая закруглённым углом.
– Не вижу толком.
– Коробка такая из жести маленькая, величиной ну с блокнот.
– Аа. Из-под сигар, может. Портсигар или хрен его знает. А может, из-под чая или там леденцов каких-то, – Димка, честно сказать, понятия не имел.
– Я достану? – Кирилл застегнул кофту почти до подбородка.
– Давай я полезу.
– Да не, я сам. Интересно же.
Про то, что Димон ничего в сумраке подвала не разглядит, Кирилл умолчал – оба и так знали.
Он продолжил спускаться, осторожно, пригнувшись. Мрак под сводом принял его, красные полосы на спине спортивной кофты казались не такими уж яркими, светоотражающая полоска на рукавах тоже потускнела, словно ей нечего было отражать.
– Блин, – пробубнил он. – Ступеньки кривые вообще. Как можно сделать такие кривые ступеньки?..
– Осторожно, – сказал Димка на всякий случай. – Аё!..
Шум.
– Что такое?
Тишина.
– Что там? – спросил Димка уже тревожнее.
– Аххх… – прошипел Кирюха. – Ногу подвернул немного.
– Сильно?
– Да не, не совсем подвернул, а так, знаешь… подогнул. Но, зараза, неприятно. Тут ступенька стёсана как бы внутрь… И нога поехала.
– Болит?
Несколько секунд тишины.
– Не, окей, наступать можно.
– И что там?
– Слушай…
Тишина.
– Что?
– Слушай, тут, по-моему, книги какие-то. На полках.
– Да ну ни фига себе!
– Блин, фонарик не взяли… Ну как всегда. – Голос Кирюхи казался глуховатым и низким. – Темень, щас глаза привыкнут, посмотрю.
– Давай за фонариком сгоняю? – предложил Димка.
– Слушай, ну сгоняй. Я пока осмотрюсь.
– Там потолок не обваливается?
– Не, крепкий.
– Ты б лучше вылез.