Но есть и обратная сторона. В нас скапливается множество бесполезной информации, как отходы, как огромная мусорная корзина. Раньше люди избавлялись от неё при помощи сна, но сейчас стало сложнее. Информации так много, что сна недостаточно. Мусор накапливается, отгружается в уголках сознания. Эти пыльные черные мешки забивают извилины и в конце концов приводят к сумасшествию.
А теперь представьте, что вы вживили скретч-карту, которая похожа на ураган, вбрасывающая тонны информационного мусора прямиком в ваш мозг. Чтобы не умереть сразу, вам нужно «воодушевление». Один наркотик дополняет другой.
О, «воодушевление». Оно позволяет избавляться от мусора внутри головы. Постоянно болтать. Вести чаты, блоги, переписки, странички. Писать книги. Общаться с кошками. Изрыгать тот мусор, который вам не нужен. Гигантский спрос обусловлен тем, что позволяет хотя бы немного прийти в себя. Антистресс современного мира. Почти лекарство от всего.
Я хотел написать статью о том, что бывает с людьми, которые вовремя не слезли с «воодушевления». Как наркотик заставляет их блевать информацией с кровью, высушивает их мозги, выпрямляет извилины. Они не могут остановиться и умирают, бормоча что-то несвязное, набирая в своих блогах бредовые предложения, рисуя каракули…
О, «воодушевление». Чтобы не умереть графоманом, нужно брать другие наркотики и снова качать себе информацию. А потом чиститься. И снова качать. До бесконечности. Замкнутый круг, из которого нет выхода.
Признаться честно, я был слишком пьян, чтобы в подробностях запомнить происходящее. Загруженный в сознание фильм не произвел впечатления. Помню мерзкое послевкусие наутро, когда остро хотелось подгрузить бодрящие мелодии и посмотреть что-нибудь легкое и развлекательное.
Однако жене понравилось. Даже больше – ей захотелось попробовать еще раз. И она отправилась к этому человеку через несколько дней. Жена купила сразу десяток «воодушевлений» и годовую подписку на свежие обновления.
После этого я начал ее терять.
Я был слеп, молод, стремился занять свою нишу в журналистской среде, писал статьи ночи напролет, ездил на вечеринки, участвовал в вэбинарах. Я упустил тот момент, когда можно было что-то безболезненно исправить.
Как-то раз она наткнулась на скрина. Тот лежал без сознания. Видимо, почти угас. Надо было вызвать службу очистки, но жена вдруг увидела на виске скрина вшитый заряженный скретч-код. Решение пришло спонтанно. Она затащила скрина в дом, оторвала пластину и подключила себе, одновременно активировав «воодушевление». Среди скринов есть легенда о профильтрованной информации, прошедшей два пути очистки. Чистой, незмутненной, самой вкусной…
Волна нелегальной информации была столь мощная, что жена потеряла сознание. В таком состоянии я и застал ее дома. Картинка для статьи: окровавленный мертвый скрин, лежащая рядом с ним без сознания моя дорогая, любимая, обожаемая.
Тогда я решил, что должен найти способ избавить жену от информационной зависимости.
Вариант первый: позвонить в службу очистки. Представители службы приезжают в течение двадцати минут. В девяти случаях из десяти очистка заканчивается физической смертью. Это излишки производства и последствия перегибов. Правительство не заинтересовано в том, чтобы лечить скринов.
Вариант второй: прибегнуть к народному способу.
Я провел три месяца в трущобах. Я набрал материала на десяток статей вперед. Многие из этих статей я никогда не напишу, потому что они не просто остросоциальные, а опасные. Никакой расширенный доступ не позволил бы людям читать то, о чем я бы мог написать.
Одна из статей была бы посвящена излечившимся скринам.
Народный способ жесток, но оправдан. Главный его посыл – перетерпеть дикое, нестерпимое желание закачать в мозг новую информацию и избавиться от мусора. Надо отключить биг-глобал-социальные сети, новостные ленты, сайты друзей и знакомых. Надо отказаться от фильмов, музыки, книг, видеороликов. Надо перестать комментировать любые события, создавать и заходить в чаты и на форумы. Блокировка и отключение всех скретч-кодов на неделю. Полная информационная изоляция. Только пустая квартира, запирающаяся на старый «физический» замок.
Все съемные пластины – выбрасываются. Все вживленные – уходят в «сон». Удалить их хирургическим путем невозможно, если хочешь остаться прежним человеком, поэтому выход один – терпеть.
Говорят, первые несколько дней лечения невыносимы. Голодный мозг пытается самостоятельно создать галлюцинации, вбрасывает видения, фантомную информацию – а в результате переваривает сам себя. Люди умирают, пытаясь пережить это. Но смертность все равно ниже, чем в результате стандартной очистки.
Я люблю свою жену, я верю, что она выживет.
Время от времени жена возвращалась к привычной жизни, и в эти моменты она умоляла меня придумать что-нибудь. Но потом покупалось новое «воодушевление», и жена проваливалась в мир фантазий.
Такое иногда случается с людьми. Фантазии берут вверх.
Но мы все же оказались в трущобах.
Я оттолкнул жену от мертвого скрина, вырвал из ее рук окровавленные скретч-коды.
– Не надо так со мной, – шепнула жена. – Зачем?
Я взял ее за плечи, встряхнул. Сказал о том, что она знает, что делать. Нужно только перетерпеть.
Мы обговорили план задолго до приезда сюда. Собрали материал. Обсудили. Жена была готова. Вернее, я надеялся, что готова…
Она покорно поднялась, отошла к окну, застыла в ожидании.
Я вышел в коридор, поднял пакеты и отнес их на кухню. Там, на кухне, выкладывая продукты в холодильник, я взял ключ от двери и положил его на боковую дверцу, прикрыв шоколадным батончиком.
Без ключа нельзя открыть дверь квартиры изнутри. Через несколько дней жена придет в себя и узнает, где лежит ключ. До этого момента она перевернет вверх дном всю квартиру, проклянет меня тысячу раз, но – выживет.
Я знал о народном способе кое-что еще.
Человек должен быть абсолютно уверен, что все получится – только в этом случае он сможет помочь себе сам.
Абсолютно – это ключевое слово.
Но парадокс заключается в том, что людям свойственно сомневаться. Никто ни в чем не может быть уверен до конца. Мы отважные и самоуверенные только в одном состоянии – во сне. Или когда попадаем в мир фантазий и галлюцинаций.
Например, при помощи современного сна – «воодушевления»…
Я человек полезной профессии – я умею сочинять правдивые истории.
Именно поэтому я решила, что лучший способ вылечиться народным способом – придумать историю, в которой мне хотелось бы жить.
Персонаж.
Мне нужен любящий муж, немного неуклюжий и чуть самовлюбленный. Я должна понимать, что без меня ему будет хуже. Он испытывает чувство вины, а я боюсь, что своим поведением разрушу любовь. Такое вот нехитрое переплетение.
И еще моральный толчок. Именно муж уговорит меня заняться опасной процедурой. Но наша любовь преодолеет все преграды. Главное – прописать по пунктам и запомнить.
Поверить!
Плюс «воодушевления» в том, что от него у меня сильнейшие галлюцинации. Мозг сам создаст из истории реальность. Мне же надо только сосредоточиться на деталях.
Через два дня я приду в себя: одинокая молодая девушка, случайным образом «распробовавшая» на одной из вечеринок запрещенную информацию. Я буду лежать на скрипучей кровати в университетском общежитии, пытаясь сообразить, где реальность, а где выдумка. Еще неделя понадобится на то, чтобы зажить, наконец, обычной человеческой жизнью, с лицензионными скретч-кодами в висках. Никакой запрещенной информации. Только полезная жизнь.
Но сейчас я активирую «воодушевление» в последний раз. Поверю в то, что люблю мужа, что мы в трущобах и что все будет хорошо. Я буду полностью уверена в том, что справлюсь. Потом найду выдуманный ключ в выдуманной квартире, открою дверь – и избавлюсь от галлюцинаций и смертельной зависимости.
Перед тем как активировать «воодушевление», я мимолетом думаю о том, что иногда приходится стирать из памяти тех, кого сильно любишь – пусть их и не существовало на самом деле.
А еще думаю: разве не для того нужно воодушевление, чтобы писать истории, в которых хочется остаться навсегда?
♀ Клака
Яся не была дома уже целую вечность. День-деньской катается на электричках, в автобусах и в метро, бродит по выставкам, мечется от поликлиники к поликлинике, от школы к школе. Ночует в парках, на вокзалах и очень редко – в клубах: там темно, лица не видно. А это в её работе самое важное.
Больше всего Яся любит заниматься детьми. С ними просто и ясно. А результат – вот он, перед глазами, и думать не надо – получилось ли, нет. Вот со стариками куда сложнее. Жалко их, да и палку страшно перегнуть. У кого сердце слабое, у кого сосуды; не приведи Небо, напугаешь ещё до смерти – или того хуже, обрадуешь до приступа. Но самое скверное, конечно, болванчики. Всё им нипочём – и свист, и аплодисменты. Глянут рыбьими глазами и шлёпают себе дальше…
Только статистику портят.
Работа беспокойная, даже в обед перекусить не дают толком. Вот и сейчас, лишь стоит присесть за столик на летней веранде под большим, как парус, полотняным зонтом, да придвинуть чашку с кофе по-венски и слоёный завиток с орехами, да прищуриться сладко на реку Москву, на отмытое до скрипа небо – как тренькает в кармане телефон.
«Кофейня, зал, столик у окна, мужчина в сером поло. Освистать!»
Яська отставляет неохотно чашку, тащится в зал, на ходу поправляя лицо. Свалится ещё… На пороге приостанавливается и вглядывается в полумрак, старательно сливаясь со стеной.
А вот и он, тот, который в поло.
Действительно, её клиент. С виду тонкий, сухой, очки дорогие, планшет вообще – пол-Ясиной зарплаты. А рядышком официанточка вытянулась по струнке и трясется.
– Но вы же еще не заплатили…
– Как же? – говорит он мягко, с вежливым укором. А у самого над головой так и вьётся кисло-жёлто-зелёная злорадная мошкара. – Дал вам купюру, пять тысяч. Вспомните, милая барышня.