Он отрешенно молчал.
— Я помню, тогда в вагончик ты с ее туфлями прибежал, чистил их. Туфельки для Илоны… Гоша, а ты не пробовал их помирить?
Он резко дернул головой. Катя не поняла — да, нет? Ждала, может, что-то скажет мальчишка. Он достал из корзинки яблоко, хрустнул им.
— Зря не хочешь, — встал, снова поставил ногу на барьер. — На представление сегодня останешься?
— Еще не решила. — Катя пожала плечами. Странно, из всех цирковых ей было отчего-то труднее всего лгать этому пареньку. Может, потому, что он был самый молодой из них. Молодым ложь категорически противопоказана.
— Гошка, хватит рассиживаться! — Дыховичный сделал нетерпеливый властный жест. Так хозяин подзывает дворового пса. Взгляд его скользнул по брату, остановился на Кате. — Иди работать!
Они начали репетицию. Липский то и дело прерывал их. И Кате было странно: ведь это не спектакль, что он к ним так придирается — к каждому жесту, каждой реплике? И почему он вообще к ним привязался? Ведь они не просили его. А он… Словно для того, чтобы отделаться от нее, корреспондентки, и ее вопросов.
Она оглядела манеж. Сколько людей, какая суета, все заняты и словно не обращают на нее внимания.
Или делают вид? А она тут одна, совсем одна среди них. Сердце ее снова тревожно сжалось. Кто же из них? Кто? Почему он убивает?
Ей захотелось выйти на воздух. В шапито терпко пахло потом — конским, людским. Прежде она этого словно не замечала, а сейчас… Этот клубок в горле.
Катя подняла глаза. Сверху, из ложи осветителей, на нее в упор смотрел Генрих Кох.
Глава 31ЗА КУЛИСАМИ
Она чувствовала: еще секунда — и ей не хватит дыхания. Страх, охвативший ее душной волной, был осязаемым, липким, как паутина. Он был рядом — страх. А она была одна. Катя взглянула туда, наверх.
Кох исчез. Куда он делся?! Мгновение назад она видела его. А сейчас — пустая ложа. А над ней оранжевый купол, путаница трапеций, канатов, лонж.
Братья Дыховичные убрались за кулисы. На арене у самого барьера теперь разминался совершенно незнакомый Кате артист: жонглер-эксцентрик. В воздухе бешено мелькали сначала бутылки, затем кегли, потом зажженные факелы. Жонглер подбрасывал их вверх, ловил, совсем не обращая внимания на жгучее пламя.
Катя поднялась по ступенькам амфитеатра. Глянула на часы — до начала представления остается не так уж много. Но как же медленно тянется время!
Какой бесконечный день! А когда-то она так мечтала провести целый день в цирке и собственными глазами увидеть… Жизнь. И вот мечта ее почти исполнилась. И это не последний ее день здесь. Завтра, если ничего не случится по придуманному Колосовым плану, она должна будет приехать сюда снова. Приезжать до тех пор, пока…
Ты в поле его зрения. Он пристально за тобой наблюдает. «Он хочет знать, что знаешь о нем ты», — вспомнила она слова Никиты. Господи, а что я знаю?
И с чего Колосов так уверен, что убийца думает именно так? И зачем она ему поддалась, зачем так быстро согласилась с этой его идеей? Почти безнадежной, бредовой идеей. Ведь Вадька говорил: «Так такие дела не делаются». Так убийц не ловят. А как ловят? Как?
Она спустилась, вышла из шапито. Ладно, хватит, довольно. По плану именно сейчас она должна зайти (будто невзначай) к администратору Воробьеву. Побеседовать с ним о статье и.., не только. «Сама там сориентируешься, как лучше построить разговор, — инструктировал ее Никита. — И желательно, чтобы при вашей беседе присутствовал еще кто-то. Ты должна создать впечатление, что пытаешься собрать информацию об отношениях Погребижской с различными членами труппы. Ну, не мне тебя учить. Задавать вопросы с подтекстом ты умеешь».
Путь в администраторскую лежал мимо конюшни.
Мимо того самого проклятого места. Наверное, там на асфальте еще видна ее кровь. Ведь за эти дни так и не выпало дождя.
Двери конюшни полуприкрыты, словно там кто-то был. Но людей Катя не увидела, только лошадей в стойлах. Очень красивых, ухоженных. Лошади что-то волновались. До Кати доносилось тихое ржание, подфыркивание. Она хотела было повернуть в сторону администраторской, но что-то вдруг ее остановило.
Она осторожно прокралась вдоль фургона и заглянула за угол.
На том самом месте, где они с Мещерским нашли Илону, у самого забора, примыкавшего к конюшне, на охапке выброшенной прелой соломы сидел Разгуляев. Катя не видела его лица — он сидел спиной, сильно ссутулившись, уронив руки на колени. Одет он был уже как для выхода, на плечи поверх трико была наброшена куртка. Рядом на соломе Катя заметила пивную бутылку — «Балтика».
Вот он слегка обернулся, но по-прежнему смотрел в сторону забора, за которым простирался лишь дикий пустырь, шоссе, и далеко — многоэтажки Стрельни.
Он словно постарел на несколько лет. Теперь ему можно было дать не только все его тридцать восемь, но и больше — сорок с лишним. Он сидел совершенно неподвижно. Словно статуя. Сидел на том самом месте, где она умерла. Смотрел в пустоту.
Катя не знала, сколько прошло времени, — шелохнуться, дохнуть боялась. Ей отчего-то жутко было представить, что он заметит ее. Наконец он пошевелился. Хотел встать со своей соломы. Что-то, видимо, мешало ему в кармане куртки. Он вытащил какую-то вещь и вдруг, сильно размахнувшись, швырнул ее за фургон. Катя услышала глухой стук. Она запомнила место.
После беседы с администратором, при которой присутствовали Баграт Геворкян и вернувшийся акробат Волгин (они сначала хотели уйти, но отчего-то задержались в администраторской),уже перед самым началом представления, Катя бегом вернулась к конюшне. Там уже суетились служители, выводили лошадей из стойла. Конный номер стоял в программе одним из первых. Катя протиснулась в узкую щель между фургоном и забором. Она должна была знать, что он выбросил. Шарила вслепую среди мусора — пустых банок, жестянок, прошлогодней листвы, сухих веток. И наконец нашла.
Это была та самая игрушка — пластмассовые клыки «человека-пантеры». Катя сжала их в кулаке. Она почувствовала, как клык уколол ей ладонь.
Глава 32КОНФИДЕНТ
С раннего утра Колосов находился в Стрельне.
Операция «Цирк» началась задолго до появления Кати в шапито. И для начальника отдела убийств время в этот день тянулось убийственно медленно.
«Никакого движения, — докладывали по рации сотрудники оперативно-поискового отдела, осуществлявшие наблюдение. — Пока все спокойно».
Что в принципе так оно и должно было быть.
И спокойствие могло длиться вечность. Никто ведь не давал никаких гарантий, что их план сбудется. Правда, многое, конечно, зависело от Кати и Коха. Однако главное слово по-прежнему оставалось за тем, кого они искали все эти одиннадцать дней, но так, пока и не нашли.
Сам Колосов появляться в цирке не планировал.
Это могло лишь повредить делу, но…
Этот неожиданный и странный звонок выбил его из колеи.
На Стрельню накатывали летние сумерки. До начала представления в шапито оставалось всего четверть часа. И в этот момент на мобильный Колосову позвонил Генрих Кох. Номер он получил при освобождении непосредственно от Никиты для связи в экстренном случае.
— Я из администраторской. Долго не могу говорить, — сказал он тихо, быстро, тревожно. — Немедленно приезжай. Я кое-что обнаружил. Кажется, важное.
— Что? — спросил Колосов.
— Не телефонный разговор. Приезжай сам — увидишь. После нашего номера иди за кулисы, раньше я не смогу освободиться. Иначе что-то заподозрят. Я сам тебя найду.
И — дал отбой.
Колосов посовещался с коллегами. У всех было ощущение, что они стоят на пороге каких-то событий.
К началу Никита опоздал. Билетерша тетя Кася пропустила его даже без удостоверения — узнала, едва взглянув. Колосов чувствовал исходящее от нее жгучее любопытство и настороженность. Вспомнил, как кто-то — кажется, балабол Воробьев — говорил ему: «Вы, уважаемый, стали для нас плохой приметой. Едва вы у нас появляетесь, кого-то отправляют на тот свет!»
Прежде чем зайти в шапито, Никита бросил взгляд на фургон в глубине двора, где содержали «смешанную группу хищников». Там сновала уйма народа — готовился номер Разгуляева. Среди рабочих мелькала квадратная фигура Коха. Но помощник дрессировщика был занят.
И Никита отправился пока что в зрительный зал.
Полутьма, притушенные огни. Высоко над головой вращается зеркальный шар — блики его, как серебряный дождь, скользят по рядам притихших зрителей.
Под куполом воздушные гимнасты Волгины. Музыка нежная, тревожная. Трепетная, одним словом.
Пригибаясь, Колосов быстро поднялся по лестнице, стремясь найти свободное место в задних рядах, чтобы, когда зажгут свет, манеж и зал были как на ладони. Где Катя? Последние сведения о ней, переданные перед началом представления ему в машину по рации от наблюдателей, сообщали, что она среди зрителей.
Когда вспыхнул свет, он увидел ее. Катя сидела в третьем ряду на противоположной стороне. Смотрела на арену. А на три ряда выше ее Колосов увидел двух своих сотрудников. В джинсах и застиранных футболках, с бутылками пивка, они походили на подвыпивших гуляк или на «челноков», решивших после трудового дня на ярмарке маленько поразвлечься.
А у самого прохода с противоположной стороны сидели трое «лиц кавказской национальности». Это были одни из лучших сотрудников оперативно-поискового управления. Но вид сейчас имели такой, словно только что продавали с колес у Стрельни азербайджанские арбузы.
Представление Никита видел и не видел. Видел в основном Катю там, на противоположной стороне…
Старался, правда, следить, нет ли в программе изменений, все артисты сегодня работают или кто-то отсутствует. Но это получалось с трудом. Мысли его неотступно вертелись вокруг звонка Коха. Что еще стряслось? Почему он так срочно и так настойчиво вызвал его сюда? Что он обнаружил?
Программа шла своим чередом. В ней не участвовал лишь Баграт Геворкян. Его место заняла та самая реприза Романа Дыховичного «Пьяный на манеже».