– Не делай так, маленькая. Я очень хочу, чтобы моя личность осталась в тайне. Давай-ка, лучше, поговорим о тебе. Ты ведь еще школьница?
– Да, выпускной класс, – я честно отвечала на его вопросы, но старалась подбирать слова. Что он обо мне знает? Что хочет узнать? Вряд ли Локи сделает со мной что-то плохое, но отсутствие всевидящего ока камер пугало до чертиков.
– И скоро вы отправитесь смотреть Красный город?
Я кивнула.
– Смотри внимательно, девочка, и не воспринимай все увиденное так, как тебе будут это преподносить. Анализируй. Думай. В конце концов, как ты выразилась, где-то в этом аду живет твоя сестра.
Голоса за сценой никак не стихали. Судя по всему, кому-то пришла «светлая» идея, повторить мой прыжок. Локи это не понравилось. Он тяжело вздохнул.
– А ведь они могут пробраться сюда… – сказал Локи сам себе. – Ты знаешь, Гель, у меня есть идея, как успокоить толпу, пока они сюда не пролезли. Правда, тебе это будет кое-что стоить, – он снова умолк, словно вел внутренний диалог. Псих, определенно псих. С таблеток слез, вот и занялся написанием стихов. – Ну да ладно. Каждый должен отвечать за свои поступки. И, быть может, в следующий раз ты не побежишь, куда тебя не звали. Черт, до чего забавные каламбуры у меня выходят в последнее время!
Он взял меня за руку. Я не стала ее выдергивать из крепкой ладони, пребывая в ступоре. Я шла за ним как овечка за пастухом, мелко перебирая ногами. Локи грубо выставил меня перед собой, и свет старомодных прожекторов больно ударил мне по глазам.
– Видимо, вы все обескуражены поведением этой малышки, – сказал Локи и голос его разнесся по залу как град. – Но она моя подруга и поступила так потому, что я ее попросил. Я знаю, что ходят слухи о том, что на самом деле Локи никакой не поэт, а качественно воссозданная голограмма.
Внезапно он подошел ко мне и легко взял меня на руки. Представляю, как эффектно смотрелась моя фигура в белом платье на фоне черного наряда Локи.
– Разрешаю сфотографировать, – сказал он, и яркая вспышка осветила нас. Мне капец. Фотографии из подобных закрытых заведений можно увидеть только в светской хронике с разрешения фотографируемого. Я разрешения не давала, но Локи все обставил так, будто я была не против. Папа меня убьет.
– Так вот, я живой человек. Никакая компьютерная программа или голограмма не сможет поднять живого человека из плоти и крови.
Он подержал меня еще немного и, готова поклясться, Локи нагло улыбался. А затем опустил меня, нежно погладил по щеке и сказал:
– Пока, Гель. Приходи еще.
Под аплодисменты и крики я спустилась со сцены, где меня ждали ошарашенные Анастасия и Иван. На меня налетела толпа девиц, которые начали выспрашивать настоящее имя Локи. Кто-то из них кричал у самого уха. Они так на меня на накинулись, что шкафам-секьюрити пришлось их отталкивать. Во всем этом хаосе мне только и оставалось повторять: «Я не знаю», «Я понятия не имею», «Не знаю я, кто он», «Так случайно вышло».
Глава 5Библиотека
После произошедшего на концерте, Анастасия предложила отвезти меня домой на своем электробайке. Она понимала, что чем дольше мы задержимся в клубе, тем больше вероятность того, что фанатки Локи просто разорвут меня на части. Пока Иван отвлекал девиц своей не в меру недружелюбной физиономией, Анастасия вывела меня за руку из клуба и надела мне на голову свой шлем.
– Держись крепко, я закину тебя домой.
– Но твой Рейтинг может быть подпорчен, если ты поедешь без шлема… – неловко напомнила я.
– Плевать я с колокольни хотела на Рейтинг – буркнула она, и этими словами вызвала скачок оценок вниз. Конечно, до того, чтобы у нее начались проблемы в университете, было далеко, но лучше было не портить свои оценки такими импульсивными поступками. На Анастасии была бежевая кожаная куртка, в которую я вцепилась, когда девушка ударила по газам. Она довезла меня домой быстрее, чем за двадцать минут.
– Лучше тебе пропустить выступление Локи в следующее воскресенье, – сообщила она. Я не могла с ней не согласиться. Над безупречно зеленой лужайкой нашего дома надрывно стрекотали цикады. Мамины розы источали тяжелый аромат в ночи. Ко всему этому великолепию добавлялись огоньки светлячков. Их выводили таким образом, чтобы они сияли почти круглый год, за исключением зимних месяцев, во время которых насекомые впадали в спячку. – Мне-то расскажешь, что это было или это разговор для ванной комнаты?
Меня вдохновила смелость Анастасии и ее готовность пожертвовать небольшим количеством Рейтинга, поэтому я сказала правду.
– Мне показалось, что он знает мою сестру. Ее зовут Мист. Она отказалась от жизни в Зеленом городе. Но только показалось, Локи просто чудик-поэт.
Несмотря на то, что вспоминать покинувших Зеленый город считалось дурным тоном, мой Рейтинг вовсе не испортился. Наоборот, количество Зрителей выросло. Анастасия с сочувствием покачала головой.
– Я понимаю тебя больше, чем ты можешь представить. У меня был близкий друг, которого тоже вышибли из Зеленого города. Я знаю, что ты чувствуешь. А ведь даже имени называть больше нельзя, а как бы я хотела… Чтобы скорбеть, чтобы не забывать, – затем она натянула лживую и прекрасную улыбку и произнесла. – Но прошлое остается в прошлом, а мы живем в настоящем. Если захочешь, приходи в этот четверг ко мне домой, покажу кое-что такое, что закачаешься!
– С удовольствием! – сказала я. Мы обнялись на прощанье, и Анастасия уехала. Объятья для близких друзей. Видимо, объединенные тоской, мы стали ближе. Дома приветливо горел свет, и я, абсолютно счастливая от того, что родители еще не спят, взлетела по короткой лестнице, перила которой были так увиты плющом, что металл перестал проглядывать из-под его изумрудных листьев.
В бежевой гостиной сидели мама и папа. Мама беспокойно листала старый журнал с картинками. Антикварное издание, коллекционное. Мне его трогать не разрешалось. Там были фотографии старого мира. Немного выцветшие и тусклые картинки по сравнению с современностью. Чаще всего на страницах были фотографии домов, гостиных, какие-то рецепты и много цветов. Если мама взялась за этот журнал, то она чем-то расстроена. Она не выпускала его из рук, когда Мист нас покинула. Листала и листала эти страницы, словно хотела спрятаться в них. Папа складывал карточный домик из карт для покера. Тот уже достиг трех ярусов. Судя по взгляду, который он на меня бросил, отец хотел серьезно поговорить. И это он еще не знал о произошедшем в Джаз-Поэт клубе.
– Мамочка, папа, как я счастлива вас видеть. – Голос мой звучал искренне, потому что я говорила правду. Когда я обнимала маму, то почувствовала, что она сильно втянула воздух. Проверяет, чтобы от меня не пахло алкоголем. Странно…
– Доченька, расскажи мне, пожалуйста, чем занимается молодежь в Слепых зонах? – папа решил начать разговор очень мягко, но я прекрасно чувствовала в нем не заботливого отца, а адвоката, который работал на Зеленый город десятилетиями.
– Болтают, чешут носы, слушают стихи, – при упоминании о последнем, брови отца немного сдвинулись. Поэзия не была чем-то запрещенным, просто считалась немодным, а это было равносильно приговору.
– И много людей приходит?
– Пап, что за допрос? Конечно, туда все хотят попасть. Там же… – я задумалась, можно ли использовать слово «свобода», но решила, что оно навредит Рейтингу. Известно же, что мы живем в самом лучшем и свободном мире, – нет камер.
Я улыбнулась и встретилась с ним взглядом. Его карие глаза смотрели с напряженностью, которую он никак не мог скрыть. Мама все еще молчала, глядя то на него, то на меня и тут до меня дошло.
– Вы думаете, что в Джаз-Поэт клубе занимаются чем-то преступным?! – я так удивилась, что даже взвизгнула. Легкие наркотики в Зеленых городах не запрещались, как и алкоголь, но их употребление негативно сказывалось на Рейтингах и количестве Зрителей. А негативные Рейтинги – прямая дорога в обслуживающий персонал. Кому-то же нужно чинить дороги, убирать улицы и следить за порядком в магазинах. Мы знали, что плохих профессий не существовало, но никто не мечтал ухаживать за стариками. Родители ошалело смотрели друг на друга. Я же широко улыбнулась, потому что могла говорить от всего сердца:
– Мама, папа, заявляю вам один раз, и, надеюсь, мы больше не вернемся к этому разговору. В Джаз-Поэт клубе не происходит ничего незаконного. Просто уставшие от наблюдения за своей жизнью студенты общаются и пьют пиво, – папа снова поднял взгляд, но я его осадила, прежде, чем он сел на своего любимого адвокатского конька. – И нет, папа, несовершеннолетним там пиво не наливают.
Было видно, что родители слаженно выдохнули. Так тихо и незаметно, что карточный домик не шелохнулся. Их понемногу отпускала тревога. Из-за чертовых камер они даже на родную дочь поругаться не могут. Граждане Зеленого города голоса не повышают.
– На следующей неделе я не пойду в Джаз-Поэт клуб, может и потом пропущу, – успокаивающе произнесла я. – Но я хочу сходить в гости к сестре моего одноклассника. Она студентка, и мы с ней сдружились. Она твердая девятка. Очень добрая и хорошо на меня влияет.
Слова о твердой девятке заставили моих родителей понимающе переглянуться.
– А еще она немного напоминает… – я не договорила. Лишь посмотрела на них с мольбой.
Тема Мист для нас была болезненной, поэтому родители согласились на все, лишь бы я не мучила их воспоминаниями.
Я шла в спальню с легким ощущением чувства вины, потому что не была до конца честной. Я ничего не рассказала им о Локи и о произошедшем после его выступления. Не рассказала о преследующем меня ощущении, будто бы все происходящее в последнее время как-то связано между собой. Таинственный поэт в черной маске, Анастасия и ее свободолюбивые друзья, эта запись на зеркале: «Почему врач?». И поделиться своими мыслями мне было не с кем. Мои размышления граничили с паранойей, а параноикам прямая дорога в кабинет психолога. Ну а после кабинета психолога, как правило, таблетки, которые сильно приглушали работу мозга. Помню, был у нас в классе парень, который страдал от затяжной депрессии. У него были плохие Рейтинги. Он вел себя асоциально, поэтому его посадили на колеса, чтобы поправить настроение. Из-за них он перестал успевать по школьным предметам и вылетел в обслуживающий персонал. Так что он, скорее всего, все еще счастлив, но вот блестящее будущее его больше не ждет.