Неужели среди этих руин жила моя сестра? Отличница, красавица, популярнейшая девчонка из самой лучшей школы променяла Зеленый город на это? Видевшие нас люди не только улыбались – они часто махали нам исхудавшими руками.
– Для них вы знаменитости, но не обольщайтесь, – вкрадчиво говорила Чин-Лу. – Они бы все отдали, чтобы оказаться на вашем месте, поэтому Стена неприступна.
Я обернулась на ее голос, но внимание мое молниеносно привлек Леон. Он смотрел на город круглыми от ужаса глазами. Я готова была поклясться, что он шептал одними губами: «Все было не так». В моем разуме всплыла картина из его дома. Там действительно все было не так. В городе маленького Леона пульсировала жизнь, здесь же были одни руины. Что произошло с Красным городом за пятнадцать лет?
Ответа на этот вопрос не было. Мне вообще не хотелось сейчас думать. Но что-то сломалось в моей голове, что-то заставляло меня задавать вопросы снова и снова. Случилось ли это из-за Локи или из-за надписей на моем зеркале? А может все началось как раз с уходом Мист?
«А кругом бесконечный театр, лицемерие». Мы сами добровольно стали в этом театре марионетками. Мы зациклены на выборе правильной цветовой гаммы одежды каждое утро. Всегда в поиске новых образов, как будто бы внешность имела какое-либо значение. А потом мы старели, и красота уходила, а с ней и внимание Зрителей. Мало кто говорил об этом, но основной причиной смертности, в особенности среди женщин, в Зеленых городах является самоубийство. Женщины не могли смотреть на себя в зеркало и видеть появляющиеся каждый день новые морщины. Они теряли Зрителей и медленно угасали. Как правило, находили себе поддержку на дне бутылки. Так произошло с моими бабушками. Так случилось с тетей Фрейей. Глядя на людей со столь похожими черными глазами, я подумала о Таише. Интересно, ее философия трубоди, прижилась в Красном городе? Интересно, изменилась ли Мист? Потемнели ли ее глаза от грязи и копоти? И вообще, почему в Красном городе у всех без исключения черные глаза. Не карие, не голубые, а черные?
И снова я задаю себе вопросы. А я не должна задавать вопросы. Я должна ужасаться и плакать. Понимать, что живу в Раю.
Мы сделали почетный круг, облетев центр Красного города. Там располагалось здание из серого бетона с плоской крышей – главное здание любого Красного города. Люди, сидящие внутри, отвечали за транслирование видео из камер, вмонтированных в наши глаза. Это здание походило на некую корпорацию зла из старых фильмов, которые мне показывала Мист. Окна-решетки в пол, острые, высокие лестницы и снующие туда-сюда рабочие. Эти люди, серые, одинаковые, болезненные, навязывали нам правила поведения. Мне показалось абсурдным, что какая-то безликая масса ставила под контроль мою жизнь.
Остаток полета прошел в молчании. Чин-Лу больше ничего не комментировала. Леон Бернар так и вовсе выглядел шокированным сильнее всех нас вместе взятых. Все-таки он вырос в этих местах.
– Ваши глаза всегда были такого цвета? – вывел меня из ступора голос Тео.
– Да, – рассеяно ответил Бернар.
Больше Тео не сказал ни слова. А я запомнила. Неужто Леон Бернар был единственным человеком с серыми глазами во всем Красном городе? Или же наш дирижабль каким-то неведомым образом создавал оптическую иллюзию?
Мы разошлись по домам, не помня себя. Амалия, я была уверенна, сядет за мольберт, как только окажется в стенах своего дома. Я так сублимировать свои эмоции не умела. Если бы я была одарена каким-нибудь творческим талантом, то обязательно написала бы стих, спела бы песню или нарисовала бы картину. Вместо этого я без аппетита ковыряла куриную грудку, приготовленную мамой, и слушала, как она рассказывала о своем «увлекательном» дне: готовка, уборка, оформление дома и подготовка к весне. На столе лежала белая как снег скатерть. Белые розы за окном мерцали благодаря правильной подсветке. Я так засмотрелась на сад, сравнивая наше благополучие с бедностью и грязью Красного города, что услышала отца только с третьего раза:
– Гель, как прошла поездка?
Просмотры поползли вверх, словно невидимые Зрители уставились на меня своими черными глазами.
– Было интересно… и грустно. Я не понимаю, как люди могут жить в таких условиях, – призналась я, чувствуя, как сердце разрывается от сочувствия.
– Зато теперь ты понимаешь, как нам всем повезло, – сказал отец с некоторым нажимом в голосе. Он не хотел, чтобы я повторила судьбу сестры. Каждый день я видела, как он всматривался в мое лицо в поиске сходства с Мист и ужасаясь этому. Я понимала, что повтори я поступок сестры, он, скорее всего, этого не переживет.
– Я до сих пор помню поездку в Красный город так хорошо, будто это было вчера. У меня тогда еще сильно Рейтинг упал, потому что я неделю ревела в подушку, так мне было всех их жалко, – изрекла мама с такой легкостью, что я вдруг представила ее юной и чувствительной. Из-за правильного подбора успокоительных такой она больше не была. – И, знаешь, я даже захотела перебраться через стену, чтобы помочь им всем. Помню, как пошла с рюкзаком и запасом еды через лес и дошла до самой стены.
Мама тихо рассмеялась. Отец улыбался. Он, кажется, уже слышал эту историю.
– И чем же закончилось? – спросила я.
– Сама знаешь, Стена неприступна ни с одной, ни с другой стороны. А потом твоя бабушка отправила меня в лагерь на море, и я совсем забыла про все свои переживания.
Она пожала плечами, а я впервые задумалась. Если Стена построена для того, чтобы оградить нас от жителей Красных городов, как от возможных преступников, то почему мы тоже не можем попасть в эти самые города? Может быть, мы бы научили их жить правильно? Не смотреть целый день в светящиеся экраны, а делать все, чтобы собственная жизнь становилась лучше. Тем более, что мы являлись постоянным примером для этих людей. Они же сами больше всего любили смотреть на правильных, молодых и сильных личностей. Именно они ставили нам самые высокие оценки и наблюдали за нами с утра до ночи.
Звякнул старомодный таймер, и мама воскликнула:
– Десерт готов! – она побежала на кухню, чтобы принести, несомненно, прекрасные и полезные, но, подозреваю, безвкусные кексы. Эх, сахара мне, сахара…
Вся школа жужжала как огромный улей. Впечатлений от посещения Трущоб у выпускного класса было множество, поэтому остальные ученики расспрашивали о том, каково это – своими глазами увидеть жизнь Красного города.
Громче всех говорила Тахира, собрав вокруг себя толпу восторженных обожательниц и обожателей. Тахира прекрасно понимала, что потерять одно или два десятых деления Рейтинга – ничто по сравнению с армией почитателей в гимназии. Она специально пришла до начала уроков, облаченная в белую одежду, похожая на одного из тех белокрылых существ с человеческими телами, которых так любили рисовать в прошлом. Ребята, младше нас на год и два, всеми силами старались оказаться в топе Рейтингов. Они окружили ее, задавая новые и правильные вопросы. Ко мне, как к человеку с отметкой еще лучше, чем у нашей королевы, тоже подбежала парочка ребят, и мне пришлось рассказывать, как интересно было на экскурсии, приклеив вежливую улыбку к лицу. Лгать я особо не умела, да и актриса из меня никудышная, поэтому ребята быстро потеряли ко мне интерес. Что ж, пусть Тахира побудет королевой сегодняшнего дня. А вот и король…
Тео вежливо со мной поздоровался, не обратив на меня особого внимания, и двинулся к Тахире, чтобы быть облапанным и зацелованным. Я отвернулась, не желая смотреть на это шоу. Черт, еще и Амалия сегодня не придет. Ее увиденное из окон дирижабля так потрясло, что родители отвели подругу к доктору Петерсону. Главное, чтобы беседой дело и ограничилось. Поговаривали, что таблетки глушили творческие способности. А без них Амалию ждет печальная судьба.
Не зная к кому прибиться, в классе все группы друзей уже были сформированы, я все перемены старалась удрать куда-нибудь подальше от одноклассников или делала вид, что усиленно готовлюсь к следующему предмету. Мировая литература, универсальный язык, правила толерантности и общественного поведения, биология и математика: я была хороша на занятиях как никогда. Последним уроком у нас была физкультура, и потом можно было идти домой. Сегодня мальчики играли в баскетбол, а девочки в волейбол. Юлиана, капитан школьной команды, подала мяч и попала прямо в меня. Тот так сильно ударил, что я упала на пол. На мгновение я ослепла и оглохла. Перед глазами расплывались черные круги, а во рту почувствовался привкус крови. Рейтинги заморгали и отключились. Если от удара повредилась одна из камер, то мне не избежать операции. Вот не повезло… Девчонки испуганно двинулись ко мне. Юлиана заголосила с несвойственной ей громкостью, молнией подбежав ко мне. Учительница по физкультуре пронзительно засвистела, прерывая урок.
– Я помогу! – воскликнул Тео. Он прикоснулся к моей щеке тыльной стороной ладони в жесте, полном доброты. – Как ты, Гель?
– Все хорошо, – тихо сказала я, все еще не способная увидеть ничего вокруг. С трудом подавила в себе желание приникнуть щекой к его ладони и разрыдаться. – Только мне бы в медпункт.
– Идти сможешь?
Я кивнула и тут же застонала, оглушенная болью. Тео все равно взял меня на руки. Извинения Юлианы звучали вполне искренне. Она действительно не хотела мне навредить.
– Все хорошо, я должна была быть внимательней.
– Ой, да она специально подставилась, – сказанные в наступившей тишине слова Тахиры звучали тоже искренне и очень неприятно. Конечно, разбила лицо, чтобы с Тео наедине остаться. Как же можно быть такой ограниченной стервой?
В медпункт Тео понес меня на руках, как принцессу. Это было скорее неловко, чем приятно. Вот если бы парень нес меня так до того, как начал встречаться с красавицей-чирлидершей, мне бы понравилось. Ох… я, наверное, и выгляжу сейчас…
Пока я предавалась самокопанию и размышлению о том, насколько удар подправил мою мордашку, Тео объяснил все медсестре, и та принялась за осмотр. Камеры оказались в порядке. Зрачки послушно расширялись, реагируя на свет. Нос не сломан. Только синяк на пол-лица, на который мне немедленно наложили целительную мазь.