Мы целовались, но губы Тео были холодными. В моих тоже не было ответного жара. Будто два актера, мы отрабатывали придуманные для себя роли. Одежда слетала, в какой-то момент я осталась в одном только топе и трусиках, а в Тео проснулся живой энтузиазм. Я же нервничала так, что анализировала каждое свое действие, жест, поцелуй и вздохи. Мы переместились на кровать, подушки с котиками упали на пол. Когда и мой топ улетел куда-то в сторону комода, мы с Тео синхронно зажмурили глаза и отодвинулись друг от друга. Обоим требовалась минутка, чтобы привести дыхание в порядок.
Первым заговорил Тео:
– Нам можно делать с тобой все, что угодно, кроме одного, – сказал он, когда камеры отключились. Он смотрел в сторону, да и я была слишком смущена, чтобы поднять глаза. В конце концов мы повернулись спинами друг к другу. Я слушала его голос, рассматривая плакат «Спасем тигров». Было мне вообще дело до тигров? Никакого.
– Чего?
– Мы не можем просто поговорить по душам.
– По душам могут поговорить те, у кого есть души. Мы с тобой – образцы для подражания, а не люди.
Тео пошевелился, кровать скрипнула. Если бы дома кто-то был, я бы густо покраснела. Как своевременно мама отправилась на встречу с подругой. Хорошо, что и собаку с собой захватила, Маффин бы наверняка ломился в комнату, услышь он странные звуки.
– Так и знал, что ты не пустышка!
Он чуть наклонился назад, так что его обнаженная спина коснулась моей. Матрас прогнулся под нашим весом. Невзирая на то, что ситуация была до крайности неловкой, я испытала приятную дрожь.
– Расскажи мне, что случилось с твоей сестрой? – первым делом спросила я. Ведь Тео прав. Нам не полагалось разговаривать. Но вот мы говорим. Как знать, как много у нас времени. Сколько отведено подросткам на занятие сексом? В брошюре, которую нам давали в школе, писалось о многом, но этот пункт отсутствовал. Можем ли мы проболтать час или два? Или лучше оставить это на следующий раз… В том, что этот следующий раз будет, я не сомневалась.
– Я не знаю точно. Она не в первый раз на принудительном лечении. Анастасия всегда была немного странной. Раньше она носила мешковатые шмотки, волосы не красила, очки во все лицо, еле держалась в школе. Родители и ругали ее, и показывали психологу, а потом отправили лечиться. Мне она говорила, что так лучше прятаться. Только от кого?
– От Зрителей, Тео. От Зрителей, – я подавила в себе желание обернуться. – Иногда лучше стать невидимой. А когда ты некрасив – тебя не замечают. Это дает определенную свободу. Анастасия очень умная, она написала программу… Ты, знаешь, что Красный город… – я так давно молчала о том, что знала, что сейчас испытала несравненное чувство полного освобождения. Но Тео удивил меня. Он не дал мне договорить, сказав четко и спокойно:
– Обман. Там все живут почти так же, как и мы. Я посмотрел видео. И знаю давно, хоть и доказательств не было. Анастасия сказала мне несколько лет назад. Они тогда сильно поссорились с отцом. Она кричала, что он гадкий лжец, который дурит целый город, и хотела уйти в Трущобы. Тогда он отправил ее на терапию на месяц. После этого она вернулась другой. Стала девяткой, а значит, терапия подействовала и все стало хорошо, – он улыбнулся, вовсе не понимая, что преображение Анастасии не было связано с тем, что ее разум насильно подвергали воздействию врачей. Кажется, Тео считал, что принудительное лечение пошло ей на благо: – Расскажи мне про Локи, про эти вечера в Джаз-Поэт клубе.
Рассказывать было особенно нечего. Локи тоже знал мою сестру, он читал странные стихи, говорил, что каждое его слово о себе – правда. Но вместе с тем все его слова казались безумным бредом. Я прочитала ту часть стихотворения Локи, которую смогла запомнить, прокомментировав: «Ну, ерунда же, правда?». Вот только Тео не согласился:
– В мире есть место, где растут одни березы, хоть это и парадокс. На Лунном грунте они приживаются лучше любых сельскохозяйственных культур. Березы стали первыми деревьями, которые прижились под куполами. Они там вырастают исполинских размеров, почти до ста метров. Верхушки приходится срезать, чтобы они не повредили покрытие.
Это интересно, но толка все равно мало. Сомневаюсь, что Локи родился и вырос на Луне, а потом вот так без проблем пробрался на Землю. Шаттлы отправлялись в космос раз в год, не чаще. А люди, которые уезжали покорять Луну, обычно не возвращались на Землю. Почему? Мне это было неизвестно. Позвонить и узнать, как они там, было возможно. Но лунные мальчики и девочки обычно спустя месяц отдалялись от родных и больше не желали поддерживать с ними связь. Ходили слухи, что у них там культ, как в древние времена. Что они верили в великого бога, строили жизни вокруг поклонения ему.
– Почему ты хочешь отправиться на Луну? – спросила я Тео. Он откинул голову назад, так, что наши макушки столкнулись. Я живо могла представить, как его синие глаза смотрели в потолок так, словно он мог видеть куда дальше моего дома. Словно он мог разглядеть те далекие купола с березами, о которых грезил ночами.
– Дело в том, Гель, что мой папа – Законник. Если нет официальной пьянки или игры в гольф или софтбол, то он работает из дома. Ну как работает… перекладывает бумажки на столе, отключает камеры, звонит друзьям. Если твой папа получит эту должность, то ты увидишь сама. Законники ничего толком не делают. Невозможно писать законы для Красных городов, если ты их только на камерах видишь, а в Зеленом городе все и так идеально. Поэтому они придумывают всякую ерунду вроде перехода на зимнее время или отмену этого перехода. Или регулирование потребления электроэнергии, чтобы было как у нас в городе. Все проекты вбиваются в компьютер, а он выбирает наименее бредовые. Так вот, у отца на столе лежал список отправляющихся на Луну, и там было два столбика – те, кто хочет поехать из Зеленого города и те, кто из Красного. Понимаешь? Там нет разделения. Этого дурацкого разделения на плохих и хороших. На жалких и правильных. Там просто здоровые люди строят новый мир.
Оказывается, Тео был тем еще мечтателем. Леон Бернар рассказывал нам про людей, которые хотели построить новый мир, где все равны. Кажется, такие люди называли себя коммунистами. Ничем хорошим эта история ни в первый, ни во второй раз не закончилась. Впрочем, ни один из больших проектов человечества обычно не заканчивался ничем хорошим. Вместо того чтобы обсуждать личные побуждения Тео, я поинтересовалась:
– А под куполом тебе не страшно будет жить? Вдруг упадет какая-нибудь комета или астероид! Все погибнут…
Тео рассмеялся.
– А мы разве с тобой живем не под куполом? Не за стенами, которые не можем преодолеть? И, если в эти стены попадет достаточно большой камень, разве они не разлетятся на осколки, Гель?
Он был по-своему прав. Этот честный, немного мрачный Тео нравился и не нравился мне одновременно. Он разрушил мою фантазию о себе, как о несбыточной мечте: атлет, отличник, сын Законника. За этой красивой маской настоящий Тео был разочарованным в жизни подростком, загнанным, уставшим от притворства человеком. Как и я.
Мы оделись и еще немного полежали на кровати, обнявшись. Каждый думал о своем, но оба знали – это не последний наш разговор.
– Я дома, – раздался снизу пронзительный мамин голос, заставивший нас обоих вздрогнуть. Мы переглянулись с Тео и тихонько рассмеялись.
– Ну что, герой-любовник, полезешь через окно или спустишься по лестнице как честный и порядочный человек и познакомишься с моей мамой?
Тео был верен образу хорошего парня. Он мужественно взял себя в руки, готовый идти в пасть к дракону.
Этой ночью я долго не могла уснуть. Крутилась в кровати, хихикала, прокручивая в голове разговор мамы с Тео. Я не сомневалась, что он покорит ее с первых минут общения. Наверное, лучшего парня для своей дочери и представить было нельзя. Мама млела, улыбалась, и когда Тео, наконец, ушел, выразила мне свою полную поддержку и одобрение и намекнула, что было бы неплохо пригласить Тео на ужин. Пусть с папой тоже познакомится.
Когда я, в конце концов, успокоилась, время на часах перевалило за полночь. Сердце замедлилось. Каждая мышца расслабилась и погрузилась в блаженное состояние между сном и бодрствованием, которое напоминало полет в пропасть собственного разума.
Мне редко снились сны. Еще реже они бывали четкими и осмысленными. В этот раз снилась Мист. Она бродила по огромному замку и держала в руке старинный подсвечник, вроде тех, что показывали в фильмах про средневековье. Пламя одинокой свечи дрожало в бессильной попытке хоть как-то разбавить окружающую темноту. Я пыталась поймать сестру, но каждый раз она ускользала. Будто и не замечала вовсе, что я за ней гонюсь, но в то же время оказывалась на шаг впереди, растворяясь в темноте коридоров из серого камня.
– Мист, Мист! – кричала я, срывая голос, но она не слышала. Вместо нее услышал кто-то другой.
– Бесполезно звать ее, – голос Локи раздался прямо у меня в голове. Я знала, что если обернусь, то увижу темную фигуру в плаще. Но я не стала оборачиваться. Я испуганно замерла, всем своим существом понимая, что происходящее со мной нелогично. Неправильно. А Локи шептал: – Ты должна отправиться за ней. Ты должна разорвать все свои связи с Зеленым городом и отправиться в Красный город. Брось мальчишку, оставь родителей. Они не любят тебя, ты не нужна им. Беги отсюда, беги.
Слова его сладким ядом проникали в мой разум, но что-то мешало мне в них поверить. Почему мне снится Локи? Я посмотрела на свои руки. Их размывало в темноте замка. Разум не успел создать пальцы, и вместо них я увидела расплывчатые пятна. Усилием воли я приказала себе открыть глаза. Картинка из моего сна накладывалась на изображение моей комнаты.
Я не спала. Локи поймал меня в то мгновение, когда разум вот-вот отключится. Он каким-то образом транслировал изображение на линзы, установленные в моих глазах. Гаденыш. Это было незаконно и попросту аморально.