Зеркало Грохашша, или Отраженные — страница 40 из 58

– Дья лдучи пез укви дья дья уфпез, – повторили хором Николай и Костя.

ПИН-код командира – штука нелишняя, оба накрепко его запомнили.

– Тшуи довяс ыцк’х пиляви…

– По-русски, я сказал!!

– Вы вошли в главное меню. Функции, Установки, Связь, Память, Помощь…

– Установки!

– Перечислить все?

Биорги замотали головами. Всех установок не перечислить и за неделю.

– Ключевое слово, – подсказал Костя. – «Приказ».

– Ключевое слово «Приказ»! – повторил Гриша.

– Обязан подчиняться любым приказам вышестоящего командира, не противоречащим Имперскому Уставу. Прочесть Имперский Устав?

– Нет!

– Закачать последние изменения в Имперский Устав?

– Нет! Отставить Устав! К «Приказам»!

– Последний приказ: уничтожить препятствующее Вторжению существо в трансплановом колодце. Отменить?

– Да! – Гриша сжал кулаки и зажмурился. – Да!

– Отменено. Новый последний приказ: строиться у колодца.

– Отменить все приказы!

– Отменено. Список приказов очищен. Желаете ввести новый?

– Нет! – Костя показал Грише кулак. – Нет, выходи из меню, возвращайся к работе. Предложит выполнить перезагрузку сейчас – соглашайся.

Не обращая больше на программиста внимания, второй расходный подтянулся к первому.

– Получилось! – они хлопнули ладонями. – Теперь слушай: а что делать с этим парнем? Гасить или как?

– Через три минуты Мишка прочухается, ему и решать. Он командир, у него процессор поболее нашего.

– Точно. Тогда вот, что Гриша, как закончишь: жди.

Гриша закончил и стал ждать. В голове у кель-фатх-шуршура что-то гудело, звук получался совсем родным, знакомым по компьютеру. Но программист сквозь удовлетворение от выполненной работы чувствовал некоторый дискомфорт. Что еще за Вторжение?! Трансплановый колодец? Сириус?

«Блин, да кому же я помог? Щаз как полезут из всех щелей эти марсиане…»

Он понимал, что правильнее было бы совершить какой-нибудь подвиг, но не знал, как это делается.

Москва-2 (скГ)
16 августа, ночь

Белка прыгнул на второй план, оставив Галю и Павла спать до Москвы. Счастливо избавившись от угрозы со стороны Ник-Ника, бродник не собирался ждать, пока Александра со своими хамскими замашками встретит его на вокзале. Границы Власти городов Белки не касались: искусство бродника сильнее их. Он представил себе челночный поезд, идущий в сторону Москвы, и возник на задней площадке. Мужчина с бутылкой портвейна в руке вздрогнул, заморгал.

– Привет! – улыбнулся ему Белка и запустил руку в рюкзак. Как бы не пришлось воспользоваться одной из «штучек», чтобы сгладить эффект своего появления. – Все в порядке?

– Ага… – мужчина икнул, отхлебнул и уставился в окно.

Вагон был почти пуст, больше неожиданного появления бродника никто не заметил. Он прошел к передней площадки, присел на пустое сиденье. Мимо пролетали темные пространства, отрезанные от путей светящейся красной линией. Скорость была еще велика, следовательно, до Москвы ехать не менее десяти минут.

«А что теперь делать-то?..» – вздохнул Белка. – «Срываться? Пора. Согласился бы Максимович, ведь не бросишь его тут с Алексой полоумной.»

Кто-то сбоку бросил на Белку быстрый взгляд и отвернулся. Бродник, выдержав паузу, посмотрел из-под полей шляпы. Маленькая женщина, брюнетка, кисть левой руки отливает желтизной… Азиатка. Что-то было связано у Чуя с маленькой азиаткой, но что – он никак не мог вспомнить.

«А не прочистить ли мозги?» – подумал он и вытащил из рюкзака пузырек с «Потом суккуба», как окрестили эту жидкость на востоке за резкий противный запах. – «Что поделать, время от времени приходится глотать эту гадость…»

В пузырьке оставалось совсем немного. «Пот суккуба» избавлял от наведенных воспоминаний, от навязчивых галлюцинаций, от гипноза, забывчивости и прочих вторжений в психику. Весьма полезная жидкость, вот только до безобразия дорогая. Ингридиенты заставили бы поморщиться любого эсэсовца, но Белка был человеком практичным.

«Надо – значит надо!»

Он зажмурился, вытащил тугую пробку и быстро отхлебнул. Совсем чуть-чуть, только чтобы почувствовать в горле жжение. Потом заткнул пузырек и сжался, зажмурился, стараясь как можно дольше не вдохнуть. Запах – еще пустяки по сравнению со вкусом! Желудок будто разорвало на куски, каждый из которых несколько раз провернулся вокруг оси. Пищевод вывернулся на изнанку, вернулся в прежнее положение и тут же снова вывернулся, теперь куда-то вниз, в кишечник. Не менее трех минут Белка боролся с тошнотой, и только потом смог осмотреться.

Пассажиры переглядывались с недовольным видом. Да, запашок пошел сильный…

– Извините! – не удержался Белка и широко улыбнулся пострадавшим. – Чего-то я не то съел! Пучит!

Все, как люди приличные, тут же опять уткнулись в окна, продолжая морщить носы. А вот китаянка не пошевелилась, будто и не почувствовала запаха. Китаянка – теперь Белка думал о ней так. Он видел ее дважды в Москве-0, сперва на Ленинградском вокзале, потом у дома, куда сам же заходил к программисту Грише по приказу Александры. Но туда же входила Галя, а она привозила книги в…

– «Гадальный салон»!.. – пробормотал Белка. – Госпожа Манана, потомственная гадалка… Вот не думал, что хозы до такого опускаются.

– Убирайся, пока цел! – негромко, но отчетливо прошептала через проход обернувшаяся китаянка. – Убирайся!

– Сейчас!

Белка согнулся, будто собираясь встать, запустил руку в голенище и нащупал верный нож. Бродник прыгнул, собираясь рассечь тонкую шейку врага, но китаянка была готова. С немыслимой проворностью она метнула в Чуя сюрикен, от которого тот в полете едва успел заслониться плечом. Ударить сходу не вышло, а в руке хозы уже оказался пистолет. Не обращая внимания на боль, Белка прижал оружие к подлокотнику и тут же вонзил нож китаянке в руку, пригвоздив к креслу. Пистолет с глухим звуком упал на пол вагона, а бродник обильно поливая кровью из раны колени хозы, теперь боролся с ее свободной рукой, выкручивая тонкий стилет.

– Будешь знать, как меня дурачить! – хрипл Белка, уворачиваясь от ударов головой. – Сдохнешь, сволочь!

– Не смей, не смей! – с акцентом визжала китаянка, дергаясь в кресле под тяжестью Чуя.

Обезоружив наконец противницу, Белка краем глаза заметил какое-то движение. Двое мужчин привстали со своих мест, переглянулись.

– Сидеть!! – зарычал бродник и похлопал себя по животу. – У меня бомба! Всем сидеть на местах!

Мужчины послушно сели, будто дождавшись команды. Полностью сосредоточившись на левой руке китаянки, Белка легко сломал ее в двух местах, поднял упавший стилет и поднес его к горлу женщины.

– Страшно? – спросил он.

– Не смей! – из глаз китаянки катились слезы. – Я тебя не трогала, не трогала! Не останавливай меня!

– Значит, страшно, хоза?..

Белка хотел сказать еще что-нибудь приличествующее случаю, но тут взгляд его упал на указатель над дверью. Зеленая линия проделала уже намного больше половины пути от одного желтого кружочка к другому и начала толстеть. Это означало, что торможение уже началось, а поезда на этом плане начинают тормозить, уже оказавшись в Границах Власти Москвы. Люди, строившие сверхскоростную дорогу, понятия об этих Границах не имели, но так уж у них получилось.

– Не останавливай меня… – плакала хоза.

– Не останавливать? – услышал наконец Белка. – Значит, на третий план ты не отражалась? А если врешь?

– Не вру… Я ничего не могу тебе сделать, бродник! Не убивай, не останавливай!

Отразиться в зеркале Грохашша можно лишь один раз. Если сейчас убить китаянку, то она уже не сможет идти дальше, навсегда останется ограничена нижними планами. Это для нее, имеющей тела на нулевом и первом планах, вовсе не окончательная смерть, но – приговор. Если не врет… Однако Белка знал, что они уже в Границах Власти Москвы, а хоза никак его не атаковала. Значит – не могла? Тогда или она говорит правду, или ее отражение на третьем плане сейчас находится в другом городе. Как бы там ни было, а спешить причин не было.

– Как тебя зовут? – он перенес стилет выше и с видимым удовольствием прочертил краснеющую линию на щеке китаянки. С каким удовольствием он бы прикончил их всех, бездушных хозов! – Не придумывай, а то потом ошибешься – нос отрежу. Имя?

– Элизабет.

– Что?! – линия, оставляемая стилетом, стала жирнее.

– Да, так! Это правда, я из Гонконга, так назвали родители!

– Ну, допустим… – Белка доехал острием до уха и остановился. Фамилия хозы его не интересовала, да, в сущности, и имя тоже. – Значит, из Гонконга… На каких планах живешь?

– Ноль, один, два! Все! Я не вру! Пожалуйста, не останавливай меня!

– Подумаю. Вообще-то очень люблю останавливать. Для меня, веришь, нет большего счастья, чем остановить хоза! Очень уж я вас терпеть ненавижу. Говори быстрее: зачем едешь в Москву? Что делала там на нулевке, что за чемодан, зачем мне память правила, как смогла, вообще все. А я пока перевяжусь.

Рана, оставленная сюрикеном, оказалось довольно глубокой, Белка истратил все имевшиеся у него бинты. Рубашку снимать не рискнул – пассажиры могли заметить отсутствие бомбы. Пока Белка возился, Элизабет говорила.

– Я не могла отказаться, за мной был долг. Мне обещали отражение на третий план, если я привезу в Москву груз. Там зеркало, зеркало… У вас война, в Москве нет зеркал и мне сказали привести. Брала в Омске, у каких-то людей, простых, я не знаю их имен. Потом привезла, на первом плане страховала себя. Другой человек привез Манане книги, как делать, но оказалось, что это ловушка. Пришел седой человек, сказал, что ничего сделать было нельзя. Манана ему сказала, что мы одни работали, без Кремля. Он вроде поверил. Я тоже молчала, меня пытали, мучили на нулевке! И на первом плане схватили, связали, рот заткнули – я ничего не могу! Бродник, седой человек, Войцеховский, он убьет меня на всех планах. Я еду себя спасать, отпусти! Мой долг…