– Вы не учли еще одной возможности, – ответил Ефремов, внимательно слушавший все рассуждения Ани, – что язык сначала был введен как названная вами «прокладка», исключительно для упрощенного перевода, а затем развился, обогатился, стал полноценным языком и в этом качестве вытеснил остальные. Хотя если уж считать все три книги частями одного целого, то из «Туманности Андромеды» и «Часа быка» нигде не следует, что на Земле не осталось людей, говорящих на местных языках, а тем более, что это под запретом. Но не буду спорить – если вы считаете, что именно описанное мною происхождение всеобщего языка совершенно неправдоподобно даже для научной фантастики, или больше того – вредно по своему влиянию на читателей, то я, конечно, удалю из «Сердца змеи» эпизод с санскритом – пусть всеобщий язык появится иным путем.
– Пожалуй, так будет лучше, – кивнула Анна. – Конечно, это лишь мой взгляд, но думаю, присутствующие с этим согласны, – она взглянула на Сталина и Пономаренко, те промолчали. – А что касается имен, ну можно вставить хотя бы иногда что-то узнаваемое нашими современниками?
– А вы уверены, что это так нужно? Дар Ветер – недостаточно понятное нашим соотечественникам имя? И прочие тоже из современных нам земных языков. Так, Веда Конг – это «познавшая путь»: Веда – знание, Конг – иное наименование шуньяты, божественной пустоты в буддизме. Очевидно, предки Веды имели индийское происхождение. Низа Крит – это с греческого – ссылка на культ Диониса: Низа – это по мифу, место его происхождения, а через Крит культ этого бога пришел в Грецию. Бина Лед – «холодный разум»: Бина в каббале – разум, интеллект, ну а Лед – вполне современное русское слово. Ива Джан – «душа ивы»: Джан на тюркском «душа», то есть в ее предках была и русская, и тюркская кровь. Мвен Мас – его имя состоит из слов языка африкаанс… То есть в именах героев зашифровано их происхождение – от русских, греков, индийцев, тюрков, японцев, персов, итальянцев, французов, немцев, африканцев – вот в чем смысл, чтобы показать объединение в будущем всех народов Земли в единую нацию и в то же время сохранение их далекими потомками исторической памяти о своих предках. Пусть имена героев «Туманности Андромеды» и не современные нам, но они показывают происхождение своих владельцев. Вам не нравится такая концепция?
– Интересно, а ведь что-то в этом есть! – произнес Пономаренко. – Вполне можно оставить. Но и добавить кого-то с более узнаваемыми. Товарищ Ефремов, возможно, что вашу книгу будут читать по всему миру и через тысячу лет – но пока что ее должны прочесть и понять советские люди, наши современники, и ближайшие пара поколений, живущие до этой «перестройки» (это слово Пономаренко произнес с брезгливостью).
– Хорошо, я подумаю над этим. А какие еще недостатки вы видите в книгах?
– Например, география, – сказал Кунцевич. – Что там Веда Конг в передаче по Кольцу рассказывает? Все население собрано в тропическом и субтропическом поясе, дальше зоны степей, где стада пасутся, а на севере уже никто не живет, будто бы холодно. Это что ж, выходит, Москву, Ленинград – покинули, и даже как памятники не сохранили? А как с гумилевской теорией о связи этноса с ландшафтом – вот я где только не был, но к среднерусской местности привык и переселяться куда-то в Индию не захочу. Лично мне даже мурманский холод как-то переносимее, чем в Ашхабаде сорок градусов в тени – и с точки зрения экономики еще неизвестно, что дешевле, обогрев или в каждое помещение по кондиционеру. И Русский Север мне люб – чтобы оттуда всех выгнать, это я только новый ледниковый период могу представить, чтоб вот на этом месте, где сейчас Москва, Питер, Архангельск, Вологда – и лед толщиной в километр, как во времена мамонтов было. А может – это как раз по вашему сюжету, – атомная война, глобальное изменение климата, «ядерная зима» и снова ледники на пару тысяч лет? Логично выходит, однако!
Ефремов уже открыто улыбался:
– Почему вы, товарищ Кунцевич, всегда ищете среди причин только нечто… «силовое»? Обязательно кто-то согнал людей с места, их заставило это сделать что-то страшное, они от чего-то бежали… Я понимаю вашу привязанность к родным местам, но даже за последние тридцать лет в пределах только нашего Советского Союза миллионы людей постоянно перемещаются от одного его конца до другого. Кто-то потом возвращается в те места, где родился, а кто-то предпочитает остаться на новом месте на всю жизнь. Я, например, родился неподалеку от Ленинграда, вырос в Бердянске, на Украине, ну а теперь вот уже сколько лет живу и работаю в Москве. А когда все народы мира объединятся в такой же Союз, что помешает людям так же перемещаться по его территории? А каков будет итог таких перемещений за две тысячи лет? Со временем, по мере того как человечество будет обустраивать планету и менять на ней климат, центр населенности планеты станет перемещаться в наиболее удобные для жизни места, и это может занять века. Постепенно будут строиться новые города, а старые – становиться все менее населенными, пока их окончательно не покинут. Что касается вашего вопроса про сохранение Москвы и Ленинграда, точнее части их – как архитектурных памятников, то, каюсь, этот вопрос я действительно совершенно не затронул, сочтя не столь важным при описании далекого будущего. Что ж, полагаю, если в последних войнах с капиталистическим миром эти города не погибли – ведь всякое могло случиться, – то в будущем, например, Кремль и собор Василия Блаженного стали бы охраняемыми историческими памятниками. Стоящими посреди лугов, видимо. Если хотите – можно даже поместить их под стеклянный колпак. Вы считаете это необходимым, чтобы «приблизить» далекое светлое будущее к современности и современному советскому народу?
– А хотя бы! – серьезно ответил Кунцевич. – Как у Мартынова в «Госте из бездны», вы ведь читали? Время то же, что у вас, год три тыщи восьмисотый, – а с набережной Невы шпиль Петропавловки виден. Вы ведь для нашего читателя пишете, с русским менталитетом? А у нас даже в конце века американская «мобильность» прививалась с большим трудом – это у них принято, из родительского дома выпорхнул в совершеннолетие, сел в автобус и погнал по всем штатам, где тут работа есть, – а в России даже из Пикалева, когда там завод закрыли, уезжали с большой неохотой, «здесь наш дом». Это ведь очень важно, не только для человека, но и для нации в целом, не быть «иванами, не помнящими родства», а знать свои корни. Если за нами история – которой можно и нужно гордиться. Как вот римляне – свой Колизей и дороги сохранили.
– После того, как много веков использовали его как каменоломню, – вставил Ефремов, – брали оттуда камень для своих домов. Не будь Колизей таким большим, ему бы не дожить до наших дней – что и произошло со множеством других древних сооружений… Кстати, и римские дороги пережили все Средневековье исключительно потому, что были выстроены очень прочно, действительно на тысячелетия. Мода на сохранение своих корней и любовь к античности вернулась в Европу несколько позже, уже при Возрождении. Что же касается переездов, которые так не любят в вашем времени… А вы не думали, что в значительной мере причиной этой нелюбви является не желание сохранить свои корни, а просто страх – страх неизвестности будущего, потери надежного места проживания и работы, неизвестности того, как встретят на новом незнакомом месте?.. Это очень даже свойственно капитализму, а в коммунистическом обществе подобного страха не может быть в принципе. Потому и «мобильность» населения, как вы выразились, – резко возрастает. Люди встречают новые места, новых знакомых и новую работу не с опаской, а с интересом и любознательностью…
– Все равно, в ваших книгах, хороших книгах, – но, уж простите, вот лично я связи с теми, кто сейчас живет, не чувствую. Верно сказано было, «Туманность Андромеды» могла вполне относиться и к красным людям с Эпсилон Тукана, если чуть лишь изменить. В «Часе быка» ваша Фай Родис прямо говорит, что главная наука на Земле – это история. А вот нигде не упоминается, что тогдашние школьники, и в экскурсиях по историческим местам.
– Почему же, истории там уделяется большое место, – ответил Ефремов. – Что было упомянуто, как работы школьников: строительство деревянного корабля по древним методам и плавание на нем, собирание материалов по древним народным танцам и их восстановление… Конечно, все это относится к куда более древней истории, чем наш двадцатый век, а вам хочется, чтобы именно наше время и наши места были отмечены в истории мира «Туманности Андромеды»… Хорошо, этот вопрос я доработаю – будет в новой редакции и память о прошлом, что-то, нам хорошо знакомое, сохранится и до пятого тысячелетия, как исторические памятники. Но не все, конечно, – надо учитывать и волнения конца ЭРМ, предшествующие наступлению коммунизма. Что-то из нашего наследия не смогло пережить эти времена, а что-то позже было восстановлено и отреставрировано уже нашими потомками…
– А почему в вашей книге описываете общественное воспитание детей, Иван Антонович? – задала следующий вопрос Анна Лазарева. – Ведь оно и сейчас налицо. Вот мои дети, например, ходят – в детский сад, в школу, затем еще кружки и спортсекции в плане. И если прикинуть время в сутках, за минусом сна, – то выйдет уже, что общество их учит и воспитывает больше, чем лично я. Но в вашем идеальном мире, как я понимаю, предполагается детей после года от родителей отнимать, а дальше четыре цикла по четыре, в полном общественном воспитании. Для вашего сведения – в мире «Рассвета» есть такая мерзость, как «ювенальная юстиция», впрочем, о том, Иван Антонович, вы у Олега Верещагина могли прочесть, книжки в вашем списке есть. Когда детей у живых родителей изымают под формально благим предлогом общественных интересов, причем на словах это может звучать ну прямо как в вашей «Андромеде». И после банально продают – в лучшем случае богатым бездетным парам, желающим сына, слугу, телохранителя. А в худшем – в бордели для любителей малолеток, или на органы для больных наследников миллионеров. Я вам материалы дам, даже не из мира «Рассвета», а из настоящего времени. Вам известно, что во Франции в двадцатых пробовали детей в приютах, как в инкубаторах, растить, без родителей? А что сейчас в Канаде происходит – про «сирот Дюплесси», которых официально и по закону у родителей забирают, на ночь лучше не читать. Ну и позже на социалистической Кубе всерьез пытались ввести массовое воспитание детей в интернатах, чтоб родителей от труда и обороны не отвлекать. Результаты были страшные – и смертность запредельная, и моральные уроды вырастали. Социализация – это жизненно необходимый этап, когда маленький человечек учит, что есть «мое» и «чужое», – не пройдя его, выйдет звереныш, для которого существует лишь «мое» и «хочу взять». С психологией «вот хочу и отрежу вам голову», а что, отчего нельзя?