– Дорогие товарищи из будущего и настоящего, – вздохнул Ефремов. – Если вы хотите раскрыть мне глаза на то, как ужасно общественное воспитание в странах капиталистического мира – то, например, Чарльз Диккенс уже замечательно сделал это гораздо раньше. Но какой смысл в этих ссылках? Отношение к рабочему классу в социалистических странах, например, тоже совсем не такое, как в капиталистических. И детей мы сейчас воспитываем совсем не так, как в девятнадцатом веке. Так почему вы, критикуя предположения о воспитании будущего, продолжаете его сравнивать исключительно с сегодняшним днем, причем выбираете непременно худшие примеры для сравнения?..
– Иван Антонович, мы живем здесь и сейчас. И воспринимать все, вами написанное, будут согласно сегодняшним критериям и нормам. А в недалеком будущем у нормальных людей мира «Рассвета» на слова «общественное воспитание» уже закономерная реакция, ну как бы у вас на «высшую арийскую расу» и «славянских недочеловеков». Поскольку там были случаи, когда детей изымали по принципу «больше галочек» и из семей нормальных, а не таких, где родители алкоголики и тюремные сидельцы. Реальная история – в селе дом сгорел, и восьмилетний мальчик из огня вытащил братика и трех сестер, за что его сам глава МЧС наградил медалью. А после и его, и остальных в детдом, и родителям не отдают, «у вас условий для содержания детей нет, вы погорельцы». Так что я чисто по-человечески товарища Кунцевича отлично понимаю. И подобная же ювенальная юстиция будет в капиталистических странах и в нашем мире. Так зачем создавать нашей стране и коммунизму лишние трудности уже сейчас, провозглашая идеи, до которых мир еще не созрел? Идеи, которые будут опошлены, доведены до абсурда, испоганены и в конечном итоге использованы для взращивания нового фашизма. И учтите, что как мать, я своих детей уж точно ни на какое «общественное воспитание» не отдам!
Говорит это, и на Ефремова смотрит будто с сожалением – считает, наверное, что с выбором ошиблась, в Тайну посвятив? Зато итальянка с ней рядом на Ивана Антоновича глядит волком, будто разорвать готова, Юрий Смоленцев ей даже свою ладонь на ее руку положил, чтобы успокоить.
– А как относились к обсуждаемому нами – читатели из пятидесятых годов мира «Рассвета»? – перебил ее Ефремов. – Раз уж вы говорите именно о сегодняшних критериях и нормах – то есть современных советских. Было массовое недовольство общественным воспитанием в мире «Туманности», критика читателями именно этого момента?
– Откровенно ответить, Иван Антонович? – спросил Адмирал. – Насчет пятидесятых годов свидетелем не был, но кое-какую критику тех лет читал. Недовольства этим там не помню, хотя критиковали ваш роман много – но все за другое. А вот в мое время уже считали это самым слабым местом вашей теории, могу засвидетельствовать. В семидесятые-восьмидесятые, последние годы СССР, отношение к вашему миру «Андромеды» было скорее уважительным, но вот этот момент, с детьми, старались или вовсе не упоминать, будто и не было его, или писали в критике, ошибся классик, бывает. Ну категорически не вписывалось «общественное воспитание» в эпоху отдельных квартир и личных дач, когда «мое» считалось императивом. Можно это за массовое недовольство считать?
И добавил, чуть помолчав:
– Хотя можно и саму ту эпоху считать – как откат. После того, как нашим людям долго и принудительно навязывали общественное – а как пружина разжалась, то пошло все в обратную сторону, со страшной силой. Как, например, старики, муж и жена, обоим под восемьдесят, обменивали жилплощадь, большую комнату на Петроградке, на однокомнатную квартиру в Красном Селе – и какая радость, «наконец свое, не коммуна, дожили». Это при том, что всю свою жизнь они у них это чувство «мое» вытравливали, никогда у них отдельного жилья не было, а все казармы, бараки, коммуналка – а вот, оказывается, не вытравили, а лишь вглубь загнали.
– Ну вот видите, – ответил Ефремов, – выходит, что вы на самом деле призываете к соответствию нормам и критериям если не мира «Рассвета», где нет Советского Союза и социализма, то его прямого предшественника, когда все уже было заложено – не развитого коммунизма, а искривленного социализма. Что же касается сегодняшних норм, то вы, к примеру, знаете, что в Сибири и на Дальнем Востоке уже тридцать лет проводится именно политика общественного воспитания, схожая с той, которую вы критикуете: детей отсталых кочевых народов, таких как чукчи, конечно с согласия родителей, в семь лет забирают в государственные школы-интернаты, где они живут и обучаются, встречаясь с родителями только на каникулах. Просто потому, что невозможно иначе учить детей кочевников! Их семьи не способны дать им современное образование, а могут лишь научить той же жизни, которую отсталые кочевые народы вели веками. Конечно, семь лет – не один год, как в «Андромеде», но все-таки описываемая политика вполне подходит именно под те критерии, недовольство которыми вы высказываете. Однако наши советские граждане подобные методы обучения и воспитания детей отсталых народов только одобряют, ведь иначе дети вырастут неграмотными оленеводами, как и их родители. И действительно, исключительно благодаря такому подходу среди этих народов уже выросло новое поколение образованных современных людей! А вы – вы и в этом случае недовольны тем, что детей ради их образования разлучают с родителями в раннем возрасте? Считаете, что матери-чукчанки не должны позволять забирать у них детей в интернаты до совершеннолетия?
– Семь лет не один год, – произнесла Анна.
– Однако же у меня сложилось впечатление, что ваше недовольство вызывает факт расставания маленьких детей с родителями вообще, и вы тут не видите большой разницы между годовалым и семилетним ребенком, – подхватил Ефремов. – Что как раз вполне понятно. Конечно, можно привести аргументы за то, что родители семилетних детей легче перенесут расставание с ними, чем родители детей годовалых, но, к сожалению, вся эта аргументация хорошо действует, только когда речь идет о чужих детях…
– Иван Антонович, а я и не буду скрывать, что мне очень трудно было бы расстаться со своим ребенком и когда ему исполнится семь, девять, десять лет. Но главная проблема все равно не в этом! Просто есть такие вот данные из будущего мира «Рассвета»: коллективное воспитание детей после выкармливания – прямой путь к их невротизации. На восьмом месяце жизни малыши начинают бояться чужих взрослых, а при разлуке с матерью в возрасте от года до трёх лет наступает печаль и отчаяние – почва для будущей депрессии. Даже замена матери другим лицом, прекрасно осуществляющим уход, не в состоянии быстро унять эту скорбь. А у вас детей отдают на обучение в коллектив в возрасте года! После того, как ребенка год воспитывала мать – это будет для него психологическая травма! Да вы поймите, Иван Антонович, что такое этап социализации! Я уж столько педагогической и психологической литературы прочла. И говорю уверенно – в ранний период у маленького человечка закладывается основа жизни в обществе. Что есть не только он один и внешний мир, который надо покорять, брать оттуда, что хочется, – но и другие люди в этом мире, интересы и желания которых тоже надо учитывать, просить у них, уступать. Это лежит вне капитализма или коммунизма – чистая биология. И никакой воспитатель тут родителей не заменит – накормить, обогреть и обеспечить, чтоб выжил, сможет, а вот к этому приучить – нет! Проверено опытом – в названных выше примерах воспитатели ведь старались, работали. И выходил организм с психологией не человека, а зверя, который просто не умеет иначе чем «хочу – и беру свое». К шести-семи годам это уже формируется, и не случайно даже в Спарте из дома в шесть лет забирали, а не в годик. Ну а что до чукчанок – так, простите, основная масса советских людей живет не в чумах, охотясь на китов и моржей – а для того, чтобы работать на заводе, в НИИ или КБ, в колхозе, нужны совсем другие даже базовые навыки и знания, которые житель Москвы, или даже деревни под Рязанью, вполне получает дома, ну а для народов Севера приходится только так – хотя, конечно, и их родители любят своих детей не меньше нашего. Иван Антонович, я сейчас не только как мать, но и как ответственный советский работник говорю! Поскольку хорошо знаю наши реалии – когда вполне возможен дурной приказ сверху, или такая же дурацкая инициатива снизу, «идеал далекого будущего – воплотим сейчас». А вы же не просто книгу пишете, а Книгу коммунизма, образец для подражания, можно сказать!
– Полностью согласна, – сказала Лючия, – вот вы, товарищ Ефремов, своих детей на руках держали, когда им шесть месяцев, годик, два?
– Конечно, – улыбнулся Ефремов. – Вы уж меня совсем каким-то ненавистником семейной жизни представляете. А на самом деле я проводил с женой и сыном все свободное от работы время. Сначала, конечно, все же приходилось несколько месяцев в году пропадать в экспедициях, но после того, как сыну исполнилось три года, мы частенько ездили на раскопки уже всей семьей – жена у меня тоже ведь палеонтолог.
– Ну тогда должны же понимать – как дети к родителям тянутся, вовсе даже не по сознанию, а по какой-то высшей связи. И эту нить обрывать – да я просто не понимаю, как там родители этих «ювенальщиков» не убивали! Я бы пристрелила как собаку любого, кто попробует от меня моих детей отнять – и моя совесть была бы абсолютно чиста. Разумеется, я понимаю, что они вырастут и вылетят из колыбели. Но не так же, как у вас – в год! Скажите, вот вы себя с какого возраста помните?
– Лет с трех-четырех…
– Вот видите! А пишете, как мать к дочери в школу приехала – простите, но вот в этом эпизоде вы ошибаетесь, точно вам говорю! Потому что когда дочь вырастет, мать будет для нее всего лишь «эта тетя», одна из многих, не возникнет никакой родственной связи, и общаться будут как чужие. Даже если забирают в год, и видеться иногда дозволяют – как часто мать или отец смогут приезжать, раз в неделю на пару часов? А я не хочу, чтобы мои дети ко мне «на общих основаниях» относились!