А для этого прежде всего надо, чтобы сейчас не началась война.
Генерал де Голль, пока еще президент Франции.
Париж, 12 ноября 1953 г.
По улицам Парижа шли танки.
Вторая бронетанковая дивизия, сформированная осенью сорок третьего из солдат Еврорейха, попавших в русский плен на Днепре. Зимой сорок четвертого вместе с советскими войсками входила в освобожденный от нацистов Марсель, затем шла на Париж, не успела совсем немного. До сих пор имела боевым знаменем – то самое, пожалованное самим Сталиным, не трехцветное, а алое, украшенное знаком русского ордена, за освобождение Марселя. По чести, тогда ей пришлось лишь вступить в город, уже освобожденный Советами, – но раз сами русские решили дать части эту награду, значит, считали достойным? Ну а в самой французской армии дивизия имела прозвище днепровско-марсельской.
Давно уже в ее составе не было русских командиров (ротного и батальонного звена), и рядовой состав был уже послевоенного призыва, и русские танки Т-34 заняли места в музеях или ушли в мартены, сейчас по парижской брусчатке лязгали гусеницы «паттонов» – но одно осталось прежним. Каждого из старших офицеров дивизии Генерал не только знал лично, но и сам назначал на должность – а кто-то был и ветераном еще того зимнего наступления сорок четвертого года. Потому от этих офицеров и солдат можно было ждать предательства в гораздо меньшей степени, чем от любой другой части французской армии. Хотя после того, как американцы девять лет ногой открывали дверь в любой французский штаб, наверняка завербованные ими были и тут. Но они не посмеют бунтовать сейчас – поскольку большинство офицеров дивизии их не поддержит.
Колонны шли через Париж – замерший в молчании. Если ограничения передвижения вчера утром воспринимались парижанами как некое неудобство, то после взрывов на город опустился страх. И, что хуже, вечером с улиц куда-то исчезли военные и полицейские патрули – обязательно надо узнать, кто отдал такой приказ! – чем уже ночью воспользовались какие-то банды, грабившие магазины и вламывавшиеся в дома богатых парижан. А сейчас несколько раз де Голль видел в отдалении толпы под красными или трехцветными знаменами, тут же рассеивающиеся по дворам и переулкам при виде танков. Что ж, после мы наведем порядок – а пока надо обезглавить заговор!
Колонны шли на юго-восток, из Парижа в Венсенн. Тот самый Венсенн, на который в опусе «Кольер уикли» про воображаемую Третью мировую войну американский бомбардировщик сбросил атомную бомбу. И где в подвале Венсеннского замка в сороковом году была Ставка Главнокомандующего, маршала Франции Гамелена, ну а сейчас находился штаб ВВС и ПВО Центрального военного округа. А еще, по полученным сведениям, там в настоящий момент были генералы-заговорщики, трое из четверых. В колоннах были не только танки, но и мотопехота, и батареи 155-мм гаубиц – хотя де Голль надеялся, что ему не придется приказывать стрелять по бывшей резиденции французских королей.
Вот он, замок, – четырехугольник с башенками по углам, в центре высокая башня-донжон. Собственность французской армии – в воротах охрана, на стенах пулеметные точки видны. Сейчас там какое-то шевеление, и ворота не открывают. Кто там такой знаток уставов, тащите его сюда! Су-лейтенант, вы узнаете меня, своего Главнокомандующего? Нет, своему караульному начальнику доложите после.
Артиллерию разворачивать не потребовалось, охрана у ворот и на внешней стене сопротивления не оказала – младшие офицеры и простые солдаты не были сознательными участниками заговора, лишь подчиняясь приказам. Бронетранспортеры въехали во внутренний двор, и в замок вошла рота, командира которой де Голль проинструктировал лично. Можно было бы и дальше открывать все двери «именем президента» – но там у заговорщиков наверняка были верные им люди, и риск нарваться на пулю велик, а де Голль ощущал себя сейчас больше политиком, чем командиром поля боя. Ну вот, послышалась стрельба, даже пара гранат рванула – жалко, если будут напрасные потери, мотопехота танковой дивизии – это не штурмовые подразделения, что у русских и немцев специально обучены брать укрепрайоны и вести бой в помещениях – впрочем, и храбрые французы без всякой спецподготовки когда-то славно дрались в подземельях форта Во против элитных частей германской армии, а тут у мятежников не может быть больших сил. Но все же лучше не выходить из броневика – от случайных пуль никто не застрахован, и судьба, на площади Бастилии спасшая от смерти, сейчас может решить, что второй раз будет перебор.
Стрельба наконец стихла. Прибежал посыльный с докладом – мятежники сложили оружие. Де Голль вступил в замок в сопровождении личной охраны и еще взвода солдат. Внутри уже стояли «свои» посты, солдаты с трехцветными повязками, чтобы можно было отличать своих и чужих, в нескольких местах были видны следы боя – выбитые двери, поломанная мебель, следы пуль на стенах. И тела, уже оттащенные в сторону – с повязками и без. Но если бы завтра во всей Франции началась гражданская война, жертв было бы куда больше.
Де Голлю уже приходилось бывать в этом замке, еще в сороковом, на докладе у Гамелена, так что расположение помещений он знал хорошо. При немцах тут был, с весны сорок третьего, штаб ПВО Парижа, после освобождения Венсеннский замок так и остался за авиаторами. В главном зале на стене большой экран, как в немецком цирке Камхубера, куда выводятся данные, полученные с сети локаторов ПВО, развернутых вдоль восточной границы Франции, от Пикардии до Прованса. А у стены напротив под нацеленными стволами винтовок стояли на коленях, руки за голову, три десятка человек – в большинстве, просто операторы дежурной смены, но с правого края несколько офицеров в чине от майора и выше, а самыми крайними – трое генералов-заговорщиков, и еще кто-то, в американском мундире. Генералы Шалль, Салан, Жуо – Зеллер был на своем посту в Марселе. И военный атташе США.
– Ну, что, господа заговорщики, мятеж не может кончиться удачей, – произнес де Голль, – и этот замок имеет славную историю. Здесь во рву по приказу Наполеона был расстрелян герцог Энгиенский. Ну а в прошлую Великую войну – некая Мата Хари. Я полагаю, что традицию стоит поддержать – да и для вас это будет почетнее, чем суд со всеми формальностями, а затем гильотина. Месье, если вам есть что сказать в свое оправдание, то я вас слушаю. И другого случая вам может не представиться – вашими трудами, сейчас я очень занятой человек и иного свободного времени могу не найти. Тогда вам останется лишь излить свое откровение священнику на последней исповеди. Кстати, дозволяю встать с колен и руки опустить. Но убедительно прошу не делать резких движений – а то могут не так понять, и у моей охраны пальцы на спуске.
И заговорил тогда Рауль Салан – в послужном списке которого были обе мировые войны, а еще Индокитай, где он с сорок восьмого по пятьдесят первый был Главнокомандующим. Кавалер высшей степени ордена Почетного легиона, «великий офицер», а еще старый соратник де Голля по Сопротивлению, кого президент прежде искренне считал своим другом.
– Шарль, мы с тобой давно знаем друг друга, вместе воевали против немцев, я, как и ты, пережил не одну, а обе войны с ними. Поверь, я всегда считал тебя своим другом. Но сейчас ты выбрал не тот путь. Я, как и ты, готов сделать все, чтобы спасти Францию, но капитуляцией перед коммунистами этого не добиться! Я предупреждал тебя еще тогда, когда ты решил отдать Тонкин, я говорил тебе, что мы не сбросим балласт, а лишь получим легальный очаг коммунистической заразы у своих границ и покажем туземцам слабость белого человека. Ты не послушал меня и снял с поста – но кто в итоге оказался прав? Если мы сегодня уйдем из Индокитая – величию Франции конец. Уже и в Алжире кипит и вот-вот вспыхнет, и Марокко завтра вспомнит времена риффов – все прежде покоренные нами подумают: «Если это удалось вьетнамцам, отчего не выйдет у нас?» Сдадим красным Индокитай – это ничего не решит, не принесет покоя, а лишь разожжет все еще больше. Из мировой державы мы превратимся во что-то подобное Норвегии, о которую сейчас и русские, и янки ноги вытирают. А затем нас сожрут коммунисты – поднимут мятеж, и тут же с востока начнется вторжение, и тогда Франции придется выбирать, стать полем боя между коммунизмом и свободным миром, как в опусе «Кольер», или без боя идти в русский kolkhoz. Когда Петен в сорок втором выбрал позор, чтобы избежать войны, он получил в итоге и позор и войну. Черт побери, коммунисты уже взрывают бомбы на улицах французских городов – и это твоя вина, Шарль! Это ты решил, что с ними можно договориться – а для них это было не более чем перемирие для накопления сил, чтобы нас уничтожить. Но ты же не хотел ничего слушать, когда мы пытались, что-то тебе объяснить – поверь, что я не хотел твоей смерти, но другого выхода не оставалось. Мне жаль, что так вышло на площади Бастилии, наши боевые товарищи этого не заслуживали – могу сказать лишь, что эта кровь не на наших руках. Все брались устроить их люди, – тут Салан взглянул на американца, – нам лишь сказали, что твоя смерть будет быстрой, чистой и без лишних потерь, «а подробностей вам лучше не знать». Мы думали, что будет всего лишь один выстрел снайпера, как в «Кольер». Можешь приказать расстрелять меня, как герцога Энгиенского. Но помни – ты погубишь Францию, если не раздавишь коммунистов самыми жестокими мерами, не останавливаясь ни перед чем! Пусть будут концлагеря и газовые камеры, пусть будет жестокость, как к евреям в рейхе, пусть весь мир вопит в лицемерном возмущении – все это необходимо, чтоб нашу прекрасную Францию спасти!
– И, чтобы спасти Францию, ты спелся с американскими подонками?! – спросил де Голль. – Решил отдать страну уже им?! И много они тебе обещали?
– Шарль, ты не понимаешь! Не ты ли говорил, что ради борьбы с дьяволом иногда приходится вступать во временный союз хоть с чертями? Они лишь попутчики нам, во время войны мы с тобой ведь тоже принимали их помощь? Если тебя это утешит, то мы, хотя и обещали, вовсе не собирались выполнять их условия после того, как они помогли бы нам победить. Усмирить Индокитай – а после продолжить твой же политический курс, прекрасная Франция и «янки, вон!». И уж конечно мы отправили бы на гильотину всех, кто причастен к бойне на площади Бастилии. Начиная вот с этого, – снова взгляд на американца, – ведь этот мерзавец наверняка все знал! И здесь приказывал нам, как своим подчиненным… – тут Салан произнес виртуозное солдатское ругательство.