– Вот, что у нас положено за саботаж, – сказал русский. – Вас к следующей партии туда присоединить, или выйдете на работу?
Работа, по счастью, оказалась неподалеку от дома – ремонтировать железнодорожные пути, таскать шпалы и рельсы, подсыпать грунт. Месье Бриссон, непривычный к физическому труду, быстро стер руки до кровавых пузырей – но не смел протестовать, видя, как тех, кто плохо работает, а тем более возмущается, тут же хватают, уводят, и больше никто не видит их живыми. Клотильду и старшую из дочерей, Сару, мобилизовали в госпиталь, мыть полы и чистить уборные. Рабочий день по двенадцать часов, плюс один час политинформации, когда русский офицер, а чаще кто-то из местных коммунистов, в черном берете с кокардой и с красной повязкой на рукаве читал советские газеты – причем уклонение от политинформации считалось еще более злостным саботажем, чем плохая работа. Воскресенье считалось выходным – работать лишь шесть часов и политинформации нет.
– Труд даже из обезьяны сделал человека, – говорили русские, – не то что из буржуя. Перевоспитывайтесь, эксплуататоры, если хотите в новом мире жить.
Пришли в дом с обыском – забрали все ценные вещи. Оставили по одному костюму, одному пальто, одной паре обуви и две пары белья на человека – а остальное будет роздано нуждающимся. Также отобрали все запасы продуктов – вручив взамен карточки на питание, которые надлежало отоваривать раз в сутки, при комендатуре, по справедливой норме.
– Так сейчас все советские люди живут. Привыкайте, французики, это социализм. Зато у нас нет безработных и голодающих!
Одна отдушина была – спрятанный в подвале радиоприемник. Глубокой ночью все семейство Бриссон слушало «Би-би-си». Поскольку уже были сыты социализмом и мечтали о прежних временах, когда можно было работать не по принуждению, владеть всеми вещами, на которые хватит денег купить, и свободно поехать в соседний город или даже в Париж. Да и просто жить в своих домах – а то придумали «уплотнение», ладно, что к Бриссонам подселили приличных соседей, Картье и Дюранов, с этой же улицы, а не голодрань, прежде не имеющую даже своего угла.
А так как при этом секрет сохранить было трудно, то очень скоро радио по ночам слушали все три семейства. Собирались в темноте и тишине, как воры, со страхом оглядываясь на окна и двери. Боялись, но жадно слушали голос свободного мира.
Новости не обнадеживали. Русские захватили почти всю Францию – лишь возле Гавра, Бреста, Сен-Назера и Лориана еще оборонялись войска «свободного мира», прижатые к морю. Англия страдала от атомных бомбежек, пала Бельгия, но Дания еще держалась и в Атлантике шли морские сражения. Лондонское радио взывало к людям на оккупированных Советами территориях – не теряйте надежды! И вредите оккупантам чем можете.
Месье Бриссон так и не узнал, кто был неосторожен, как русские раскрыли их тайну. В одну из ночей в дом ворвались советские солдаты и из подвала выволокли всех – одиннадцать человек, в том числе шестерых женщин. Которые после увидели друг друга лишь на очных ставках и в самый последний день, когда всех вывели во двор.
Русские требовали от месье Бриссона признаться в шпионаже. Жестоко избивали, требуя открыть, кто еще состоит в их организации. Не слушали никаких оправданий – били снова и снова. И где-то в соседних камерах так же жестоко пытали его жену и дочерей.
Наконец их вывели во двор и поставили к стене, против взвода солдат с узкоглазыми азиатскими лицами. Сара лишь плакала, а Клотильда сказала: «Нас насиловали целой сотней – это звери, а не люди».
И в эту последнюю минуту месье Бриссон понял простую истину. Что к этой войне надо было готовиться – а не делать вид, что она меня не коснется, или не играть в неуместную фронду, отстаивая французскую свободу взамен единства всего свободного западного мира. Когда наши деды сражались под Верденом – их жертвы не были напрасны, проклятые гунны на нашу землю не пришли. Теперь же – кто выберет позор вместо войны, тот получит и позор, и войну.
Для того, чтоб коммунисты в Прекрасную Францию не пришли.
Так умирала прежняя Франция – страна рантье, жаждущих «свободы». Но в битвах рождалась и новая Франция – неотъемлемая часть свободного мира, умеющая подчинять общей политике свои интересы. Ради того, чтобы на ее прекрасную землю снова не пришли красные двуногие звери.
Франсиско Франко.
Бывший каудильо, а ныне канцлер Испанского королевства
Я был добрым католиком, хоть мне, как офицеру, а затем главе государства, приходилось убивать и приказывать убивать, начинать и заканчивать войны. Многие мои министры были членами Opus Dei, но когда меня о срочной аудиенции попросил кардинал, я удивился.
Кардинал процитировал известные всем строки из Откровения Иоанна Богослова и спросил, какое современное нам оружие это напоминает.
Также он напомнил, что эти «звёзды полыни» (кстати, звёзды и на их крыльях – пусть у одних красные, у других белые) летают над Францией и Средиземным морем. По сведениям, добытым инквизицией (а учёные колдуны сейчас опасные стали, того и гляди – сделают костёр на весь мир!), с американскими бомбардировщиками вот-вот случится какой-то инцидент, который может стать началом апокалипсиса. Нужно всеми силами принудить их хоть немного остыть, сесть на аэродром и за стол переговоров.
Через час после ухода кардинала я услышал, что случилось над Парижем. А затем мне позвонил американский посол…
Мадрид. Разговор по телефону
между послом США и Франсиско Франко
П.: Правительство Соединенных Штатов просит вас разрешить нашим самолетам приземлиться на вашей авиабазе в Виго.
Ф.: О каких самолетах идет речь, сеньор посол, – о тех, что над морем с атомными бомбами летают? Нет и еще раз нет! А если они так же «случайно» на Мадрид ее уронят? Напомню вам, что нейтральный статус нашей страны подразумевает – никаких чужих вооруженных сил, а тем более атомного оружия, на нашей территории в мирное время.
П.: К сожалению, в пределах досягаемости лишь ваша база Виго имеет полосу, на которую может сесть «миротворец».
Ф.: Обратитесь к своим британским союзникам. Уверен, они вам не откажут. Мальта совсем близко, а Гибралтар немногим дальше.
П.: К сожалению, на Мальте и в Гибралтаре слишком короткие полосы для В-36.
Ф.: Тогда свяжитесь с итальянцами. У них отличные аэродромы на Сицилии, построенные с помощью Советов – если оттуда русские реактивные бомбардировщики летают, то, наверное, и «Конвэйр» сесть сможет?
П.: Вы смеетесь? Наш самолет с атомным оружием, и на советскую военную базу?
Ф.: Я не понимаю, сеньор посол, что вы от меня хотите? У вас проблемы с французами, а Испания тут при чем?
П.: Позвольте разъяснить вам обстановку. У наших самолетов топлива осталось на пару часов полета. Хватило бы, чтобы до наших баз в Англии через французскую территорию долететь – но не хватит на полет над морем, вокруг вашего полуострова. На борту «миротворцев» атомные бомбы по пятьдесят килотонн, и если они попадут в море, с самолетами или без, результат будет катастрофичный. В лучшем случае радиоактивное загрязнение воды – и ваши рыбаки останутся без рыбы, а на пляжах Мальорки, Каталонии и Андалузии еще долго нельзя будет купаться. А в худшем возникнет волна цунами и ударит по вашему побережью – вам Лиссабон 1755 года напомнить? Предположу, что вам не нужно ни то, ни другое, потому позволить нашим самолетам приземлиться на ваших аэродромах – в наших общих интересах! Мы сохраним наши самолеты и бомбы, вы – ваше чистое море.
Ф.: Хорошо. Но приземление и пребывание ваших экипажей на испанской земле – исключительно на наших условиях. Они будут интернированы до окончания кризиса в американо-французских отношениях. И летят от границ наших территориальных вод до Виго в сопровождении наших истребителей, только по указанному воздушному коридору. И пусть ваши пилоты ни в коем случае даже не пытаются сбрасывать бомбы – это будет расценено нами как признак агрессии! Строго предупредите ваших летчиков об этом. Ну и конечно, материальная компенсация, размер которой оговорим после. Вам это подойдет?
П.: Ваша страна не слишком ли многого требует от Соединенных Штатов?
Ф.: Отнюдь не много. Вы сами признали, что ставите нашу страну в опасное положение из-за приближения к ее границам ваших бомбардировщиков. Мы хотим подстраховаться по максимуму, а также получить честную компенсацию за то, что, по вашей милости, отвлекаем на обеспечение общей безопасности ряд военных и гражданских служб страны от их обычной работы. Со своей стороны обещаю, что ни вашим экипажам, ни вашей технике не будет причинено никакого вреда, они будут надежно охраняться.
П.: Черт с вами, мы согласны. Но моя держава запомнит вашу недружественную позицию. И сделает выводы.
Ф.: Испания придерживается твердого нейтралитета, господин посол, что не есть недружественная позиция к кому-либо – мы лишь заботимся о своих интересах.
Роберт Хатчиссон, майор ВВС США,
командир экипажа В-36
Нас встретили при подлете к Мальорке. Шесть МиГ-15 с испанскими опознавательными знаками. Установили радиоконтакт, их позывной «Тореро-1», говорили на правильном английском. Пара летела впереди, указывая нам курс, а четверо пристроились у нас за хвостом.
Над Испанией наш эскорт сменился. «Миги» ушли, появились поршневые, Та-152, восемь штук. Но и «миги» еще трижды проходили мимо парами, в моем рапорте координаты указаны. Полет до Виго прошел без проблем, посадка была сложной, там полоса всего два с половиной километра, еще немцы строили, для В-36 с грузом, в обрез.
А затем от нас потребовали разоружиться, как положено интернированным. Мы протестовали, но нас не стали слушать. Нет, к нам не допускали никакого насилия, отвезли в приличную гостиницу, личных вещей не отбирали, кормили хорошо, и на второй день привезли американского консула. Но наш самолет мы увидели только через две недели! Все было в исправности, и нас заправили топливом – но у Блэйка, нашего бортинженера, было подозрение, что блоки локатора и радиоаппаратуры вскрывали. Да, протест мы заявили, но это не помогло.