Но предположение о том, что в Зеркале находится форма отражаемого предмета, все-таки абсурдно с точки зрения последовательного перипатетизма. Почему? Форма для перипатетика сущностна (в отличие от акциденции), и если допустить, что в Зеркале находится форма, нужно будет вынужденно признать, что Зеркало представляет собой чудесный инструмент, умножающий сущности. И количество форм конкретного Зайда (условное имя для субъекта. – А.И.) потенциально равно количеству Зеркал, имеющихся на Земле, плюс одна (форма самого Зайда вне соотнесенности с Зеркалом).
Обнаруживается курьезная параллель этим рассуждениям в исламском шариатском праве-фикхе (в его ханбалитской ветви). Авторитетный правовед Ибн-Таймийя не может согласиться с тем, что образ человека в Зеркале является свидетельством наличия человека, или, другими словами, отказывается признавать, что этот образ и есть человек. Так, если кто-то поклялся, что не видел Зайда, а при этом видел его облик {сура} в воде или Зеркале, то он не нарушил клятву, т. е. не обманул104. Ибн-Таймийя не был перипатетиком, и в этих рассуждениях, пожалуй, больше от аль-Аш‘ари, который говорил о том, что Бог может вложить любой образ в Зеркало вне зависимости от того, есть перед Зеркалом Зайд или его там нет105. Но смысл всех этих рассуждений сходится в одном – что-то сущностное в Зеркале не может быть. В Зеркале должно быть нечто другое.
Что же это? Один из ответов дают средневековые исламские энциклопедисты Чистые Братья в своих «Посланиях». В категориях физики-оптики и перипатетической метафизики они, рассуждая о зрении, пишут следующее. Поскольку свет переносит цвета, дающие представление о поверхностях {сутух}, человек познает посредством зрения акциденции {арад; аз-зат}, а не сущности106. С этими, в терминах философии, рассуждениями полностью совпадает то, к чему пришел теолог и правовед Ибн-Таймийя. Для него очевидно, что восприятия не воспроизводят в воспринимающем человеке воспринимаемый предмет со всеми его свойствами. Если бы было так, то восприятия {мудрак} находящегося вдалеке костра (т. е. образа {сура} огня) согревали бы человека, а от образа снега на вершине далекой горы ему становилось бы холодно. Для объяснения различия между внешним предметом и его образом в восприятии человека опять-таки привлекалось Зеркало. И, как утверждает Ибн-Таймийя, «то, что находится в зеркале, не соответствует {ляйса мумасилян} в реальности и по размеру тому, что существует вне [зеркала]». Вовне существует тело (небо, человек, Солнце и т. п.), а в Зеркале – акциденция {арад}. То же самое и в зрительном восприятии. В нем наличествует только акциденция, зависимая от постигаемого предмета, а предмет является отдельным самостоятельным предметом {айн ка’има}, который можно увидеть или постигнуть {би-нафсиха} сердцем107. Но это ничего не добавляет к приведенным выше рассуждениям о несущности того, что находится в Зеркале. Требовалась какая-то развязка, которая бы и позволяла описать образ в Зеркале как претворенную форму вещи [Головоломность этой задачи проистекала, кроме всего прочего, из многозначности употреблявшегося термина сура, обозначавшего и образ, и форму, не говоря уж о других значениях.].
В дополнение к материи и форме вводится новая категория. У аш-Шахрастани это знак формы. У Ибн-Сины – тоже знак: форма, будучи связана с материей, является формой (или природной формой), а если она чистая (очищенная от материи) – то она знак {мисаль}108. Аль-Газали в трактате «Ступени Святости, или Пути познания души», рассуждая о Зеркале, различает три вещи – во-первых, это само Зеркало, во-вторых, форма отдельного предмета и, в-третьих, возникающий в Зеркале знак {мисаль} формы предмета109. У Ибн-Рушда очищенность от материи в Зеркале глаза, как мы видели выше, тоже приводит к возникновению духовной формы, которая свидетельствует о предмете, или обозначает его знаком.
Постижение реальности/ истины через цельнообразные знаки зеркала мира
Скажи: «Всякий поступает по своему подобию, и Господь ваш лучше знает тех, кто прямее дорогой».
Очевидна подразумеваемая в рассуждениях Ибн-Рушда идея о том, что Зеркало (или система Зеркал) работает как фильтр, одуховляющий форму и тем самым отбрасывающий некие грубые фракции этой формы. (Глаз тоже оказывается своеобразным фильтром тонкой очистки.) Трудно сказать, чего больше в этом допущении – уверенности в том, что Зеркало действительно что-то отфильтровывает, или же воздействия ассоциативного ряда арабских слов: ясное в приложении к Зеркалу – чистота {сафия}, прозрачность, ясность — глагол очищать, фильтровать {сафа’; саффа}. Но надо помнить, что приведенные выше рассуждения Ибн-Рушда при всей их наукообразности спекулятивны и в целом построены на приписывании Зеркалу (в том числе – Зеркалу-глазу) неких свойств. И при этом надо также держать в памяти, что результатом фильтрации является знак {мисаль}.
Предшественник Ибн-Рушда аль-Газали спекулятивно описывает тот же процесс фильтрации, но называет его иначе – очищение, или абстрагирование [таджрид, первое значение – обнажать (напр., обнажать меч – джаррада сайфап), снимать (кожицу, кожуру); это слово стало также означать абстрагировать.], что вовсе не означает расхождения в этом пункте между этими двумя мыслителями просто они употребляют разные слова, обозначающие один и тот же спекулятивно реконструируемый процесс. В трактате «Ступени Святости» он разъясняет читателю: «Знай, что постижение {идрак} есть принятие формы {ахз; сура} (или образа. – А.И.) постигаемого.
Иначе говоря, постижение это принятие знака реальности/истины {хакика} вещи, но не внешней реальности/истины [как таковой], ибо не внешняя форма (или образ. – А.И.) оказывается {хулюль} в постигающем, но ее (внешней реальности/истинности. – А.И.) знак.
И, таким образом, ощущаемое в действительности {би-ль-хакика} – не то, что находится вовне {фи-ль-харидж}, но то, что возникло в виде знака {тамассаля} в ощущающем. Внешнее – это то, от чего происходит отъятие чувственно воспринятого {унтузи‘а; махсус}, а чувственно воспринятое то, что оказалось во вместилище {халль от хулюль} и стало чувствоваться. И не имеет смысла [говорить о] его чувствовании без того, чтобы оно (ощущаемое. – А.И.) не оказалось в нем (вместилище. – А.И.) и не отпечаталось в нем. Так же и постигаемое разумом {ма‘куль} — это знак реальности/истины, запечатленный {хакика} [как след {муртасим}] в душе…»110.
И после этих разъяснений аль-Газали описывает процесс очищения-абстрагирования знака от тех посторонних дополнений и буквально покрывающих {гашия} его своего рода оболочкой акциденций (размера, качества, места, положения). Чувство, представление {хисс; хаяль}, воображение, разум {вахм; акль} — на этих степенях происходит очищение (абстрагирование), в результате которого образуется некая универсальная идея {ма‘на кулли}, которая не меняется из-за того, что различны конкретные вещи {ашхас, ед.ч. шахс}. Например, человек – живой и разумно говорящий {натик}. Та же логика с динаром. Абстрагированный знак одного динара может быть, по мнению аль-Газали, знаком всех динаров. Этот интеллигибельный результат – так же как и чувственное восприятие – представляет собой знак {мисаль} реальности/истинности, из чего должно бы следовать, что знаки градуализированы по степени очищенности-абстрагированности, т. е. более очищенным являлся бы интеллигибельный знак, а менее очищенным – чувственный111.
В бытии {вуджуд}, под которым аль-Газали подразумевает в данном контексте, по-видимому, тварное существование в дольнем мире, реальность/истина существует только с посторонними дополнениями – предполагается конкретно. И тут аль-Газали высказывает важное соображение, которое меняет ракурс рассмотрения проблемы. И, если уж говорить прямо, не очень стыкуется с приведенным выше соображением об универсальной идее. Мы со своими спекулятивными привычками, сформированными на основе аристотелевской логики, ждем, что аль-Газали станет рассуждать о частном и общем по типу: вещи существуют как частные и объединяются (или могут быть объединены) в роды, все члены которых обладают одними и теми же существенными свойствами, и т. п.
Но он говорит иное. О реальности/истине в бытии нельзя сказать, что она частная или общая {хасса; амма}. Если бы человек был общим, то тогда частный Зайд не был бы человеком. А если бы человек был частным и Зайд был бы человеком потому, что он Зайд, то тогда Умар не был бы человеком, т. к., если что-то присуще отдельной вещи, оно отсутствует у другой вещи112. Этот пассаж может быть труден для понимания [Это беспокоит и самого аль-Газали, который при переходе к следующему блоку говорит, обращаясь к читателю: «Если ты понял это, то далее знай же, что…»]. Здесь прорывается на поверхность внутренний спор исламских мыслителей с аристотелевской логикой. Они, как аль-Газали в рассмотренном отрывке, пытаются вырваться из тисков этой формальной логики, которую они осознают как в чем-то неверную и чуждую и, даже пользуясь ею как бы через силу, пытаются предложить иные развязки проблем познания.