– Еще бы! Ты же рекламировала колбасу и сосиски. И надо сказать, в то время еще не косила.
– Замолчи, хамло! Ты оскорбляешь не меня, а Далиду. Легкое косоглазие прибавляет женщине шарма. Взгляд становится загадочным.
– Из монахинь – в «мисс Маечка в облипочку», серьезный разворот карьеры, – не мог не посмеяться Ким.
Экс-мисс Маечка пропустила его замечание мимо ушей.
– Мне хотелось двигаться дальше. Я хотела стать актрисой. Стала ходить на кастинги. И дело у меня пошло. Я стала работать в кино.
– Порно, – уточнил Орландо.
– Эротическом, – поправила Эсмеральда. – Если не знаешь, деревенщина, то это разные вещи. Мне уже было известно: хочешь преуспеть в седьмом искусстве, немножко обнажись.
– Как только не облапошивают зеленых дурочек! Но я уверен, Кассандра не попалась бы на эту удочку.
Эсмеральда пожала плечами:
– Так начинала не одна великая итальянская актриса. Но лично я никогда не снимала перед камерой трусов. Могу поклясться, что ни один оператор не видал моей киски. И я никогда не расставалась со своим крестиком.
– На голой груди крестик выглядит особенно соблазнительно, – поддел Рыжую Орландо.
– Может, и вы видели какой-нибудь из моих фильмов, мадемуазель?
Теперь она называет меня мадемуазель. Я уже не малявка, не Золушка, не Спящая Красавица и не паразитка. Если я скажу «смотрела», она будет меня обожать. Но она тут же спросит, какой именно. Ей так хочется выглядеть значимой, достойной любви и восхищения.
– «Свободная женщина» Франко Маньяно?
Кассандра покачала головой слева направо, справа налево в знак отрицания.
– «Без комплексов» Тонио Росси?
– Тоже нет, очень жаль.
– «Осень на Ибице»? «Мужчина в серой шляпе»? «Друзья полнолуния»?
Огорченная Эсмеральда махнула пренебрежительно рукой, давая понять, что невежество Кассандры не имеет никакого значения для ее дальнейшего рассказа.
– Одним словом, я стала видной актрисой. Меня даже поместили на обложке и постере-вложении французского «Плейбоя». В статье журналист написал – я цитирую, – что «к именам Джины Лоллобриджиды, Софи Лорен, Клаудии Кардинале теперь можно прибавить еще и Эсмеральду Пикколини, согревшую своей жаркой красотой итальянское кино». Да-а, было поколение мужчин, которые, засыпая, грезили обо мне и шептали мое имя: «Эс-ме-ральда».
– Вау, тебя боготворили дальнобойщики и прыщавые подростки. Они, глядя на тебя…
– Не опошляй все грязными словами!
– Не волнуйся, мы знаем: ты была звездой. Продолжай, рассказывай свою историю, – подбодрил Герцогиню Напраз.
– Хотя ты не снялась ни в одном нормальном фильме, где героине не нужно раздеваться, – напомнил рыжей Орландо с насмешливой улыбкой.
– Зря ты так думаешь! В «Судьбе Корали», психологической драме французского режиссера новой волны Жан-Шарля де Бретиньи, где я должна была сниматься, никаких раздеваний не предполагалось.
Кассандра, похоже, не знала и этого режиссера.
– Мне надо было выучить наизусть целых сорок строчек текста, дорогой Барон! Три недели съемок, и ни полоски голой кожи! С этим фильмом я могла бы подняться на сцену Каннского фестиваля!
Голос Эсмеральды замер, она мысленно созерцала свой триумф.
– И где же произошло досадное недоразумение?
Бывшая актриса почесала себе грудь, и тут же яростно зачесались все остальные.
– Во время съемок Жан-Шарль попросил меня поужинать с людьми, которые, как он сказал, очень важны для финансирования фильма. Люди оказались мужиками с крашеными волосами и перстнями на толстых пальцах. За столом я была единственной женщиной и мигом сообразила, с чьей помощью Жан-Шарль собирается заставить своих друзей раскошелиться. К концу ужина они напились, и один из них попытался меня облапать. А я ему всадила в живот вилку. И еще располосовала рожу первому ассистенту, который вздумал меня успокоить.
– А ты, видать, тоже вспыльчивая, – задумчиво сказал Ким, поправляя синюю прядь.
– Нет, вы только подумайте! Я столько снималась в категории «Б», и никаких инцидентов не было! А как дошло до серьезного кино, нате вам, «нежелательный инцидент».
– Рыжая не все тебе рассказала. На крики примчались другие актеры, на выручку, так сказать, собрата, так Герцогиня двоих из них тоже вилкой проткнула и одного вроде бы серьезно.
– Налетели статисты, из тех, что из кожи вон лезут ради жалкой рольки. А я что? Я оборонялась. Необходимая оборона, не больше. Вы представить себе не можете, до чего эти статисты подлые! За роль убить могут!
– Скажешь тоже, Герцогиня! А я уверен, ты могла бы все миром уладить, – настаивал Орландо. – Показала бы сиськи, и все бы разом успокоились.
Эсмеральда не ответила, погрузившись в воспоминания.
– Полиция, как назло, мигом примчалась. А кино мы снимали не так уж далеко отсюда, вон там, немного севернее. Я ноги в руки и убежала от всех от них и спряталась в этой земле обетованной. Тут меня встретили цыгане, приютили на ночь, а наутро сказали, что у них живет один славный парень, но тоже с проблемами, и почему бы нам с ним не зажить семьей. Цыгане меня познакомили с парнем – толстяк блондин с бородкой и длинными сальными волосами лежал на мешках и пил водку.
Орландо почесал бороду и признался:
– Ей-богу, на меня как озарение снизошло. Сразу подумал – вот это женщина…
Помолчал и закончил фразу:
– Которая долго мне будет портить жизнь!
Напраз и Ким закивали в знак понимания головами.
– Понятное дело, у тебя был шок: впервые увидел порядочную женщину, а не шлюху, – подтвердила Эсмеральда.
– Жизнь моя изменилась, это точно. И на женщин я стал смотреть по-другому.
Эсмеральда опять кивнула:
– Мы с Орландо стали изучать свалку. Как Адам и Ева, которых изгнали из рая и которые понемногу осваивали новый мир.
Адама и Еву я представляла себе по-другому.
– Вау! Из рая отбросов, если вы, конечно, понимаете, о чем я, – уточнил Напраз.
– В конце концов, мы набрели на этот угол, – вмешался бывший легионер. – Долину, окруженную мусорными горами и шинами, которые ее прячут. С запада от цыган ее отделяет кладбище машин, а с востока от албанцев – технологические отходы. Идеальное место.
– И как Ромул и Рем взялись за строительство Рима, так мы обозначили границу и построили первые жилища. А потом заложили проспект Елисейские Поля.
– Вы стали жить семьей? – спросила Кассандра.
Эсмеральда негодующе отбросила прядь волос.
– С этой жирной проспиртованной свиньей? Да лучше сдохнуть! Он попробовал делать мне авансы, но я сразу дала ему под зад коленкой, прояснив свою точку зрения. А потом добавила ясности туфлей на шпильке.
– Герцогиня не любит экивоков, – признал Орландо, скривив рот.
– Мы сразу построили себе отдельные хижины. Мы были, так сказать, друзьями по несчастью. И решили, что, объединив свои таланты, сможем обеспечить себе выживание.
У них и язык особенный, книжные слова они смешивают с уличными, вульгарными.
– Вообще-то ты любишь Орландо, – заявил Напраз. – Но не решаешься сама себе в этом признаться. Ты ведь давно не танцевала «танец зебр», нголо, а, Эсмеральда?
Эсмеральда взяла бутылку, отхлебнула большой глоток и рыгнула. Потом запустила бутылкой в Напраза, тот мгновенно пригнулся, и бутылка со звоном разбилась вдалеке.
– Негде взять хорошего партнера. Красивые парни обычно дураки. Умные – уроды. А умные и красивые – геи.
Киму понравилось заключение Эсмеральды, он его записал.
– А если говорить начистоту, не моя вина, что я не люблю секса. Не по мне это занятие. Суют отросток с жесткими волосами вокруг, с дурным запахом в мокрую дырку, которая пахнет еще хуже, и трясутся в самых что ни есть дурацких позах. Животные бы такого постыдились, честное слово. Как представлю, с души воротит! Неужто я собственным своим розовым язычком оближу вонючий рот этого алкоголика? Неужто раздвину ноги, чтобы он засунул свою жалкую фитюльку меньше пальца в мою священную щель? Не возражай, Барон, я сто раз видела тебя голышом, у тебя там и посмотреть не на что! Позволить, чтобы этот боров на меня навалился, давил меня, душил и в конце концов выдавил каплю слизи в мою… Ну уж нет! У меня есть чувство собственного достоинства! Секс – занятие не по мне!
– Кто тебе говорит о сексе? Я тебе говорю о любви, – возразил Напраз.
– Значит, я не люблю любовь. Не забудь, что я хотела стать монахиней. Это мое призвание и моя истинная судьба. А дорогой случился крюк. С сексом у меня были только неприятные хлопоты.
Бывшая «мисс Майка» поправила солидной величины золотой крест, лежавший на ее пышной груди.
– А если я вдруг и собиралась заняться глупостями, то тут нам на голову свалился верзила Напраз. Давай, твоя очередь исповедоваться, третий гражданин республики.
Этого флегматика занесла сюда несчастная случайность.
Пожилой африканец стал устраиваться поудобнее. Он снял туфли без задников из зеленой кожи, протянул ноги к огню, достал из кармана длинную пенковую трубку с чашкой в виде головы пирата, раскурил ее и сделал несколько глубоких затяжек.
– А я… Меня привели сюда вороны.
Он сделал еще одну затяжку и начал свой рассказ.
– Я родился в маленькой уютной деревеньке среди саванн Сенегала. Но это не важно, страна не имеет значения, главное – это племя и вера. Я волоф. Среди нас, волофов, девяносто процентов мусульман, десять – христиан и сто процентов – анимисты. Если вы, конечно, понимаете, о чем я.
– Убедительная статистика, – высказался Ким.
– Мое полное имя Напраз Ваде.
– Расскажи, откуда взялось твое имя, – попросил Орландо. – Интересная история.
Африканец пожал плечами, словно бы смутившись, но потом снова заговорил:
– Н-ну… Напраз – это сокращение, означает «Национальный праздник 14 июля». Мои родители любили все французское и решили выбрать мне французское имя, у них был календарь, они увидели там сокращение «нац. праз.» и решили, что это имя. Я к нему привык, оно мне нравится.